Церковь и горькое лекарство авторитаризма. Часть 1

После избрания патриарха Кирилла в Церкви ожидали масштабных кадровых перестановок. Однако они начались лишь на третьем году его первосвятительского служения. Сейчас многие эксперты задаются вопросом, что стоит за решениями последних Синодов, майского в Санкт-Петербурге и совсем недавнего в Киеве: личные предпочтения или долгожданная реформа церковного управления. Зачастую аналитики не скупятся на личностные оценки иерархов, перечисляя имеющиеся у них дорогие часы, лимузины, дачи и т.п. Слов нет, это то, что в первую очередь интересует обывателя и подводит его к мысли — главная реформа есть борьба за материальные ценности. Однако серьёзный анализ предполагает что-то помимо разговора о личных пристрастиях героя — пусть и не самых симпатичных. Кстати, Уинстон Черчилль как-то позволил себе шутку насчет презентов: «Если вы думаете, что подарить мне, то все просто — купите мне самое дорогое».

Конечно, последствия политики нынешнего руководства будут очевидны лет через пять-десять как минимум. Но и сегодня мы можем попытаться предугадать некоторые наметившиеся тенденции в распределении церковной власти.

Прежде всего, надо отметить главный вектор внутренней политики в РПЦ: сохранение единства церкви на всем постсоветском пространстве. Самым «горячей точкой» на просторах СНГ является Украина. Патриарх Кирилл и его команда пытаются предотвратить «беловежский сценарий» для РПЦ. Образование автокефальной УПЦ неизбежно породит соблазн церковных суверенитетов: Белоруссия, Молдавия, страны Балтии. Неизвестно, как отреагируют Казахстан и республики Средней Азии.

Можно сколько угодно говорить о справедливости претензии украинцев на церковную самостийность, но она неизбежно ослабит Русскую православную церковь, постепенно лишит её нынешнего положения наднациональной структуры, ослабит её влияние в межрелигиозном диалоге. Не стоит забывать и другое возможное последствие автокефалии — уход части недовольных российских клириков в канонические украинские структуры. Такой сценарий возможен в случае напряженных отношений между Москвой и Киевом. Недовольные автокефалией в Украине уйдут под омофор Московской патриархии, а обиженные российской иерархией примкнут к Киеву. Подобную картину мы наблюдаем в Эстонии, Молдавии, Абхазии. Но украинский фактор во внутрицерковных разборках в России будет куда более значим и может далеко превзойти по своим последствиям переходы в Зарубежную церковь в недавнем прошлом.

Несколько лет назад началось дробление украинских епархий и, как следствие, рост числа епископов, способных повлиять на решения Архиерейского собора РПЦ. Поэтому дробление российских епархий можно рассматривать как попытку патриарха и Синода сохранить великорусское доминирование в церковной иерархии.

Протодьякон Андрей Кураев справедливо отметил возможные негативные последствия этой епархиальной реформы: снижение статуса епископата в глазах губернской власти, ограничение его возможностей в решении епархиальных проблем, «деспотизация» и т. д. Однако у этого синодального решения есть очевидные плюсы. За два десятилетия ряд епископов превратился в могущественных церковных магнатов: епархии насчитывают по полтысячи приходов, десятки монастырей, сотни священников и монахов. В недавнем прошлом существовала объединенная Воронежско-Липецкая епархия, опиравшаяся на финансовую поддержку сталелитейных олигархов. Весьма независимо смотрелась Екатеринбургская епархия, на чьей территории располагались не только уральские предприятия, но и главные святыни русских монархистов. По слухам, раздел ожидает Нижегородскую епархию с передачей Дивеевского монастыря в подчинение патриарху. Архиепископ Георгий позволяет себе полеты на вертолете по приходам, что говорит не только о хорошем финансовом положении диоцеза, но и об амбициях местного архипастыря, которые могут вызывать раздражение в Чистом переулке.

В русской истории есть условная параллель с нынешними церковными преобразованиями — это борьба царя Ивана Грозного с боярским сепаратизмом. Патриарх явно не желает иметь чрезмерно влиятельных «олигархиереев» (термин о. Михаила Ардова) в провинции. Раздел епархий предотвратит превращение епископов в церковных губернаторов. Не секрет, что архиереи нередко обращаются за поддержкой к светской власти в решении своих проблем с патриархией. Теперь губернии будут вынуждены согласовывать свои планы напрямую с Чистым переулком, а 2-3 епископа станут простыми исполнителями московских решений на местах.

Епархиальная реформа неизбежно породит церковную прослойку «дворян» — новоиспеченных епископов, число которых может превысить со временем старую иерархию. Некоторые исследователи полагают, что в будущем эта масса может оказаться опасной для патриаршей власти. Действительно, если посмотреть на последствия Поместного собора 1917 года, то можно увидеть, что значительной силой церковных расколов 20-30 годов стали недавние иеромонахи, получившие епископский сан. Сам патриарх Кирилл неоднократно сталкивался с неблагодарностью своих выдвиженцев (митрополит Климент (Капалин) и архиепископ Феофан (Ашурков)). Однако есть объективные обстоятельства, которые гарантируют на ближайшие годы процесс централизации вокруг церковной вертикали. Три епископа в губернии вместо одного архиепископа менее опасны патриархии, потому что будут конкурировать в регионе. Реформа осуществляется в духе знаменитого римского принципа «разделяй и властвуй». Возможно, раздела избежит лишь незначительное число «опричных» епархий вокруг столицы, образовав еще одно Золотое кольцо, где будут править самые преданные сподвижники московского первосвятителя.

Своими преобразованиями патриарх Кирилл снижает авторитет епархиальных архиереев в глазах светской власти и центробежные тенденции внутри церкви. Объективно эта реформа уменьшает степень сращивания светской и церковной власти на местах. Каким бы ни был епископ, ему не суждено будет превратиться в «князя церкви». Личные вертолеты, самолеты и корабли станут недоступной роскошью для большинства владык в силу объективных причин.

Однако, несмотря на явное снижение статуса епархиальных архиереев относительно патриарха, их власть на местах после вступления в силу нового приходского Устава РПЦ возросла в геометрической прогрессии. Епископы стали абсолютными самодержцами, контролирующими все административные, хозяйственные и финансовые дела приходов, о чем уже много писалось. За рамками обсуждений, пожалуй, остались лишь причины этого решения. При всех очевидных недостатках церковного самодержавия (возможность бесконтрольного деспотизма) для такого решения есть серьезная причина. В епархиях епископам, как правило, противостоят несколько именитых священнических кланов, прибравших к рукам лучшие приходы, обросших связями в госструктурах и бизнесе. Неформальные лидеры могут не пощадить и собратьев по сану в конкурентной борьбе за теплое место. Так в последнем конфликте в Вятской епархии свою роль сыграло не только епархиальное управление, но и некий протоиерей, связанный с криминальными структурами и угрожавший собрату. Теперь патриархия дала епископам неограниченную власть в епархиях, но этим она возложила на них полную ответственность за происходящее.

По большому счету, церковная реформа управления несет в себе все черты бюрократизации власти. Это самый быстрый и эффективный способ наведения относительного порядка внутри церкви. Подражая светским аналитикам, можно было назвать этот стиль кризисным менеджментом, противостоящим распаду и анархии. Но всякий авторитаризм есть симптоматическое лекарство, неспособное вылечить саму болезнь.

Петр Барсов
 

(Продолжение следует)

Фотографии РИА Новости

Источник: "Ежедневный журнал"