О движении сопротивления или диссидентах

Мало литературы на эту тему. Есть воспоминания его участников, преимущественно жертв сталинизма. Я буду говорить о послевоенном движении сопротивления. О нем мало обзорных, осмысляющих трудов. Могу назвать книгу Людмилы Алексеевой “История инакомыслия в СССР”, написанную еще в Америке в 83 и, вышедший уже в 90-ые сборник“Самиздат” в С-Петербурге. Это книги справочного типа. В современной публицистике диссидентство присутствует, кажется, своим отсутствием, затянувшейся и загадочной фигурой умолчания. Скажем, редакция “Звезды” вычеркивает из предисловия к отрывкам из “Одного политического процесса”, книги воспоминаний борца с советским режимом, абзац о диссидентах в сегодняшней жизни. Это слишком затянувшаяся минута молчания. Ее полезно прерывать.

Обывательское мнение о диссидентах часто таково: им тоже верить нельзя! Да, раньше они страдали, но сейчас врут и глупят как и все остальные. С другой стороны, обыватель видит в них немножко дурачков. Скажем, ведущий “Часа пик” высказался о Листьеве: “Он был не дурак, он умел найти компромисс с властями”. С этими пошлостями  мне нет нужды спорить. Интересней высказывания людей выдающихся. Эрнст Неизвестный пишет, что никогда не был диссидентом, потому что диссиденты - разрушители, а он - творец. Солженицын сказал, что от диссидентов его отделяла их лояльность советской конституции, и он не был диссидентом, потому, что в отличии от них в не принимал советского строя вообще и его конституции в частности. Не буду выяснять, кто из этих гениев верней характеризует диссидентов, но очевидно - они противоречат друг другу. По Неизвестному диссиденты слишком нелояльны, а по Солженицыну - слишком лояльны советскому режиму. Интересно, что оба этих Мастера воспринимались обществом в 70-ые как диссиденты. О чем эта разноголосица свидетельствует? О том, что какой-то единой идеологии диссидентства не было.

Не борцы с режимом, не диссиденты назвали себя “диссидентами”. Это Советская власть и ее подручные инженеры человеческих душ (в обиходной речи- журналисты) нацепили такую метку на всех, активно несогласных с советской действительностью. Слово, как говорил мой отец “Шипучее, иностранное, непонятное и страшное”, поэтому власти так назвали своих противников. А те, кого так назвали, не стали спорить и мрачно шутили о “сидентах” и “отсидентах”. Кстати и Р.И.Пименов и А.Д.Сахаров предпочитали называть себя “вольномыслящими”. Пришла пора отбросить это слово “Диссидент” и говорить о Движении Сопротивления. Сегодня есть свобода слова, и чем точней мы будем словом пользоваться, тем дольше ее сохраним.

Движение Сопротивления зарождается после войны. И до войны, разумеется, не все жертвы сталинизма были безвинны перед советской властью, некоторые, как Д.Панин изо всех сил пытались найти возможность активного сопротивления режиму, но их ориентиры и надежды были на эмиграцию, на бывшие в ней антибольшевистские силы. Эти настроения можно назвать контрреволюционными. Были попытки терактов. Были “внутренние эмигранты” в литературе и науке, были наконец верные Православной Церкви и других конфессий - катакомбы, в которых люди скрывали душу. Но стремления заменить, преобразовать общество, не в мечтах одиночки, а совместном движении (хотя бы еще лишь словесном) - после уничтожения контрреволюции и до победы над фашизмом не было.

