Дата «6 мая» на наших глазах входит в российскую историю. Процесс против узников 6 мая и «дело Навального» обозначают новый ее поворот. Чтобы понять смысл этого поворота, надо чуть вернуться назад и чуть-чуть заглянуть оттуда вперед.
Я прекрасно помню разговоры от «источников в администрации президента», в которых неизменно специальным доверительным тоном повторялось, что «дело Ходорковского — это исключительный случай». Ходорковский, мол, нарушил неформальный договор. И мол, убрав эту занозу, мы заживем новой гармоничной жизнью, где государство будет делать свое дело, а бизнес – свое.
Пиарщики от администрации имели в виду, что Путину, мол, решил непременно посадить конкретного Ходорковского, поэтому того посадят при явно недостаточных доказательствах вины. Но это, дескать, не будет распространяться на других, не затронет системных отношений государства и бизнеса.
Все оказалось ровно наоборот. Пиарщики имели в виду, что то, что Ходорковский сидит, не значит, что будут сажать других бизнесменов. Реальный же итог дела Ходорковского выглядел так: «если уж Ходорковский сидит, то неужели ты думаешь, что мы тебя не посадим?»
Дело Ходорковского открыло целую эпоху силового передела на российском рынке, осуществляемого от имени государства. Главный итог его состоял не в том, что некий конкретный олигарх сел в тюрьму, а в том, что «никто не лучше Ходорковского». То есть в утверждении нормы, согласно которой любой бизнесмен – это клиент тюрьмы. И для его посадки не надо почти ничего, кроме желания людей в украденных погонах, действующих от имени государства.
Именно принцип размывания доказательства, его необязательности и вмененной вины стал сухим остатком «дела Ходорковского», который вошел в системную практику силовых органов. И «дело Ходорковского» обозначило символическую и бесповоротную победу силовика над бизнесменом. А бизнес стал поляной кормления силовика, его вотчиной.
Дело узников 6 мая и дело Навального предстают нам абсолютно ясными в своем историческом значении под этим прожектором. Если процесс Ходорковского, как оказалось, был про то, что любой бизнесмен может оказаться в тюрьме, то сухой смысл двух этих процессов состоит в том, что любой гражданин может оказаться в тюрьме. И для этого не надо почти ничего, кроме желания людей в погонах и мантиях. «Если Навальный сидит в тюрьме, неужели ты думаешь, мы тебя не посадим?»
Так называемые «процессы» узников 6 мая и Навального – это новая, системная атака против самой сути правосудия. Утверждение новой нормы необязательности доказательства для того, чтобы отправить человека в тюрьму на основании вмененной вины.
И в этом смысле лишь наказанием и неким общим смягчением нравов, но ничем принципиально не отличается это правосудие от сталинского, нквдэшного. Красивое слово «преюдикция», за которое как за нефтяную скважину уцепилось новое «правосудие», не должно скрывать простой ежовско-вышинской сущности стоящего за ним механизма: это просто признательное показание, не подтвержденное доказательствами, которое затем используется в качестве доказательства вины третьих лиц. Та же самая модель: «донос – особая тройка – приговор».
Процессы против «врагов народа» строились на предположении о существовании заговора против советского строя. Огромного и в полном своем объеме невидимого. А дальше уже было делом фантазии следователя – интерпретация тех или иных деяний и слов гражданина как части и улик этого заговора. В свою очередь становящихся «доказательством» его существования.
Так же устроено большинство обвинений узников 6 мая. Если были массовые беспорядки, то значит тот или иной крик или действие человека на площади становятся уликой участия в этих беспорядках. Эти крик или действие рассматриваются не с точки зрения совей непосредственной общественной опасности, а с точки зрения общественной опасности вмененного «большого преступления». И одновременно – становятся доказательством, что вмененное преступление имело место.
