«Это была война, пипец и бардак». Истории людей, которые 10 лет назад помогали тушить лесные пожары в разных регионах России

Лето 2010 года многим жителям России запомнилось аномальной жарой, удушливым смогом и масштабными лесными пожарами. Труднее всего было с конца июля до середины августа: каждые сутки возникало до 300 новых очагов возгорания. От огня пострадали 134 населенных пункта, сгорело около 2,5 тыс. домов, 60 человек погибли. Сотни людей в задымленных городах пришли на помощь пожарным. Это был уникальный опыт самоорганизации и начало массового движения добровольных лесных пожарных в России. Корреспонденты «7х7» разыскали нескольких волонтеров, кто летом 2010 года оказался в самой гуще событий. Кто-то из них с тех пор больше не был ни на одном пожаре, а кто-то теперь каждое лето выезжает в горящие леса. Вот их истории.

Фотограф из Воронежа Анатолий Селютин: Пожарные смотрели на нас как на инопланетян

— В то лето многие воронежцы следили за новостями о лесных пожарах на популярном Большом воронежском форуме. Горели леса рядом с больницами, горела Масловка — окраина Воронежа, город был задымлен. Всех это очень волновало. Люди общались друг с другом, и возникла идея помочь. У кого-то была бензопила, у кого-то лопата. Решили вечером после работы поехать и узнать, что к чему. Нас собралось человек 10, из сообщений очевидцев на форуме мы узнали, где работают пожарные бригады. Когда мы приехали туда и сказали, что мы добровольцы, они посмотрели на нас как на инопланетян. Сказали, что нам нечего тут делать, и велели проваливать. Никто не хотел брать на себя ответственность за нас.

Мы стояли и наблюдали. Полыхало сильно, а машин не хватало, воды не хватало, людей тоже. Когда пожарные сбили верховой пожар, мы попросили все-таки дать нам какую-нибудь работу. И они, видимо, смирились с тем, что мы не уедем. У кого были бензопилы, тех поставили спиливать тлеющие деревья, которые могли заново разгореться. Тех, кто, как и я, взял из дома лопату, отправили окапывать лес. Так мы проработали до утра, пока нас не сменили какие-то курсанты.

На второй день мы работали на пожаре в районе Масловки. Там был пожарный поезд, который заправлял водой пожарные машины. В какой-то момент в поезде закончилась вода, и, чтобы не гонять состав, мы пожарными рукавами проложили несколько километров шланга до ближайшей водокачки. Но запустить ее при нас так и не смогли. На башне стоял чуть ли не танковый двигатель, который запускался сжатым газом из баллонов. Но баллоны оказались то ли пустыми, то ли просроченными, их поехали менять. Мы ждали часа три, уже рассвело, мы начали клевать носом, и нас отправили домой. 

Потом еще несколько дней мы ездили по командным пунктам МЧС, которые дислоцировались рядом с крупными пожарами на дорогах, и спрашивали, куда нам лучше поехать и где может пригодиться помощь.

Пожарные сначала не понимали, что с нами делать. Но потом уже начали нас инструктировать, разбивали на группы и даже снаряжали ранцами с водой, чтобы мы заливали тлеющую траву и деревья. 

На работе на меня многие смотрели с удивлением, мол, зачем тебе это надо, ведь есть государство и пожарные службы, пусть они и работают. А мне просто хотелось помочь. Люди собрались, и я тоже решил включиться. 

Лично меня во время пожаров ничего не удивляло. Мы уже знали, что людей и техники не хватает. Это же форс-мажор, вряд ли к нему можно до конца подготовиться. Конечно, было видно, что в некоторых местах люди расслабились, как с тем танковым двигателем на водонапорной башне, а где-то явно не хватало финансирования. 

Со второго дня после просьбы на форуме люди начали привозить нам еду. Это было круто — наблюдать такое единение в критической ситуации. Потом уже подключился воронежский фастфуд, они кормили и пожарных, и добровольцев. 

На пожарах с тех пор я не был, потому что такой критической ситуации, как в 2010 году, больше не возникало. Но волонтерской деятельностью немного занимаюсь. Мои знакомые помогают дому престарелых и детям-инвалидам, иногда привлекают меня. Когда-то нужно поснимать, когда-то просто нужна физическая помощь. 

