Кушеевы. Белозерск — Люксембург

— В этом году Наденька пошла в «3.2» класс [примерно как четвертый класс в российской общеобразовательной школе] обычной люксембургской школы. Все уроки у них на французском, математика — на немецком. Они также проходят в обязательном порядке и люксембургский язык. А еще Надежда у нас понимает немного арабский, эритрейский и турецкий — этому ее новые подружки научили. Когда мы идем в магазин — она у нас за переводчика, — рассказывает глава семейства Сергей, и в его голосе слышна гордость.

Сергей Кушеев — известный в Вологде правозащитник. Будучи инженером, он получил диплом юриста, чтобы ходить по судам в качестве представителя. Переехав в Белозерск по приглашению друга, чтобы работать над автоматизацией в сельском хозяйстве, он создал там народную дружину, участники которой ловили браконьеров и пьяных за рулем.

Наде Смирновой сейчас 11 лет, и она — не родная дочь Кушеева. Когда девочке было три, ее мать погибла от рук своего сожителя. За причинение смерти по неосторожности он получил два года колонии. Все произошло практически на глазах семьи. Они жили в одном доме в Белозерске. На первом этаже — Ольга с маленькой дочкой Надей и гражданским мужем. На втором — две младшие сестры Ольги (Татьяна с Елизаветой) и их мама.

— В тот вечер Ольга с Надей сидела у нас, когда время подошло укладывать ее спать, Ольга спустилась с ребенком домой, — рассказывает Елизавета. — Сожитель был пьян, слышались крики. Буквально минут пять — и грохот, как будто кто-то или что-то упало — и тишина. Мама спустилась вниз. Сожитель вытаскивал Ольгу за ноги по полу из квартиры. Мама посмотрела, а у нее уже кровь изо рта течет. Она поднялась наверх и вызвала полицию. 

Вслед за полицией приехали и представители органов опеки. Они хотели забрать дочь убитой, но семья настояла на том, чтобы девочку оставили дома. Опеку оформили на бабушку. Пожилая женщина тяжело переживала смерть дочери, у нее начались проблемы со здоровьем. Врачи поставили диагноз: ОРВИ. Позже оказалось, что у 62-летней женщины был инсульт и, судя по всему, пока ее лечили «от простуды» она перенесла несколько приступов. Бабушка скончалась на глазах у маленькой внучки.

— Таня на работе была до середины дня, а я с обеда на работу пошла, — вспоминает Елизавета. — Таня должна была через час вернуться. Перед уходом спрашиваю маму, как состояние, она говорит, что получше. Я ушла, они с Надей остались дома, но в скором времени стало опять плохо, она позвонила нашим подругам, те вызвали скорую и сами пришли. Врачи сделали укол, уехали, и мама легла спать. Подруги наши ушли. А когда Татьяна пришла с работы, мама была мертва, Надежда сидела с ней рядом на диване.

После смерти бабушки в семью вновь приехали представители опеки и начали настаивать на том, чтобы отправить ребенка в детский дом. Но девушки, потерявшие за один год и старшую сестру, и маму, племянницу не отдали. Татьяне и Елизавете тогда было соответственно 24 года и 25 лет:

 — Они отговаривали. Мол, зачем вам такая обуза, вы молодые, и вам свою жизнь надо устраивать. Но мы Надюху в детский дом не отдали, растим сами. Опеку тогда оформили на Татьяну. Это была чистая формальность. Жили вместе — без разницы, на кого оформлять. 

Девочка знала, что произошло. Она поняла, что ее мамы больше нет, но вскоре стала называть мамой тетю Лизу. Через некоторое время Елизавета встретила Сергея и вышла за него замуж. И Надежда вместе с Татьяной переехали к Сергею, в деревню под Белозерском. Органы опеки Белозерского района такая ситуация не устроила, рассказывает Сергей Кушеев:

 — Они приходили к Татьяне на беседу и настаивали, чтобы Надя не проживала с тетей Лизой, и при ребенке сотрудник органов опеки говорила: «У вас своя семья, у них — своя, они вам чужие».

А тем временем девочка уже начала называть Кушеева папой. У вологжанина еще двое детей. Старшей дочери 22 года, она живет в России. Младшей, Эвелине, скоро исполнится три. Во время телефонного разговора с Кушеевым на фоне слышно, как Эвелина капризничает, требуя внимания отца.

«Передоверие ребенка»

Семья Кушеевых-Смирновых в полном составе живет в Европе уже около года. Первое время они ездили туда в отпуск, в гости к бабушке. Мать главы семейства — гражданка Италии, но проживает в Люксембурге. 

