ФСБ, Шиес и нефтеразливы

Страхи правозащитника

— Вся моя природозащитная деятельность — это с самого начала история преодоления страхов.

2003–2005 годы. Угрозы — потеря работы (приводилась в исполнение), проблемы у детей в школе (не приводилось в исполнение — на это я готов был ответить агрессивно), потеря имущества («приедет охрана, разобьет твою видеокамеру» — приезжали большие дядьки, бывшие сотрудники милиции, камеру не разбили, пожали руки, уехали, но видеокассету я прятал), физическое насилие.

Подкуп — да, предлагали карьерный рост. Очень неприятный выбор, вот кажется только скажи «да», и все твои проблемы закончатся, но представил, как бы я с этим жил дальше. Так вообще было приятно, когда делаешь выбор в согласии с собой. Наверное, все эти этапы проходит любой, кто занимается какой-то общественной активностью, которая так или иначе попадает в круг интересов сильных мира. И судя по небольшому количеству активистов, этот выбор большинство делает в другую сторону.

Сейчас я определенно боюсь именно ФСБ. Насколько мне известно, ФСБ интересовалось ситуацией с нефтеразливами давно. И как мне представлялось, их интересы были на нашей стороне. Просто вроде не их полномочия, и активности они не проявляли. Но с некоторых пор посыл стал меняться. Не знаю смысл их действий, но сельчанами участие сотрудников ФСБ воспринимается именно как совместные с МВД и администрацией действия по защите нефтезагрязнителей от населения, которые пытаются отстоять свою среду обитания.

Не вижу в основном законе государства, что ФСБ — источник власти или Гапликов [глава Коми]. Еще есть чисто физика: если вы меня видите, то и я вас вижу. Палитесь. Плохо инструктируете участковых. Им непонятно, почему они должны «копать» под "Комитет спасения Печоры".

Так что бойтесь-ка вы. А я боятся не буду. Это да, на полном серьезе, я отдаю себе отчет, что я уязвим. Но за мной березы, медведи, семга и куча народу (я прям все это физически ощущаю). Трудно бороться с детскими образами. Для меня МВД — это дядя Степа-милиционер, спецслужбы — полковник Исаев. Не хочу и не буду отказываться от этих образов. Стопудово, не всех адекватных людей покосила система. Выбор за вами.

А что помогало мне справиться со страхами ранее? Я читал закон. И верил написанному. Следующий этап: понять, что такое неправовой закон.

Галлюцинации правозащитника

— «Иван, у тебя галлюцинации». Именно это я прочитал в ответе Минприроды Коми по пластовой воде в ручье Шервож [осенью 2017 года Иванов на прогулке обнаружил в ручье техническую воду, которую нефтяники используют при гидроразрыве нефтенесодержащего пласта земли]. Обычно в такие моменты, чтоб не заболеть, мне надо срочно как-то отреагировать (прокурору, например, написать), но я прочитал это в микроавтобусе на полпути из Сыктывкара в Ухту, пропал интернет. Я ощутил такую беспомощность, я один, маленький такой человечишка, против армии чиновников, а за их спинами — ухмыляющиеся луки [сотрудники Лукойла].

И такую глубочайшую бессмысленность ощутил переписок, хождения по кочкам, грязи. Не, переписка — пых. Только митинги, только хардкор. По сути то же заявление, только там живая музыка и живые люди, а не протоколы.

Риторический вопрос правозащитника

«Лукойл», конечно, может построить еще десяток церквей, но компенсирует ли это убитую среду обитания местных жителей?

Оценки правозащитника 

По моей личной оценке, характер реагирования государственных органов на разливы нефти и аварии на уровне 2007 года. Как мне представляется, все наши обращения, митинги, попытки проведения республиканского референдума пока не очень повлияли на сокращение аварий и разливов нефти. Обратиться к покупателям российской нефти — это нестандартный ход.

Правозащитник в ужасе

На станции Шиес Ленского района Архангельской области ведется (если кто еще не в ужасе), на наш взгляд (членов Комитета спасения Печоры), незаконное строительство полигона твердых бытовых отходов. И оно сопровождается многочисленными нарушениями законодательства, в том числе на территории Республики Коми.

Лексиконы правозащитника и чиновника

Когда мы произносим слово «Шиес», оно в сознании чиновника посредством сложных психо-биохимических процессов и интуитивно-логических связей преобразуется в ужасное слово «Чайка» [Юрий Чайка — Генпрокурор России, его сын Игорь Чайка занимается вывозом мусора в Московской области, они оба стали героями фильма-расследования Фонда борьбы с коррупцией о предположительно незаконном бизнесе представителей прокуратуры]. И наступает паралич и хаотично-судорожные метания: «Только не я!»

Есть, наверное, особый язык политиков, который простому гражданину без переводчика недоступен.

Стыд правозащитника

Мне стыдно спать в теплой постели, когда урдомчане спасают полстраны от мусора.