---

Сооснователь Экологического рязанского альянса, руководитель научно-производственной фирмы из Рязани Евгений Рыбаков: Я такого даже в фильмах о войне не видел

— В начале лета я отправился спасать леса вокруг озера Черненького. Это мое любимое, как и многих рязанцев, место отдыха примерно в 30 километрах от города. В короткие сроки на берегу был организован штаб волонтеров, работала походная кухня, на которой круглосуточно дежурили девушки из туристического клуба «Альтаир» Рязанского радиотехнического университета — это место было базой клуба. Волонтерами в то время стали очень разные люди: от старшеклассников до москвичей, которые прочитали в интернете призывы о помощи. 

Сначала горели торфяники, стихию удавалось сдерживать, но, когда начались неуправляемые пожары, наступила паника. Я поехал, чтобы попытаться помочь все это как-то остановить. Огонь шел с Деулина [деревня в 20 км от озера], все развивалось стремительно. Неподалеку, в Требухине, разместился штаб МЧС, я ходил к ним просить помпы и пожарные рукава, но у них ничего не было. Поэтому мы кинули клич о помощи. Всего в то время там было человек 200, среди них были и предприниматели. Скинулись на помпы, одна организация нам противогазы выдала, кто-то начал молоко возить волонтерам, продукты — помогали кто чем мог, было как в песне «Вставай, страна огромная».

Мы сразу поняли, что потушить такой верховой пожар своими силами не сможем, поэтому выработали стратегию. Там есть система противопожарных канав, и мы поняли, что сможем потушить огонь только по этим канавам, залив их водой.

И сначала все шло хорошо: пожар был только низовым, но территория была слишком большой, и огонь подступал. Он перекидывался через канавы по падающим деревьям, которые мы не успевали убирать. И однажды пошел верховой пожар, мы еле успели убежать. Тогда было на самом деле страшно, можно было и не успеть.

Мы от него убежали, выбрались на асфальт к своим машинам, доехали до поселка Передельцы — там был кошмар. Горело все кругом, одни трубы стояли печные. Огонь, люди бегают, кричат, машины горят, головешки летают. Я такого не видел даже в фильмах про войну.

На этой волне мы создали Экологический рязанский альянс*, потому что были под впечатлением: только что здесь стояли 80-летние сосны, а теперь — черная, выжженная пустыня до горизонта. Была душевная боль и переживание: что-то мы не так сделали, наверное. Хотелось поскорее все это восстановить, начали создавать бригады для расчистки горельника и посадок саженцев. Но очень скоро поняли, что любителям здесь ничего не сделать, нужны профессионалы. Мы и сейчас проводим такие учебные мероприятия со школьниками, высаживаем деревья, но все же учеба есть учеба, приживаемость саженцев невысокая. 

Почему тогда так случилось? Советскую систему мы разрушили, новой не наработали. Отдали леса в аренду, но арендаторам нужно было деньги зарабатывать, а за лесом следить и какие-то защитные рвы прокапывать им некогда. ГБУ «Пожлес» было просто никаким, лесникам платили копейки. Сейчас стало получше: «Пожлесу» дали возможность зарабатывать, и заработанное они вкладывают в технику. Знаю, что самолет даже появился беспилотный, станции для химического тушения. Просеки стали расчищать. Чуть-чуть стало получше, но… Если похожее повторится, боюсь, будет приблизительно такая же ситуация, потому что за лесом должен следить лесопользователь. Хозяин должен быть у леса, но не такой, который сразу же пустит его под промышленные нужды. 