После одержанной народом победы многие почувствовали веру в свои силы, стали более независимо глядеть на мир, побывали в разных странах - движение стало развиваться. Примерно до 55 г. о нем известно очень мало. Собчак, например, кажется не знает ничего и отсчитывает все перемены в стране с ХХ съезда. Сколько еще нам мерять страну лишь партийными съездами!? Разрозненные группы молодежи, стремящиеся бороться со сталинской действительностью были сразу после войны. Это отражено и в немногочисленных мемуарах, и в рассказах их участников. Например, Ю.С.Динабург, кстати, старинный знакомый Р.И.Пименова, вспоминает, как их компания старшеклассников, не успевших попасть (по возрасту) на фронт, решила все-таки постараться сделать что-нибудь доброе и мужественное для с траны. Кроме дискуссий они ничего не успели, были арестованы. Мой отец в 48 выходит из комсомола. Ю.Меклер рассказывает о “деле нищих сибаритов”. Молодежные группы попадали в лагеря, о них не писали, в отличие от дутых дел убийц-врачей, газеты, общество ничего о них не узнавало, а заговорщики знакомились друг с другом в Архипелаге Гулаг. В каторжных университетах (где при желании и удаче можно было получить гуманитарное образование: социология, история, философия, богословие - далеко превосходящее все советские ВУЗы) они формировались и выходили по реабилитации примерно в 56 г. Надо заметить, что сама реабилитация, особенно ее бериевский этап 54 г. была обусловлена восстаниями в лагерях (Джезкаган, Воркута, см. Солженицына и Панина).

А вольномыслящая и отважная молодежь, встретившая 20 съезд на свободе, стремилась “взять свободу слова явочным порядком”. И те, кто, как мой отец стремясь с освобождению отечества “преступали границу легальности” оказывались в заключении. Так шло два встречных потока: громадный с Гулага и поменьше - в Гулаг. Теперь уже “за политику” сажали не каждого 10-го, не в алфавитном порядке, как это было при Сталине и даже не всех недовольных, а только самых граждански активных, самых искренних, самых смелых. И таких было много. Возникали тайные кружки “настоящих социалистов”, “подлинных коммунистов”, Социал-Христианский Союз в России, национальные движения вышли на поверхность. Только перечислять названия организаций и их лидеров можно часами. Известны события в Новочеркасске и мятеж на военном корабле... Но из множества проявлений сопротивления, пожалуй наиболее долговременным было движение за права человека, зародившееся в Москве в начале 60-ых, и сформировавшееся к 70-ым. В нем было единство провозглашаемых целей, преемственность активистов и лидеров и ему в наибольшей степени удалось привлечь внимание свободного мира, а, благодаря радио “Свобода” - и соотечественников. Поэтому я буду подробней говорить именно о нем.

Оно зарождалось парадоксально. Ему помог Маяковский, радовавшийся когда-то “Рухнуло браунингом в провал римское и еще какие-то права”. Он вошел в общественную жизнь Москвы, как и обещал “весомо, грубо, зримо”. У его памятника с конца пятидесятых годов стали читать стихи молодые, непризнанные поэты. Кстати, среди них были В.Осипов (позднее русский националист) и Э.Кузнецов (лидер знаменитого “самолетного” дела, националист еврейский) и В.Буковский. В этой молодежной, богемной среде возник СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев), проведший видимо первую в советское время неофициальную демонстрацию с требованием творческих свобод. Это было дерзкое, даже ерническое мероприятие: среди лозунгов был и “лишим соцреализм девственности!”. В той задорной кампании был незаслуженно малоизвестный сегодня человек - Александр Есенин-Вольпин. Он увлекался и поэзией, и математической логикой, мог общаться и с бунтарями-поэтами и с солидными интеллектуалами, мыслившими уже более политически. По его инициативе после ареста Синявского и Даниэля прошла первая в СССР правозащитная демонстрация. Он вместе с друзьями из СМОГа распространял листовки в ВУЗах Москвы с призывом требовать гласности суда над арестованными и “Уважать советскую конституцию”. Демонстрация произошла 5 декабря 1965 г., на Пушкинской площади в Москве. Конечно, участники ее были тут же схвачены. Но она послужила толчком, началом, стала повторяться каждый год. Затем началась подписантская компания, нараставшая до конца 68, до подавления советскими танками демократического социализма в Чехословакии. Участвовали в этой кампании самые разные люди. И уже упомянутые бунтари, и жены арестованных, и, и это было главным, - присоединились некоторые академики, выдающиеся музыканты и даже значительные в партии коммунисты (часто родственники репрессированных). Петиции с требованиями демократизации собирали в те годы сотни подписей в Москве. В эти же годы набирал силу самиздат.