Семья «6 мая». Родственники — об «узниках Болотной»
Но не надо думать, что тех, кто не был на площади, это не касается. Как это было и в случае Ходорковского, главным следствием таких процессов является не наказание конкретных лиц, а утверждение новой нормы взаимоотношений между гражданином и государством. Становится приучение общества к абсурдным фабулам обвинения и отсутствию доказательств как новому принципу. Как и в случае Ходорковского, от этих процессов останется схема, которая будет затем многократно воспроизведена.
Еще одна сверхзадача таких процессов состоит в приучении граждан к неотвратимости несправедливости. Осознание неотвратимости несправедливости подавляет способность общества к сопротивлению и кооперации в противостоянии ей. И это есть один из главных социально-психологических механизмов террора.
Конечно, сегодня не 37-й год, и люди, запускающие эти механизмы, не думают о массовом терроре. Они защищают не идеологию, не претензии на мировое господство. Они защищают коррупцию, т.е. право бесконтрольно распоряжаться огромными ресурсами и распределять их среди своих сторонников. Проблема в том, что коррупция эта приобрела сегодня в России такой размах, что грозит критической девальвацией и тотальным обрушением основ публичного и частного права.
А что такое девальвация и обрушение права? Это повсеместное замещение его правом силы.
На выходе вы получаете не отлаженную централизованную систему ГУЛАГа. Вы получаете даже не то, что подразумевают люди, запускающие этот процесс. Вы получаете быстрый рост децентрализованного насилия, утверждающего себя как новое право. Получаете нечто известное по кинофильмам о жизни некоторых африканских государств и рассказам про жизнь некоторых территорий на Северном Кавказе и вблизи него.
Du marais au KGB, de la Loubianka à KuschevkaPourquoi aller le 6 mai à Bolotnaya La date "le 6 mai" en face de nos yeux, c'est l'histoire russe. Les poursuites contre les prisonniers du 6 mai et le «cas vrac" se réfère à sa nouvelle tournure. Pour comprendre les implications de ce changement, il est nécessaire de remonter un peu et nous nous réjouissons à partir de là. Je me souviens de parler des «sources dans l'administration présidentielle», qui a toujours été spécialisée dans un ton confidentiel a répété que "l'affaire Khodorkovski - c'est un cas exceptionnel." Khodorkovski, disent-ils, a rompu un accord informel. Et ils disent retirer cette épine, nous allons commencer à vivre une nouvelle vie harmonieuse, où l'État fera l'affaire, et l'entreprise - la sienne. Gens des relations publiques de l'administration avaient à l'esprit que Poutine, disent-ils, a décidé de mettre un certain Khodorkovski spécifique, de sorte que sera mis en évidence nettement insuffisant de culpabilité. Mais cela, disent-ils, ne s'applique pas à l'autre, le système ne sera pas affecter les relations entre l'Etat et les entreprises.Tout s'est exactement le contraire. Personnes de PR avaient à l'esprit que le fait que Khodorkovski, ne signifie pas que mettra d'autres distributeurs. La vraie issue de l'affaire Khodorkovski était la suivante: "si vous avez vraiment Khodorkovski, alors pensez-vous vraiment que nous n'allons pas lui mettre?" L'affaire Khodorkovski a ouvert toute une époque de redistribution du pouvoir sur le marché russe, menée pour le compte de l'Etat. Le principal résultat que ce n'était pas le fait qu'un oligarque emprisonné particulier, et que «nul n'est mieux Khodorkovski." C'est, dans l'approbation de la règle selon laquelle tout homme d'affaires - un client en prison. Et il n'est pas nécessaire pour s'adapter à presque tout, sauf le désir des gens dans l'uniforme volé, agissant pour le compte de l'Etat. C'est le principe de la preuve de l'érosion, son manque de fiabilité et de culpabilité imputée devenus solides "affaire Khodorkovski", qui est entré dans le système de la pratique des organismes d'application de la loi. Et "l'affaire Khodorkovski" a marqué la victoire symbolique et irrévocable sur affaires Enforcer. Une entreprise est devenu l'homme fort de l'alimentation de