---

Переводчица из Воронежа Ксения Щербак: Все-таки мы еще заслуживаем места на Земле

— Я, как и многие в нашем городе, в то лето «сидела» на Большом воронежском форуме. Появились новости про пожары, что огонь начал подбираться к деревням и что пожарные везде не успевают и выбирают места, где огонь потенциально нанесет больше ущерба. Поэтому, например, кладбища не тушили. Мы с мужем решили поехать и помочь, чем сможем. На форуме какое-то количество человек откликнулось — и буквально через полчаса был выезд. Оставили на форуме мой номер телефона: «Кто тоже хочет поехать, звоните». Так абсолютно стихийно я стала координатором добровольцев. Через форум шла основная связь и общение, тогда не было ни смартфонов, ни мессенджеров, ни активных групп в соцсетях. И надо было кому-то оставаться читать сообщения на форуме и отвечать на них. Я решила, что так от меня будет больше толка, чем в лесу.

Первый выезд прошел удачно, стало понятно, что наша помощь действительно нужна. Пошел большой отклик. Один из форумчан сделал нам бесплатную СМС-рассылку, с помощью которой мы оповещали людей о выездах. Мы стали собирать базу телефонов волонтеров через специальный сайт. 

Сначала мы выезжали на машинах, я комплектовала экипажи, потом водители отписывались мне по возвращении, что все живы и все вернулись. Мы не ожидали, что подключится столько народу. Думала, будет пара машин. А оказалось, что всех так зацепило, потому что беда, все горит и так все ужасно, что плакать хотелось.

Когда нас набралось достаточно много — около 200 человек, — эмчеэсовцы уже не могли закрывать на нас глаза, и нам выделили автобус. Это было круто. Они вместе с нами стали об этом рассказывать, было конкретное время выезда, был инструктаж, чтобы не пропускать в лес в капроновых колготках, шортах, юбках и прочем. Основной костяк по-прежнему выезжал на машинах, чаще всего вечером после работы, в ночь. 

МЧС сначала нас ругали, потому что лесные пожары — это потенциально опасная зона и пожарным надо не отвлекаться на посторонних людей, а тушить огонь. Если бы с кем-то из нас что-то случилось, они были бы ответственные. Мы старались инструктировать наших ребят, их отправляли в основном или проливать, или окапывать.

Непосредственно в опасные зоны никто из волонтеров не ездил. По этому поводу некоторые добровольцы даже возмущались: мол, я приехал тушить пожар, а занимался только тем, что копал. Или придирались, что в лесу их никто не встретил и не организовал питание. Ну, ребят, это же не квест на выживание, вы сами должны как-то о себе позаботиться.

Но больше всего меня поразило, как некоторые партии умудрялись пиариться на этой истории. Мы с волонтерами искали машину, чтобы отвезти гуманитарку для погорельцев. Машина нашлась, гуманитарный груз отправили, потом уже волонтеры узнали, что на коробки и пакеты кто-то наклеил логотипы «Единой России», СМИ сообщали, что это «Единая Россия» помогла. Было неприятно. 

Из-за пожаров и волонтерства я тогда потеряла работу. Не смогла сдать проект в срок, новых проектов мне не дали. Но все равно это был интересный опыт. Многих людей, с которыми мы тогда познакомились, я вживую даже никогда не видела, но знаю, что с ними я могу пойти куда угодно. Потому что они классные. По телефону с ними общаешься - все четко, конкретно, по делу, без каких-то там заморочек. 

Это длилось всего неделю, а кажется, что это была целая жизнь. Для меня это было подтверждением того, что люди на самом деле добрые, хорошие и герои. Может быть, на них влияет быт и социальная обстановка, но все-таки мы еще заслуживаем места на Земле. Хотелось бы повторить тот опыт, только не в таких экстремальных условиях, а, например, в каких-то проектах вроде совместной посадки деревьев. 

Сейчас я не занимаюсь каким-либо волонтерством, хотя сама по себе склонна к этому. Активизм требует либо свободных денег, либо свободного времени. У меня сейчас нет ни того, ни другого. Я бы с радостью прибирала и обустраивала парки, если бы была нормальная общественная организация. Но ее нет, и, если я сама ее начну, я знаю, с чем я столкнусь. У нас тут все очень сложно. У меня знакомая пропагандирует раздельный сбор отходов, и она рассказывает, как все тяжело и бюрократично. Плюс тебя всегда подозревают в каких-то корыстных интересах. А если, не дай бог, пара не тех партий рядом, то репутация будет испорчена. 