С усилением гонений в конце 60-ых движение стало уже кристаллизовываться. Отошли случайные попутчики, надеявшиеся на быстрый политический успех - Чехославкия развеяла надежды на “социализм с человеческим лицом”. Другие же, наоборот, решили не сдаваться и продолжать борьбу, становящуюся все более опасной. В июне возникла первая правозащитная ассоциация: “инициативная группа по правам человека”. Она обращалась не только в советские органы, как это было раньше, но и в ООН, в надежде, что свободный мир повлияет на советский режим. Ее члены: Т.Великанова, Н.Горбаневская, С.Ковалев, В.Красин, А.Лавут, А.Левитин-Краснов, Ю.Мальцев, Г.Подъяпольский, Т.Ходорович, П.Якир, А.Якобсон, В.Борисов, М.Джемилев, Г.Алтунян, Л.Плющ. Их обращения были периодическими и то что они появлялись не от разрозненных личностей, а от “группы” усиливало их вес. В те же годы возникла “Хроника текущих событий” - периодический бюллетень, рассказывающий о нарушениях советской властью прав человека. Бюллетень выходил до 80-ых годов и стал информационным мостом между самыми различными слоями общества: религиозными, национальными, правозащитным движениями. Кстати аналогичные (но более узкие по содержанию) бюллетени издавали нелегально ранее баптисты и крымские татары. В ноябре 70 был создан комитет защиты прав человека. Инициатором был Чалидзе, основателями Сахаров и Твердохлебов. Участвовал Шафаревич. Экспертами - А.Есенин-Вольпин и Б.Цукерман. Корреспондентами - Солженицын и Галич. Эти фамилии показывают, что сотрудничество людей, идеологически очень разных было возможно. Жаль, что сегодня имена многих участников этого комитета служат некими разграничительными флажками.

Кризис этого по-преимуществу московского движения (а оно было московским не потому, что москвичи хотели прав человека больше, чем одесситы или ленинградцы-петербуржцы, а потому, что в Москве арестовывали не так быстро, как в других городах) случился в 73-74 годах из-за слабости и отречения арестованных Якира и Красина. Он был преодолен, и после подписания известных Хельсинских соглашений по идее А.Орлова возникла Хельсинская группа. Мысль Орлова была проста: использовать западные державы, подписавшие заключительный акт этого соглашения, в котором признавались послевоенные границы в Европе в обмен на обещания СССР соблюдать права человека, как посредника между правозащитниками и советс кой властью. Оказалась ли эта попытка удачной? И да и нет. Аресты не прекратились. Был арестован и сам А.Орлов. Но западная общественность взволновалась, проблема прав человека стала дежурной не только в масс-медиа, но и на всех переговорах с СССР.

В 80-ые, после ввода войск в Афганистан, СССР перестал считаться с мнением западных держав. Андропову удалось организовать ряд удачных процессов над “антисоветчиками” (кстати, слово “антисоветчик” все же лучше отражает суть дела, чем “диссидент”). Сколько-то периодическая правозащитная деятельность стала невозможной, хотя стихийные протесты и самиздатное движение не умирало никогда. Но у бунтарской молодежи были уже другие, не политические бунты - тяжелый рок, хиппи... Отчасти это происходило потому, что советскую власть уже не принимали всерьез, по известному анекдоту “Человек разбрасывает листовки на Красной площади. Его задерживают и видят что в листовках ничего не написано. Почему? А зачем писать и так все ясно.” Отчасти потому, что культивируемый фактически цинизм все более преобладал. Можно сказать, что последнее, что успела сделать советская власть - разгромить организованное правозащитное движение. Именно поэтому “перестройка” проходила так бездарно: те кто мог бы ее эффективно осуществлять были уже слишком измучены борьбой с самым бесчеловечным режимом в истории России. Они, даже выпущенные из заключения Горбачевым были разъединены, (часто благодаря умело распускаемыми ГБ сплетнями) и больны. Первое время на свободе они по-преимуществу залечивали свои раны.