С путешествием в 2017 году проблем не было, а через год они возникли.

— В один прекрасный летний день, когда Наденька нежилась в водах открытого бассейна в Гревенмахере, позвонила госпожа Околова [начальник отдела опеки Белозерского района]. Истеричным голосом она возмущалась, почему ребенок уехал отдыхать за границу, не спросив органы опеки. В конце концов она сообщила, что они примут все меры, но вернут ребенка на родину, — вспоминают Татьяна и Сергей. 

По закону и договору с опекуном, уведомление органов опеки, на отсутствие которого обратили внимание в белозерской администрации, необходимо только при перемене места жительства ребенка. Нахождение в гостях у бабушки, пусть даже и за границей, под это правило не попадает, утверждает Кушеев.

Перед летними каникулами 2018 года Кушеевы-Смирновы оформили все требуемые законом бумаги, включая нотариальную доверенность. Последняя была необходима, так как девочка пересекала границу без опекуна. Татьяна должна была присоединиться ко всем чуть позже, когда ей дадут отпуск на работе. 

Тем не менее в отношении нее возбудили административное дело. В протоколе правонарушение описывалось как «передоверие ребенка третьим лицам». На заседание административной комиссии Татьяну сначала даже не пускали. Зашла она туда в разгар обсуждения. Члены комиссии к этому времени уже пришли к выводу, что девочку вывезли из России по поддельным документам и имеет место «уголовное преступление».

Опекуну Алена Околова сообщила, что «по возвращении ребенка из-за границы мы у вас ее заберем». 

— Мы разыщем нотариуса, который выдал доверенность на выезд, и потребуем признать ее незаконной, — пообещала чиновница.

Политическое убежище

В итоге опекуна признали виновной по статье 5.35 КоАП («Ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию ребенка»). Комиссия назначила безобидное наказание — штраф в 100 рублей. Однако последствия от такого решения могут быть весьма тяжелыми.

— Основанием для прекращения договора опеки, в соответствии со ст. 29 ФЗ «Об опеке и попечительстве», является ненадлежащее исполнение возложенных на опекуна обязанностей. И практика такова, что даже на основании этого постановления у нас могли забрать Надежду. Плюс опека подала заявление в полицию о том, что ребенок вывезен незаконно из России, и они требуют его разыскать и вернуть. Мы долго думали, что делать дальше — и на семейном совете приняли решение: не возвращаться. Мы попросили убежища в Люксембурге, чтобы Надежду нельзя было у нас забрать, — говорит Сергей Кушеев.

Татьяна уволилась с работы и тоже переехала в Люксембург, уведомив органы опеки о перемене места жительства. Те, в свою очередь, начали готовится к возвращению Надежды на родину. В Белозерске попросили консультации у регионального уполномоченного по правам ребенка Ольги Смирновой. И она ответила, что считает необходимым принять следующие меры:

— Уведомить приемного родителя о нарушении существенных условий договора и возврате ребенка на территорию РФ. В случае отказа возврата расторгнуть договор о приемной семье. При содействии департамента госполитики в сфере защиты прав детей Минпросвещения принять меры к возвращению ребенка.

Дурное воспитание

4 октября Белозерский районный суд отклонил жалобу Татьяны Смирновой на решение административной комиссии. В вину опекуну на этот раз ставили тот факт, что девочка не ходит в школу и не прошла диспансеризацию. Документы из люксембургской школы, в том числе и о прохождении медкомиссии, в Белозерске рассматривать отказались. Перевод официальных бумаг, по словам муниципальных служащих, не соответствует ГОСТу.

«7х7» спросил у детского омбудсмена Вологодской области Ольги Смирновой, действительно ли она рекомендовала белозерскому муниципалитету вернуть ребенка в Россию. Этот и другие вопросы редакции чиновница оставила без ответа. Зато описала в целом, как видит решение проблемы с Надеждой Смирновой. 

По версии уполномоченного, дело ребенка должно быть передано «в Министерство по делам национального образования, детства и молодежи Великого Герцогства Люксембург с целью решения вопроса об осуществлении контроля за подопечным». 

Бюрократия и дипломатия 

Система опеки в Люксембурге устроена по-другому. У Минобразования Великого Герцогства нет полномочий по «контролю за подопечным». Это ведомство занимается только обучением будущих опекунов, да и Надежда пока еще гражданка Российской Федерации. 