---

Менеджер агентства почтовых рассылок Пётр Румянцев, Москва — Йошкар-Ола: В тот момент я увидел полную неготовность системы к катастрофе такого масштаба 

— Я тогда жил в Москве, и дым, накрывший столицу в августе 2010 года, полностью изменил мою жизнь. От подруги я узнал, что есть курсы, где готовят добровольцев, и она туда едет. Подумал: а я чем хуже? Взял контакты, записался на двухдневные курсы и оставил свой телефон в резерв. Через неделю звонок: «Можешь поехать с группой в Рязанскую область?» — «Могу». Так и завертелось.

Огромным позитивом для меня было то, что на первом выезде нашей группой руководили те же люди из Гринписа, что учили нас на курсах: Григорий Куксин, Михаил Крейндлин. То есть реальная работа выходила продолжением обучения и не было «забудь все, чему тебя учили». Мы, добровольцы-новички, делали то, что приказывал старший в группе: таскали оборудование, копали, тушили огонь с помощью ранца и воздуходувки, переносили рукава, «зарывались» в лужи, туша торф.

Работа тяжелая, грязная. Холодно, оттого что мокрый, и комары! Вечером компания грязнуль ждала машины, чтобы уехать в лагерь отогреться, поесть и переодеться в сухое. Рабочую одежду бесполезно было сушить, за ночь она не просыхала. 

На тушении пожаров в 2010 году я провел около трех недель. Мы ехали туда, куда нас приглашали. После Рязанской я был в Московской и Волгоградской областях. В июле-августе произошел большой всплеск добровольчества. Везде находились люди, которые были готовы противостоять пожарам на своем уровне. Но этот подъем был уже запоздалым, да и после взаимодействия с властью у многих добровольцев опускались руки. 

Это была война, пипец и бардак. Мы были в состоянии ополчения, буквально закрывали лес грудью от пожара. Я как новичок чаще всего выступал просто зрителем происходящих конфликтов между местными властями и МЧС, между МЧС и лесной охраной, между государственными структурами и добровольцами. В тот момент я увидел полную неготовность системы к катастрофе такого масштаба.

Не хватало техники, было мало людей, добровольцы помогали пожарным даже с продуктами питания. Москва в дыму, а господин градоначальник в отпуске. Типичное отношение госорганов: «Фигню не лечим. А, уже пипец? Ну, он неизлечим». 

Несколько лет после этого я ездил в лагерь добровольных лесных пожарных на Ладоге. В 2017 году я переехал в Йошкар-Олу, и принимать активное участие в противопожарной добровольческой деятельности стало сложнее. Я даже хотел создать активную группу для тушения пожаров в своем регионе, но это пока не получается: мало желающих. Вместо этого провожу занятия с детьми и педагогами, распространяю материалы кампании #остановиогонь в СМИ и соцсетях. На своей страничке веду рубрику #пожарныйликбез и показываю познавательные фильмы и мультфильмы об опасности пожаров. 

После 2010 года мой взгляд на жизнь принципиально не изменился, но оптимизма стало меньше. Да, с тех пор произошли положительные изменения в системе борьбы с природными пожарами, но они недостаточны. Например, сегодня существует запрет на выжигание сухой растительности, ведь часто весенний пал травы может стать причиной природного пожара. Увы, этот запрет мало соблюдается. Очень редко передают в новостях, что кого-то нашли и наказали за это. 

Пожарные получили техническое оснащение. Некоторые региональные пожарные даже заимствуют практики работы добровольцев, например использование воздуходувок во время тушения пала травы, а количество региональных групп добровольных пожарных с каждым годом увеличивается. Но недофинансирование системы огромно. Поэтому существуют огромные «зоны контроля» – лесные территории, в пределах которых за пожарами можно следить, но ничего не делать для их тушения. А все оборудование, средства индивидуальной защиты, питание, транспорт и проживание добровольные лесные пожарные оплачивают за счет фондов Гринпис России, государственных грантов, пожертвований частных фирм и свой личный счет. 