compensation, son fief. Le cas des prisonniers du 6 mai et traiter apparaissent Navalny pour nous tout à fait clair dans sa signification historique en vertu de ce spot. Si le Khodorkovski, comme il s'est avéré, était le fait que tout homme d'affaires peut finir en prison, puis sèchent le sens de ces deux processus est que tout citoyen peut être emprisonné. Et il n'a pas presque tout, sauf le désir des gens en uniforme et robes. «Si Navalny est en prison, pensez-vous vraiment que nous n'allons pas lui mettre?"Les "traitements" prisonniers dits du 6 mai et Navalny - Une nouvelle attaque systématique contre l'essence même de la justice. Adoption de la nouvelle preuve de l'optionalité standard pour envoyer un homme en prison sur la base d'une culpabilité imputée. En ce sens, une pénalité et un certain assouplissement général des mœurs, mais ne diffère pas fondamentalement de la stalinien lui rendre justice, nkvdeshnogo. Belle mot «preyudiktsiya", pour laquelle les deux puits de pétrole verrouillée nouvelle «justice» ne doit pas cacher le simple fait de mécanisme Yezhov-Wyszynski derrière elle: c'est juste une confession, étayée par une preuve, qui est ensuite utilisée comme preuve contre des tiers. Le même modèle, «une dénonciation - une troïka spéciale -. Le verdict" Procès contre les «ennemis» ont été construits sur l'hypothèse de l'existence d'un complot contre le système soviétique. Énorme et sa pleine mesure invisible. Puis ce fut une question d'imagination de l'enquêteur - l'interprétation de certains actes et les paroles d'un citoyen et en tant que partie de la preuve de la conspiration. À son tour, devenir une «preuve» de son existence. Il est également conçu la plupart des accusations de prisonniers le 6 mai. S'il ya eu des émeutes, cela signifie que l'un ou l'autre personne cri ou agir sur le carré de preuve participent à ces émeutes. Ce cri ou de l'action n'est pas considéré du point de vue de Sovey danger immédiat pour la société, et du point de vue du danger public imputé «grande criminalité». Et dans le même temps - sont la preuve que le crime imputé eu lieu.Famille ", le 6 mai." Parents - des «prisonniers de marais" Mais ne pense pas que quiconque n'était pas dans le carré, n'est pas concerné. Comme il était dans le cas de Khodorkovski, la principale conséquence de ces processus n'est pas de punir des individus spécifiques, et l'approbation des nouvelles règles de la relation entre le citoyen et l'État. La société devient habituer aux allégations absurdes de l'intrigue et le manque de preuves comme un nouveau principe. Comme Khodorkovskiy, ces processus seront un circuit qui sera ensuite reproduite à plusieurs reprises. Une autre tâche importante de ces processus est d'habituer les gens à la fatalité de l'injustice. La réalisation de l'inévitabilité de l'injustice inhibe la capacité de la société à résister et à la coopération dans la confronter. Et c'est l'un des principaux mécanismes sociaux et psychologiques de la terreur. Bien sûr, ce n'est pas le 37e année, et les personnes qui gèrent ces mécanismes ne pensent pas de la terreur de masse. Ils ne protègent pas l'idéologie, ne prétendent pas à la domination du monde. Ils protègent contre la corruption, à savoir le droit de disposer de vastes ressources non contrôlés et de les distribuer parmi leurs supporters. Le problème est que cette corruption en Russie aujourd'hui a acquis une telle ampleur qui menace la dévaluation critique et l'effondrement total des fondations de droit public et privé.Et quelle est la dévaluation et l'effondrement de la loi? Il s'agit d'un remplacement universel par la loi de la force. Sur le chemin vous n'obtenez pas de système centralisé bien ajusté du Goulag. Vous n'obtenez pas ce que les gens veulent dire qui déclenchent le processus. Vous obtenez une croissance rapide de la violence décentralisée, s'affirmant comme un nouveau droit. Vous obtenez quelque chose de connu pour les films sur la vie de certains pays africains et les histoires de la vie de certaines régions du Caucase du Nord et à proximité.