Теперь несколько слов, характеризующих Движение Сопротивления в целом, не только его московскую правозащитную часть, о которой я говорил раньше. Что могло толкать людей на этот протест? Вот истоки, которые я нахожу: прежде всего. Русская классическая литература, открывающая духовный мир и идеалы несравнимо более богатые чем идеалы “совдепии”. Русская поэзия. Я уже упоминал Маяковского, но куда крамольней были малоиздаваемые Ахматова, Цветаева, Гумилев, Мандельштам, Пастернак. - они учили свободе, учили любви и красоте, учили “не бояться и делать что надо”, противостоять власти (а часто и обществу) усредняющей все и вся, отрицающей личность практически и теоретически. Именно через литературу многие приходили к христианству. Привлекал несколько мифологизированный “Запад”, его демократия, его процветание и отзывчивость. Многие вдохновлялись образцами революционеров начала века, народовольцев (но не подражали их терроризму). В России с прошлого века до, пожалуй 90-ых годов века ХХ-го всегда было широкое общественное движение, пропитанное идеями бескорыстного служения, и удивительно, что с обретением свободы это движение кажется оборвавшимся. Но это тема другого разговора, может быть оно все-таки не исчезло...

Сейчас модно говорить о национально-государственной идеологии. К этой теме можно относится по-разному. Кое-кто видит такой идеологии лишь возможность цензуры. Можно относиться с надеждой, что когда-нибудь идеология сплотит народ. Я не знаю, нужна ли нам национально-государственная идеология, но совершенно убежден идеалы нужны каждому человеку и обществу и государству в целом. И мне очевидно, что пока в национальном сознании, - т.е. в масс-медиа, в публицистике, учебниках истории - не будут указаны настоящие национальные герои, люди, заплатившие годами лишений за нашу свободу, никакая плодотворная национальная идеология невозможна. Поразительно и огорчительно, что герои Сопротивления, имеющие часто награды от других стран, до сих пор не отмечены ни Российским государством ни Российским обществом. Я думаю, что Коми Республика, многие богатства которых созданы трудами з\к, могла бы проявить здесь почетную инициативу конкретные формы которой, мне, как гостю высказывать неуместно.

На плохую работу чиновников, на их всесилье, жалуются в России все. С этим мы свыклись и считаем неизбежным, как неизбежны российские просторы или дожди в Санкт-Петербурге. С гневом говорят об этом просители у “парадного подъезда”, вельможно шутит император Николай I – “Россией управляет столоначальник.”  Раньше всякий чиновник ощущал себя представителем советской власти, придерживался определенных правил, взятки брал осторожно, начальства опасался, а если посетитель его кабинета вел себя уж очень неумеренно, угрожающе изрекал: “ты что, против советской власти?!”.

 Казалось бы, после кризиса 91 года и в ходе провозглашенных “либеральных реформ” была возможность коренным образом изменить положение. По крайней мере попытаться. И кое в чем этой возможностью воспользовались. Но воспользовалось не общество, не его посланцы во власти, а сами чиновники. Во-первых, постоянные перетряски в ведомствах, бесконечные и бесплодные попытки реформировать хаос, привели к тому, что правила работы чиновника менялись беспрерывно и он уже почти утратил к ним интерес, поступая как придется. Во-вторых, по-крайней мере в Москве взяточничество не только резко возросло, но и было признано (начиная с Г.Х.Попова)  морально оправданным и государственно полезным.  Чиновник уже ничего не боится (кроме мафии), никто с него за работу не спрашивает, но и он не может упечь дерзкого посетителя, за то что тот “против власти”. 
Когда я говорю о чиновниках, я сейчас говорю не о тех кто, проводил приватизацию, “готовил страну к зиме”, объявлял “дефолт” и принимал другие общезначимые решения. Я говорю о тех, кто находится по-преимуществу в самом низу пирамиды государственных служащих и с кем только и общается большинство из нас. Эти чиновники регистрируют нас по месту жительства, выдают справку о смерти родственника, принимают документы на социальные льготы, регистрируют фирму, дают справку разрешающую строительство гаража и многое в том же роде. Именно покончить с произволом таких чиновников нам обещали в начале 90-ых в первую очередь. Это не ведь не требует кап. вложений. А как сдержали это обещание? Как и многие другие.

