«Тверская Карелия должна занять свое место в России». Общественный деятель Михаил Дронь — о том, как защищает идентичность исчезающего этноса

«Уголовное дело грубо сфальсифицировано»

По версии следствия, Михаил Дронь незаконно вырубал лес на землях сельскохозяйственного назначения и пытался дать взятку сотруднику МВД, чтобы избежать наказания за вырубки. Из информации прокуратуры следует, что он якобы передавал взятку через посредника, который забрал деньги себе. Всего в уголовном деле было семь фигурантов.

Поначалу суд признал Михаила виновным по всем эпизодам и назначил наказание — 10 лет лишения свободы и штраф 1,25 млн руб. После кассационной жалобы в апреле 2020 года приговор пересмотрели. В декабре 2021 года публицисту вынесли приговор только по статье о взятке, он вышел на свободу из зала суда.

— Михаил, в каком статусе вы находитесь на свободе?

— Никаких ограничений у меня нет. Только прокуратура не согласилась с приговором, посчитав его слишком мягким, подала апелляцию. Сейчас эта ситуация — как дамоклов меч.

— Почему, как вы считаете, вас преследуют?

— Меня преследуют за мою активную гражданскую позицию, связанную с защитой прав и интересов тверских карел, мою писательскую деятельность, направленную на возрождение Тверской Карелии.

Уголовное дело, на мой взгляд, грубо сфальсифицировано. До приговора довели только эпизод с покушением на дачу взятки. Предмет преступления отсутствует, его зафиксировали спустя год, никаких оперативных данных нет, вещдоков нет — только показания людей, которые сотрудничают со следствием. И их показания на меня — ради минимизации последствий этого уголовного дела для них. Я надеюсь, что Тверской областной суд не даст дальше раскручивать этот маховик и поставит точку.

— После суда вы будете заниматься тем же, что делали до уголовного дела?

— Я тверской карел и считаю, что Тверская Карелия должна занять свое место в России, не должна быть брошена. Я буду продолжать свою общественную деятельность, в первую очередь культурно-историческую. Пока все, к сожалению, в этой сфере сводится к формату культуры в ее узком понимании — фольклору. Есть дефицит исторических исследований, актуальных общественно-политических обозрений.

Проблемы сельских территорий, коммунальной среды, вырубки лесов актуальные, их надо решать, привлекая общественное внимание и внимание региональных властей. А кто это сделает, кроме гражданских активистов?

«Нужен новый субъект»

— Как вы оцениваете то, что власти делают для сохранения тверских карел?

— Тверские власти уделяют внимание только в рамках развития туризма. То, что Тверская Карелия появилась как историко-географический регион, — это плюс. Упоминается в буклетах, что есть такой народ, живет на земле столетиями. Но мой интерес лежит в другой сфере. Интересы людей не ограничиваются туризмом.

Я считаю, что Тверская Карелия должна стать комфортной для жителей территорией. Если вы поедете в Бежецк, Красный Холм, Весьегонск, то увидите, что они полностью руинированы. Дорог нет, фасады разбиты, города будто после бомбежки. И местные власти палец о палец не ударили, чтобы изменить эту ситуацию.

— Если бы у вас были все рычаги власти и возможность сделать все, чтобы сохранить этнос, что бы вы делали?

— Надо ставить вопрос о двух направлениях [работы]. Первое — административно-территориальное. Тверская Карелия должна получить какой-то административный статус в границах Тверской области. Это может быть округ, как Коми-Пермяцкий в составе Пермского края. Это может быть район. Формат не так принципиален. Должны появиться свои компетентные местные власти со своим центром. В правительстве Тверской области должно появиться Министерство развития Тверской Карелии. На мой взгляд, никаких препятствий этому нет.

Второе направление — введение языка в программу обучения. На первое время это может быть карельский язык или даже финский — любой родственный, который имеет государственный стандарт преподавания. Потому что у тверского карельского такого стандарта нет. Его нужно восстановить.

— Почему вы считаете важным особый административный статус территории?