Однако родная страна, вероятно, передумав возвращать девочку силой, начала от нее всячески открещивается. Белозерская администрация расторгла договор с опекуном, перестав переводить пособие на воспитание ребенка, и отослала дело Надежды Смирновой в консульство РФ в Люксембурге. Муниципальные чиновники заявили, что дипведомство само запросило дело. На это дипломаты ответили, что никаких бумаг они не требовали, а договор с опекуном вообще заключать не уполномочены.

— Это абсурд, — говорит Сергей Кушеев. — По идее, именно дипмиссия должна осуществлять в миниатюре функции органов власти за рубежом. И с этим согласно Минпросвещения. Туда за разъяснениями обратился МИД РФ по просьбе консульского отдела посольства Люксембурга. И им пришел ответ, что, да, новый договор опеки должно заключать консульство. Но оно отказывается.

Сейчас семья Кушеевых-Смирновых собирается добиваться выплаты пособия на ребенка. На руках у них есть решение Белозерского суда о том, что данный вопрос должно решить Минпросвещения.

Сергей считает, что все это стало местью ему за его правозащитную деятельность, которую он вел в Вологодской области в целом и в Белозерске в частности. Тем не менее с угрозой изъятия детей в Вологодской области столкнулась еще одна благополучная семья.

Лапшины. Белозерск — Карелия

Лапшины напоминают людей с фотографии Прокудина-Горского начала XX века. Глава семейства Геннадий, мужчина средних лет, молодая жена Елена и шестеро детей. Образ жителя именно той эпохи дополняет колоритный говор. Лапшины, как и Кушеевы, жили в Антушево. Это деревня близ Белозерска. Семья вела небольшое домашнее хозяйство, Геннадий Лапшин неофициально работал на стройках в соседнем Кадуе. 

В Антушево они купили деревянный дом на материнский капитал. Сделка проходила под надзором Пенсионного фонда, который подтвердил, что приобретаемая недвижимость пригодна для жизни многодетной семьи. Органы опеки посчитали иначе.

К лету 2019 года проверки от муниципалитета участились. Глава семейства вспоминает, что чиновники приезжали по нескольку раз в неделю, ввосьмером, и собирали компромат по соседям: якобы пытались уличить семью в сокрытии еще одного ребенка, а его самого — в воровстве. 

Эти догадки органов опеки не подтвердились. В итоге чиновники предъявили Лапшиным в качестве претензии бедность. Против семьи сыграли печное отопление, отсутствие воды в доме, старая проводка, беспорядок и недостаток в игрушках. 

— Данная обстановка не способствует благополучному существованию и развитию детей. Семью можно отнести к категории семей с нестабильным материальным достатком, — заключили органы опеки и подали заявление в суд. 

Требование чиновников — ограничение в родительских правах, а это означает изъятие детей из семьи. В обоснование своих доводов они представляли справки и заключения: от школы, от медика, от участкового. 

— Врач пишет, что дети не болезненные, это подтверждается и тем еще, что они в школу без пропусков ходили, а сами органы опеки говорят, что болезненные. Знакомые сказали, что наше дело уже в суде. А нам даже никакой повестки не прислали и по телефону не сообщили — ни нам, ни родственникам, — вспоминает Геннадий.

Семья в спешке собрала необходимые вещи, кур с гусями и козу — и поехала к родственникам на север, в Карелию. 

Карельское гостеприимство

В поселке Кепа Калевальского района у Елены Лапшиной есть дядя. Многодетная семья сразу приглянулась местным жителям. Они помогли им обустроиться на новом месте. Люди приносили новым соседям посуду, вещи на зиму и игрушки. 

Четверо старших ребят 1 сентября пошли в школу. А через несколько дней туда явились судебные приставы. Они заявили, что в течение пяти дней должны изъять детей из семьи по решению суда. Директор школы Марина Вдовина к тому времени уже познакомилась с Лапшиными и понимала, что от этих родителей опасности для детей точно нет:

— Родители любящие, дети прилежные, учатся хорошо. Я не могла допустить, чтобы их отправили в детский дом.

Чтобы помочь Лапшиным, она обратилась к эксперту Фонда поддержки детей, находящихся в трудной ситуации, и члену Совета по вопросам детей-сирот Минобразования РФ Александру Гезалову. А тот — к журналистам и карельскому уполномоченному по правам ребенка Геннадию Сараеву. Омбудсмен лично выехал в Кепу. Увиденное им здесь разительно отличалось от описываемого вологодской опекой.

— Я вообще считаю, что изъятие из семьи возможно, если есть угроза жизни и здоровью ребенка. А тут дети к родителям так и льнут. У нас в России, вообще, многодетность, особенно в сельской местности, является риском бедности. Если семья живет небогато, им нужна помощь, подсказка, небольшое усилие государства, чтобы они могли научиться самостоятельно удовлетворять потребности семьи. А не угроза лишить детей, — объясняет омбудсмен.