В 92 году я подавал кое-какие предложения на эту тему в Комитет по правам человека Верховного Совета России, но не получил ответа. Чуть в измененном виде я слал их нынешнему губернатору С-Пб, и в отличие от предыдущего случая, получил ответ (весьма характерно, что чиновники отвечают на вежливые письма чаще, чем демократические депутаты). Впрочем ответ был отпиской с некоторой претензией на чувство юмора, и предлагал мне улыбнуться над тем, что Россия обречена поддерживать худшие традиции. Но с этим я не согласен.  Поэтому в модернизированном виде представляю предложения читателям “Посева”. Надеюсь, что кризис 98 года заставит, в том числе, изменить работу чиновничества к лучшему, если не так как предлагаю я, то еще удачнее.

Основной вид деятельности низовых чиновников, с которыми мы сталкиваемся – удостоверение и регистрация поступающей к ним информации. На основании этой регистрации мы в состоянии воспользоваться принадлежащими нам по закону правами (на свободу местожительства, на получение пособия по инвалидности, на предпринимательскую деятельность, на создание политической партии, на совершение торговой сделки и пр.) Мало известно, что наличие или отсутствие этих прав создается не справкой соответствующего ведомства, а законами, и соответствующими обстоятельствами. Скажем, право больного на пособие и лечение создается не справкой, а законом и болезнью. По сей день господствует противоположная практика. Более того, если в уголовном праве, слава Богу, восторжествовала презумпция невиновности, то в рассматриваемой нами области действуют “презумпция виновности” или, точнее “презумпция лживости” гражданина, желающего воспользоваться своим правом.  Измученные люди создали об этом прекрасную поговорку “Пока доказываешь, что ты не верблюд, тигром станешь!”

Сформулирую четыре принципа, кои должны по моему разумению пронизывать работу чиновничества в этой сфере. 
1. Презумпция честности. 
2. Взаимная ответственность. 
3. Прозрачность работы чиновника. 
4. Принцип одного окошка или принцип скорости света. 
Теперь я разъясню эти принципы. Презумпция честности означает, что в тех случаях, когда человек хочет воспользоваться своим правом и это не предполагает какой-то поддержки со стороны государства, достаточно лишь соответствующего заявления со стороны гражданина. Отсюда следует скажем, заявительный, а не регистрационный порядок открытия предпринимательской деятельности. В тех случаях, когда же человек хочет получить законную поддержку со стороны государства (скажем пособие по инвалидности) должен удостоверяться именно первичный факт, на основании которого получается эта поддержка. Сегодня дело обстоит совсем не так: у безного требуют справку об отсутствии ноги, не удовлетворяясь очевидным фактом, у старика – пенсионное удостоверение и т.д. В тех случаях, когда факт не усматривается очевидно (скажем то, что человек является студентом) требование подтверждающего документа неизбежно, но должен действовать принцип минимальной достаточности. Он состоит в том, что количество посредствующих звеньев в удостоверении информации должно быть минимально. Сегодня же во многих случаях, например, студенту, чтобы доказать, что он студент, недостаточно студенческого билета, а требуется справка выданная по месту регистрации о том, что он студент. Разумеется, эта-то справка выдается на основании студенческого. Такие ситуации должны быть исключены. Кстати, хотя постоянное раздувание посредствующих звеньев (в просторечьи “справка о справке...”) оправдывают необходимостью контроля, фактически, чем больше таких звеньев, тем чаще появляется на выходе ложь.

Балансом к презумпции честности выступает принцип взаимной ответственности. Он очень прост. Гражданин несет ответственность (вплоть до уголовной) за сознательное предоставление ложной информации, чиновник несет ответственность (вплоть до уголовной) за свои действия. Как следствие, например, государство имеет право контролировать, как живут получающие пособие по бедности, а гражданин может оштрафовать чиновника за необоснованный отказ или за ошибочный документ. Причем во многих случаях ответственность должен нести не только чиновник, принявший неправильный документ, но и все учреждение в целом. Это единственный случай, когда уместна круговая порука.

