Выехали с коллегами в колонию №25. Там новый начальник, Жердев Михаил Валерьевич, к нам пришел из Питера, где был начальником женской колонии. Унизительной процедуры по написанию длинного заверения, что нет никаких запрещенных вещей с собой, удалось избежать. Это единственная колония в Коми, где так встречают любого входящего в колонию. Бери и пиши, что ты не ничего не несешь.
Первая встреча с осужденным фермером Дмитрием Шишкиным. Он снял голодовку и пришел уже из отряда. Почему снял голодовку, объяснил просто. Ему невыносимо было находиться в одной камере с едой. Охранники заносят еду и ставят ее, а потом не убирают до следующего положенного приема пищи, хотя по нормативным актам должны выставлять еду лишь на два часа. При этом, по словам Дмитрия, еду убирают с заявлениями о том, что Дмитрий якобы ел. От этого стало плохо. Поэтому с 31 августа голодовку смог продержать до 9 сентября. Потом прервался до 13 сентября и уже окончательно снял 16-го.
Воду, которую передала жена Софья, до начала своей голодовки он так и не получил, она куда-то пропала в недрах колонии. Дмитрий пожаловался, что представители администрации делали ему откровенные мелкие пакости. Например, с началом голодовки он написал 9 жалоб. Их сразу не отправили, сказали, что нет конвертов. Попросился за конвертами в магазин, его время как раз подошло - не пустили. Только по выходу из голодовки 9 сентября ему переправили 6 жалоб в прокуратуру, Президенту и т.д. и т.п. Непонятно поведение работников колонии. Почему нельзя высылать жалобы - им-то, что, им-то не пофиг-ли? Их-то эти жалобы не касаются, он же жалуется на приговор. Нет, подлят по-мелкому.
Также не понятна ситуация с плитой. Жена Дмитрия подарила плиту колонии, старикам из 9 отряда не на чем греть еду. Стоит плита за забором. Нельзя принимать подарки от частных лиц. Ничего не понятно. Сначала ведут разговоры о необходимости плиты, а потом оказывается, что надо было от юридического лица подавать. А что, нельзя было сразу человеку сказать? Оформили бы через какое-либо юридическое лицо. Бред какой-то.
Потом Дмитрий пожаловался на еду и на магазин. Еда, по его словам, плохая, а магазин - дорогой.
Вышли в магазин. Торгует сама колония. Выписал кое-какие цены, потом сравню. Пачка Винстона - 31 рубль; Беломор - 14; свиная тушенка – 80; говяжья ветчина – 104; Нескафе, маленькая баночка – 80; ветчина в банке - 102 рубля.
Пошли в отряд, там по жалобе родственников подошел к заключенному Мирошниченко. Ему, по словам родственников, не дают определение суда. Суд отказал ему смягчить режим. Со слов администрации колонии, он сам отказался получить отказное постановление. Сразу всех нас обступили заключенные. Явно перенаселенное общежитие. Хотя двери и обои довольно живые, не бесчеловечные. Идет ремонт. Заключенные стали сыпать жалобами. Одного заключенного, Матвеева, перевели из колонии в колонию-поселение, но через три месяца вернули, а все потому что, видите ли, Верховный суд Коми, единственный в России, трактует по-своему нормы о переводе на облегченные условия отбывания наказания. Везде после 1/3 отбытого срока можно подавать, а у нас в Коми – только после 2/3. И это при том, что на условно-досрочное освобождение тоже можно подавать через 2/3 отбытого. Получается, что заключенному легче подать сразу на УДО, чем на изменение режима. Другой заключенный, Лузянин, считает, что его несправедливо осудили. Писал нам, но письма куда-то делись. Еще одни заключенный из Московской области, Кузнецов, просится в Московскую область для отсидки, но региональные управления перепинывают его друг от друга. Московская область кричит: пусть Коми разбирается, Коми кричит - пусть москвичи. Тут подходит заключенный и жалуется, что после решения об УДО на волю выпускают только через 20 дней, хотя решение вступает в силу через 10 дней. Зачем держать лишних 10 дней?
Тихо на ухо заключенный шепчет, что в их секции проходит канализационная труба с верхнего этажа. Труба плохая, поэтому иногда вдруг начинает сифонить. Дерьмо, источая запах, проходит в секцию. Мерзко. Что-то надо делать.
Вдруг подходит двухметровый заключенный по фамилии Милютин, он недоволен решением суда по его делу. Хочет жаловаться в Конституционный суд. Похоже, защитник его плохо защищал. Я пообещал, что поговорю с его женой по поводу составления жалобы в Конституционный суд России. Его жена уже подходила к нам в общественную приемную.
Еле-еле вырываемся из расспросов заключенных. Многим даем адрес нашей организации - пишите. Легче работать с текстом, а не с разговором не по делу.
Идем в столовую. Там как раз ужин. Не очень понимаю, почему ужин так рано. Еще только 5 часов, и уже ужин. На столе котлы с серыми макаронами и вкраплениями моркови, и миски с нарезкой соленых огурцов. Прошу дать мне попробовать еды. Мне накладывают. Съедаю три полных ложки. Жуткий привкус муки. Явно, что макароны сделаны из муки очень плохого качества. В макаронах нет ни масла, ни мяса, ни сои. Огурцы вкусные, но никак не идут к таким макаронам.
Выходим на улицу - там нас встречает человек, которого нам рекомендуют как основного снабженца. Он говорит, что макароны изготавливаются на базе колонии. Сорт муки №2. -Таковы нормы,- разводит он руками.
Заходим в санчасть. Древняя бормашина. Очень старая, но рабочая. Нас уверяют, что всем лечат зубы. Может, оно так и есть. Время мы уже перебрали. Уходим в штаб. Мельком видимся с начальником колонии. Он говорит, что всего первый день на новой должности. Уходим из колонии. У входа догоняет заключенный, просит адрес для написания писем и говорит, что пишет, но все отмалчиваются или пишут отписки. Мы говорим: пишите.
У дверей КПК - ремонт. Мы берем документы и уходим.
Сразу после этого еду в офис. Там меня ждет жена заключенного фермера. Рассказываю в чем дело, почему муж ушел с голодовки. Софья решает вести голодовку дальше, до реакции властей или до проблем со здоровьем. Бледная. Она уже голодает 8 дней. Ее муж перед нашим уходом из колонии подошел ко мне и попросил передать жене, что он очень хочет увидеть ее живой и здоровой. Ему еще 6 лет сидеть за преступление, которого он не совершал.