---

Микробиолог Людмила Елсукова, Владимир — Петербург: Я еду на пожары не за адреналином, а за чувством плеча

— В 2010 году я училась на биофаке Владимирского госуниверситета и состояла в студенческой дружине по охране природы «Точка роста». Мы ходили в походы, восстанавливали леса, занимались экопросвещением школьников, вели учет животных в заповедниках. В 2009 году мы познакомились с коллегами из такой же дружины в Подмосковье, они занимались тушением пожаров в заказнике «Журавлиная родина», и я к ним приезжала на пожарную кампанию тушить травяные палы. Для меня это была новая деятельность, которой тогда почти никто не занимался. Плюс в том, что ты делаешь что-то полезное и сразу видишь результат. Я втянулась. 

В самой Владимирской области создать пожарную бригаду не получилось. У нас была небольшая студенческая группа, а для тушения пожаров нужны транспорт, техника: воздуходувки, рукава, мотопомпы. У нас на тот момент не было ресурсов все это купить, поэтому мы ездили и присоединялись к тем проектам, где уже было все это организовано. 

К тому времени на Ладожских шхерах появилась группа добровольцев, которые начали тушить пожары на островах. Это были туристы, ходившие в водные походы по Ладоге. В какой-то момент там сгорело несколько красивых островов, людям было жалко видеть, как это все погибает. В 2008 году была организована одна короткая смена добровольных пожарных, а с 2009 года на острове Пиени-Хепосаари стали разбивать лагерь на все лето. За сезон в него приезжает около сотни человек, а одновременно на острове живут от 12 до 30 добровольцев. Установлены смены и график дежурства, люди записываются заранее.

В июле 2010 года я оказалась в лагере в первый раз — как раз в разгар пожаров. В тот год на Ладоге было очень жарко и очень сильно горело, мы едва успевали записывать названия островов. Я сразу же попала на пожар на материке около поселка Терву. Пожар обнаружили еще в конце июня, локализовали и передали дотушить арендаторам, но он возобновился. Горело очень неудобно, на горке, туда далеко добираться пешком, воды рядом не было. Поэтому прокладывали линию сначала от речки до горки, потом от горки еще вверх, напор воды был слабый, проливать тяжело.

На Ладоге своя специфика: там камни, мох и немного торфяной земли. И пожары там коварны тем, что огонь по корням уходит под камни в этот торф, и ты вроде бы потушил, а потом у тебя из-под камушка опять что-то дымится. Поэтому проливать землю надо до состояния болотца.

После первого адреналина, когда ты сбиваешь открытый огонь, начинается вот эта рутина, когда ты стоишь и проливаешь, проливаешь, проливаешь, как писающий мальчик, и смотришь, чтобы все это перемешивалось, охлаждалось и никуда не уходило. Это никакой не героизм. Это мокро, грязно и очень тошно.

Мы жили там три дня — и все три дня тушили, пока не кончился бензин в мотопомпах. Потом нас сменила другая группа. 

Что меня поразило тогда, так это то, что пожары на Ладоге тушила Авиалесоохрана. По логике тушение пожаров в таком месте, где много островов и сильно изрезанная береговая линия, должно быть организовано с воды. Но там были прекрасные специалисты. В отличие от добровольцев, которые по технике безопасности не работают ночью, Авиалесоохрана по своим нормам может работать в темное время суток. И мы часто сменяли друг друга: они приезжали вечером и вставали на наши же линии, или, наоборот, мы приезжали утром, сворачивали их линии и вывозили их оттуда. При облете островов Авиалесоохрана сообщала о пожарах не только себе на базу, но и нам. Но такое взаимодействие наладилось не сразу. Со временем они поняли, что мы настроены серьезно, что у нас есть оборудование и спецодежда, что мы не просто туристы в шортах и шлепках. 

Мы не только тушили огонь, мы еще просвещали туристов. Потому что пожары на Ладоге — это чаще всего следствие не поджогов, а недостаточно хорошо потушенных костров. Мы развешивали информационные таблички на островах, на местах популярных стоянок с информацией о том, как правильно тушить костры. Раздавали туристам визитки с нашими контактами, чтобы они сообщали, если где-то увидят пожар. Сейчас уже все знают наши телефоны.