— Если мы посмотрим на современную Российскую Федерацию, то увидим, что наиболее эффективно развиваются территории, которые имеют статус субъектов. Понятно, что не все в одинаковой степени. Но у них больше возможностей напрямую выходить на федеральное правительство и администрацию президента, лоббировать собственные региональные интересы. Мы это видим на примере Чечни, Татарстана, Якутии, отдельных областей, которые продвигают свою повестку вне зависимости от других регионов.

Я считаю, что преобразование Тверской Карелии в новый субъект РФ — наиболее оптимальная форма существования. Это откроет огромные возможности: пути построения высшего образования, развития наших территорий, выстраивания отношений с другими финно-угорскими регионами.

— В России были примеры, когда малые народы смогли изменить тенденцию, превратились в устойчивый этнос?

— Хороший пример — Ингушетия. Она выделилась из состава Чечено-Ингушской Республики в 1992 году, теперь мы видим, как развиваются ингушский язык, культурная составляющая. Республика имеет представительство в федеральных органах власти, численность ее жителей увеличилась. Народ получил инструмент для развития. Некоторые не использовали этот инструмент, но это не значит, что он плохой.

«Реально языку поможет только официальный статус»

— Почему, как вы говорите, язык так важен для сохранения народа?

— Любой народ связан с языком, это часть культурного кода и идентичности народа. Большинство тверских карел русскоязычны, глупо это отрицать, но данные переписей некорректны. Они ставят знак равенства между карелами и носителями карельского языка. До 1939 года это было справедливо, когда был Карельский национальный округ и все тверские карелы владели тверским карельским языком. Но потом округ уничтожили, карельские школы закрыли, язык запретили даже в бытовом общении. Произошел поколенческий разрыв. Молодежь уже не знает языка, хотя память о карельском происхождении у них есть.

— Разве язык был под запретом?

— Нет, но в 1939 году были проблемы у людей, которые хранили книги и газеты на карельском. Жители старались лишний раз не говорить на своем языке, если попадали за пределы ближнего круга. Боязнь «карельскости», самоопределения в качестве карел, обучения детей идет с 1930-х годов, когда все это запрещалось и преследовалось. К тому же было «карельское дело» [по статье о контрреволюционной деятельности и разведке в пользу Финляндии], когда большое количество карельской интеллигенции было арестовано, многие из арестованных умерли в сталинских тюрьмах.

— Вы говорите на тверском карельском?

— У тверского карельского языка два диалекта: толмачевский, на котором говорит большинство тверских карел, и весьегонский — очень интересный, ближе к финскому, его тоже стоит развивать.

Я, скажу честно, понимаю отдельные слова, выражения, счет, но не говорю на тверском карельском. А где мне на нем говорить? В школах же его не преподавали. Бабушка начала вспоминать язык со мной, в 1990-е годы. До этого люди были запуганы, боялись говорить на своем языке.

— Как возрождать язык, который почти никто не помнит?

— Есть энтузиасты в Твери, Рамешках, поселке Козлово, они проводят свои курсы. Недавно появился самоучитель тверского карельского языка, мне его передали в СИЗО. Это первый самоучитель языка с 1930-х годов, мы ждали его с 1989 года, когда карельский вопрос впервые вошел в тверскую повестку.

— Как еще можно сохранять язык, кроме школ и учебников?

— Реально помочь может только официальный статус. Не стоит себя обманывать, что частной инициативы будет достаточно. Но в формате Тверской области это юридически невозможно. Правом придать языку статус национального обладают только республики.

«Хочу налаживать связи с властями»

— В 2020 году прошла Всероссийская перепись населения. Можно предположить, что официально тверских карел будет семь тысяч человек или меньше. С какими мыслями вы ждете итогов переписи?

— Нынешняя языковая политика Тверской области строится на максиме «тверские карелы равно носители языка». Эта картина не соответствует действительности. Тогда можно было бы сказать, что тверских карел вообще 100 человек. На северо-востоке Тверской области, исторической земли для Тверской Карелии, живет 150 тысяч человек. Не меньше двух третей из них имеет карельские корни. Они утратили язык, потому что их лишили языка насильно. Но они не перестают быть тверскими карелами. Когда беседуешь с людьми, это видно.