Получив документы из суда об ограничении Лапшиных в родительских правах, он договорился и с судебными приставами, и с местной администрацией, чтобы приостановить исполнение решения. Помог этому и шум в СМИ, поднятый Гезаловым, и позиция местных жителей, вставших стеной за новых соседей.

— Я ездил в Москву на встречу с [уполномоченным при президенте РФ по правам ребенка] Анной Кузнецовой. Мы обсудили ситуацию, как быть дальше, и продумали механизмы помощи и защиты этой семьи, — рассказывает омбудсмен. 

Благодаря Александру Гезалову удалось собрать для Лапшиных около 300 тыс. рублей на ремонт их дома. Проведя первые 16 лет жизни в детдомах, сейчас Александр делает все, чтобы в такие учреждения никто не попадал, тем более при живых и любящих родителях. 

— Белозерская опека должна была включиться и сделать все, чтобы им помочь. А помогла в итоге Кепа. Весь поселок встал за эту семью. В Кепе нет благотворительного фонда. Но, по сути, все жители поселка действовали как благотворительный фонд. Хочется поблагодарить и их вместе, и директора школы в частности. Мне потом сообщение пришло от жительницы Карелии. Говорит, что Кепу нужно признать территорией семьи и детства.  

Гезалов говорит, что пытался получить разъяснения от уполномоченного по правам ребенка в Вологодской области. Оказалось, что Ольга Смирнова знает о Лапшиных только из отчетов органов белозерской опеки. Напрямую семья к ней не обращалась. Правда, и к ее карельскому коллеге они тоже не обращались — он вышел на Лапшиных сам. 

Сейчас юристы уполномоченного пытаются восстановить процессуальные сроки, чтобы обжаловать решение суда. Ведь оно было принято заочно, родители в процессе не участвовали и не могли представить свои доводы.  

— Кроме того, — объясняет Геннадий Сараев, — причины ограничения в правах, о которых говорит вологодская опека, мы их сейчас не видим. Отец официально трудоустроен, он работает в школе истопником. Дети обеспечены одеждой и всем необходимым за счет помощи неравнодушных граждан и наших структур, дом пригоден для жилья. 

Карательная опека

Система органов опеки в России не менялась с 70-х годов XX века. Тогда был другой государственный строй и другие механизмы работы с неблагополучными семьями. В современной России опека, по сути, превратилась в карательный орган, считает Александр Гезалов:

 

— Самая серьезная проблема в их работе в том, что они не обладают компетенцией в определении качества жизни. Критериев как таковых нет, и они руководствуются личными представлениями: на глазок оценивают поношенность одежды, достаточность в игрушках и новизну бытовой техники. А если что-то не соответствует их личному пониманию благополучия — требуют отобрать детей. Психологическую атмосферу в семье они не учитывают. И у нас детские дома распухают от детей, родители которых подверглись репрессиям органов опеки.

Дело еще и в разумном расходовании бюджета. На содержание ребенка в детском доме государство тратит 70 тыс. руб. в месяц. На шестерых детей Лапшиных в детском доме ушло бы 5 млн руб. в год.

— Не лучше ли эти деньги отдать семье? — рассуждает Гезалов. — Плюс выпускника детского дома нужно обеспечить квартирой, не говоря уже, что большинство таких детей не приспособлены к нормальной жизни. А кто и как дальше будет работать с родителями, у которых забрали детей? Я против детских домов, против того, чтобы в такие учреждения попадали дети.

В идеале система, сталкиваясь с проблемной семьей, должна выявлять корень их бед и работать так, чтобы помочь людям выбраться из этой ситуации, сохранив семью, добавляет он. 

— Нужно убрать опеку и сделать в основе этой системы социального работника, — считает Гезалов, — который бы в случае необходимости был бы приставлен к семье. Своеобразный социальный постовой. В его функции должны входить поддержка, изыскание необходимых ресурсов, подбор специалистов и так далее. Главным институтом общества у нас по Конституции является семья. Но у нас нет какого-то отдельного органа, занимавшегося бы ею, лоббировавшего бы ее интересы. Все субъекты и ресурсы помощи семье разнесены по разным ведомствам. 

Пока «7x7» говорит с Гезаловым о том, какой должна быть идеальная система опеки, ему приходит SMS: «У нас тоже 9 лет назад опека в Белозерске забрала дочку((( Жаловаться бесполезно. Дочери уже девять лет».