С тех пор я переехала в Питер и стараюсь ездить в лагерь на Ладогу каждый год. Меня туда тянет не за адреналином, а за чувством плеча, потому что там люди, на которых я могу полностью положиться. А еще рядом с нашим лагерем есть остров Хепосаари, за 10 лет после пожара он до сих пор не восстановился: там только березовый «мордохлест» вместо сосен. Поэтому, когда смотришь на пепелище и на лес, который удалось отстоять, сердце радуется. 

За 10 лет я вижу изменения в лучшую сторону. Госструктуры благодаря добровольцам стали активнее реагировать на весенние палы и торфяные пожары. Появилось много добровольческих групп - на Байкале, в Чите, в Екатеринбурге, где в предыдущие годы были сильные пожары. Добровольцы по уровню навыков приближаются к профессионалам. Есть специальные курсы для руководителей тушения лесных пожаров, на которых теперь учатся не только специалисты из государственной пожарной охраны, но и пожарные-волонтеры. Более опытные добровольцы обучают менее опытных, перенимается опыт зарубежных коллег. Это значит, что мы можем оказать хорошую поддержку в тушении пожаров. Мы больше стали заниматься фандрайзингом, поэтому у нас лучше стала экипировка. 

Помимо тушения пожаров, я много еще чем занимаюсь. Например, состою в поисково-спасательном отряде «Экстремум». Так раньше и было: летом тушишь пожары, а осенью едешь в леса бабушек искать. Сейчас у меня маленькие дети, поэтому пока все эти активности на время отложены. Помогаю на удаленке, занимаюсь техподдержкой приложения «Спасатель рядом», благодаря которому волонтеры могут оказать первичную медицинскую помощь человеку, которому стало плохо на улице. Больше я пока не могу. Иначе скучно получается жить. А тут то пожары, то бабушки — всегда есть чем заняться. 

Эксперты — о пожарах

Координатор проектов по лесам высокой природоохранной ценности WWF России Константин Кобяков: 

— Пожарная катастрофа происходит в России каждый год. И 2010-й, если говорить о площади лесных пожаров, был далеко не худшим годом: в 2008 году лесов сгорело гораздо больше. Но раньше основная часть лесных пожаров происходила на удаленных территориях, и о них мало кто знал. А в 2010 году они коснулись густонаселенных районов, крупных городов, в том числе Москвы. Люди на собственных легких почувствовали, что это такое. И произошел массовый всплеск интереса к проблеме лесных пожаров.

Сейчас общественные добровольцы составляют ничтожно малую часть всех сил, задействованных в тушении лесных пожаров, но они играют очень важную роль: во-первых, стимулируют общественный интерес к теме, во-вторых, они «затыкают важные дырки» в государственной системе пожаротушения. Есть территории, которые не находятся в приоритете у государственных пожарных служб, но которые важны для людей. Это могут быть ценные природные территории, у которых нет официального статуса охраняемых земель. Например, те же острова на Ладоге. Или земли запаса, или заброшенные сельхозземли, на которых выросли леса и по которым до сих пор есть неопределенность, кто отвечает за их тушение. Именно волонтеры способны прикрывать те критические места, которые из-за бюрократии до сих пор остаются оголенными.

Руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин: 

— Несколько сильных групп добровольных лесных пожарных существовало и до 2010 года. Но именно 2010 год сделал проблему лесных пожаров более понятной и узнаваемой для большого числа людей. Тогда сошлись несколько факторов. В тот период был почти максимальный упадок в лесной охране. С принятием нового Лесного кодекса в 2006 году начались несколько лет абсолютного хаоса и разрушения системы охраны лесов. 

Поэтому попытка людей соорганизоваться, еще не разбираясь в проблеме, была очень важна. В большинстве случаев она была непрофессиональной и даже не очень результативной, потому что многие волонтеры включились тогда, когда эту проблему уже нельзя было не заметить, когда уже все СМИ говорили об этом, когда уже были большие потери и ущерб. Но отношение людей это действительно поменяло — как в сторону понимания проблемы пожаров, так и в сторону осознания того, что общество способно быстро объединиться и выступить значимой в масштабах страны силой.