Очень много карел за вторую половину XX века переселилось в Тверь. И я думаю, что не меньше трети населения Твери имеет карельское происхождение. Пока господствует мнение, что карелы — это носители карельского языка, их количество будет сокращаться.

— Что сейчас с группой «Карельское возрождение», которую вы создали, будучи депутатом?

— Она не сохранилась, потому что в Тверской области на базе муниципальных районов создают муниципальные округа без внутреннего деления. В Лихославльском районе ликвидировали наши поселения, в том числе Толмачёвское. И теперь у нас единый муниципалитет со столицей в Лихославле. На мой взгляд, это ликвидация местного самоуправления.

Сельские поселения обладали возможностями для новых людей. Они могли прийти, победить на выборах. А единый район, округ — это другие бюджеты выборов, другие стратегии. Невозможно обойти всех избирателей. Да и на три-четыре избирательных комиссии можно было найти штат наблюдателей, а на районном уровне сделать это гораздо сложнее. Понятно, что объединение делается ради большей управляемости, но теряется сам смысл жизни этих территорий.

— За то время, что вы успели поработать депутатом, что получилось сделать?

— Удалось поднять вопросы, которые не поднимались 50 лет. Толмачи, где я избирался, — село. Но это сакральное место Тверской Карелии, своеобразная столица региона. Карелы расселялись через Толмачи, и там плавилась новая тверская карельская народность.

Когда мы победили именно в Толмачах, это было очень символично. Единственный минус — нас было 3 депутата из 10. Мы не могли даже своей неявкой блокировать процесс решения. Но сам факт наличия карельских депутатов сводился к поднятию вопросов развития сельских территорий, защиты окружающей среды, образования, статуса нашего языка. Лихославльская районная администрация была вынуждена уделять свое внимание Толмачёвскому поселению. Сейчас, я думаю, это прекратится.

— Вы как человек, который занимается проблемой этноса, чувствовали или чувствуете внимание правоохранительных органов к себе?

— Я чувствовал к себе внимание со стороны региональных властей скорее, не спецслужб. Я изначально в своих публикациях всегда подчеркивал, что не являюсь сепаратистом и человеком, который пытается мешать или вредить Российской Федерации.

Наш проект находится исключительно в рамках правового поля. Мы пытаемся развивать регион и привлекать внимание федерального центра и региональных властей. Если вы заметите, у меня не было критических материалов в адрес федеральных властей.

Мы пытаемся Тверскую Карелию выставить как общеполитический проект. Мы готовы взаимодействовать со всеми, кто готов помогать развитию нашей территории. Надеюсь, что так будет и впредь.

— Что вы намерены сделать в ближайшее время?

— Я жду решения Тверского областного суда. Надеюсь, что оно будет справедливым и оставит в силе решение районного суда. После этого я планирую заниматься культурно-историческими проектами: выпуском брошюр по карельской истории и идентичности. Сейчас у меня вышла книга «Размышления о будущем государственном устройстве Тверской Карелии». Это политологическая фантазия на тему того, чем мы можем стать.

Я планирую взаимодействовать с людьми, которые хотят хорошего будущего для своих территорий, в Весьегонске, Бежецке, Лихославле, Рамешках и с местными властями. Я хочу налаживать связи и с региональными властями, потому что без их помощи многие проекты останутся на стадии бумажной архитектуры. Мы надеемся найти точки соприкосновения с ними. Хочу содействовать созданию карело-финской школы, колледжа иностранных языков, факультета при Тверском государственном университете, который мог бы готовить преподавателей для языковых школ.

Не в последнюю очередь благодаря моей деятельности и деятельности моих друзей в других районах у местных властей появляется интерес к развитию своей идентичности. Да, я чуть ли не единственный, кто высказывается по общеполитической повестке, но у нас не так много людей, кто занимается этими вопросами в принципе.