Принцип прозрачности работы чиновничества наиболее просто реализуем. Он означает, что должностная инструкция должна висеть  в каждом кабинете и у каждого окошка на видном месте, что чиновник обязан давать отказы только в письменном виде с личной подписью и пр. Разберем, наконец, тесно связанные принципы одного окошка и скорости света. Первый из них означает, что если человек реализует какое-то одно свое право, скажем открывает предприятие, то он должен зарегистрировать это лишь у одного окошка, в одном кабинете. Сегодня же он должен зарегистрироваться при органах власти, затем в военкомате, и еще много где.  Принцип одного окошка реализуется с помощью принципа скорости света, гласящему, что если человек предоставил о себе какую-либо информацию в какой-либо государственный орган, то никакой другой государственный орган не должен требовать от человека повторных доказательств. Например, военкомат сам в состоянии затребовать информацию от регистрационной палаты. Нарушение этого принципа особенно болезненно при получении документов: при получении паспорта гражданина направляют в место его последней прописки, вместо того, чтобы по каналам МВД получить всю необходимую информацию. И горе несчастному, если у него нет денег на билет из Москвы во Владивосток!

Закончить принципы реформирования чиновников я хочу указанием на вопиющую недопустимость установленных поборов за выдачу справки. За регистрацию, за справку о регистрацию, за справку о том что квартира приватизирована (или неприватизирована), за справку о собственном доме – плати. Иногда государственные органы передают свои полномочия о выдаче подобных справок (кстати, при следовании принципам скорости света и минимальной достаточности большей части этих справок не существовало бы) хозрасчетным структурам, и те существуют именно за те деньги, кои мы платим за бессмысленные справки. Очевидно, что те справки, те документы, которые требует государство от нас, чтобы предоставить наши узаконенные права должны выдаваться бесплатно. В противном случае оплата этих справок представляет по сути неустановленный законом налог. Такая практика несправедлива и часто незаконна даже по действующим актам.

Выше были изложены принципы реформирования работы чиновничества. Когда я их излагал, то, зачастую, удивляясь моей наивности, мне объясняли, что наши чиновники переварят любые новые правила работы не изменяясь. Нужно-де менять людей, а не систему. Отвечаю. Конечно, хорошо бы иметь все сразу: хорошие законы, хорошие власти, только хороших граждан, хорошие инструкции и хороших чиновников. Впрочем, тогда и чиновники будут не нужны. В нашем бренном мире мы вынуждены довольствоваться не идеалом, а улучшениями. Но качественно улучшить состав чиновничества можно. Для этого достаточно  обязать выпускников некоторых ВУЗов вместо службы в армии года два поработать чиновниками невысокого статуса, прочитав предварительно им на последнем курсе основы права. Можно также выгнать многих сегодняшних чиновников, и взять на их место безработных профессоров.

Впрочем злоупотребления чиновников будут всегда. Чтобы уменьшать их количество необходимы организации, контролирующие их деятельность и доступность судебного обжалования их действий. Сегодня есть возможность и того и другого, но только в зачатке. В контроле над чиновниками могли бы помочь органы местного самоуправления. Судебные процедуры доступны, очень неспешны, и человеку проще дать взятку, или отказаться от небольшого пособия, столкнувшись с бюрократией, чем судиться около года. Положение изменится, если будут введены элементы прецедентного права. Например, если владельца медицинского полиса отказываются лечить в том городе, где он не зарегистрирован, то выигрыш одним владельцем этого полиса в суде одного такого дела должен повлечь не только компенсацию ущерба, понесенного им, но и признание незаконной всей подобной практики. Также положение изменится, если удачные примеры отстаивания прав в суде будут популяризироваться в СМИ, а наиболее удачливые жалобщики и их адвокаты будут премироваться. Необходимо постоянное правовое просвещение нас всех в этой области. Причем просвещение не только  в специализированных журналах для правозащитников (хотя и там его мало) но и в местах доступных большинству, например методичками, предложенными в паспортном столе. 
Словом, улучшить работу чиновничества в самом деле просто. Куда проще чем играть в шахматы. Достаточно лишь спокойно подумать и поработать тем, кто имеет такую возможность. А нам – отправлять во власть тех, кто этого хочет.