Приграничное расстройство. Жители Курской области оказались в ловушке войны, которую они поддерживают, и бюрократии, на которую надеются

Глава 1. Суджанка, которая поехала в Москву

Холодным дождливым утром 1 ноября Светлана Ляхова вместе с дочерью-подростком сошла с поезда на перрон Восточного вокзала в Москве. Их встретили земляки из Суджи Юлия и Евгений, чтобы вместе поехать в приемную Путина. Там компанию уже ждала Оксана, тоже бежавшая с курского приграничья от войны.

Светлана Ляхова привезла в Москву обращение жителей Суджанского района. Они написали, что поддерживают политику Путина и войну России в Украине, но не ожидали в ответ оказаться без денег, жилья и помощи со стороны властей.

Главное требование суджан, а также беженцев из других районов Курской области, — поскорее выдать им государственные жилищные сертификаты. Это денежные компенсации тем, кто из-за обстрелов лишился дома или был вынужден переехать в безопасное место. Власти региона выдают их с 2023 года.

На следующий день после захода ВСУ на курские территории правительство РФ выделило первый транш в 1,8 млрд руб. на жилищные сертификаты для беженцев из этих районов. Алексей Смирнов, тогда еще врио губернатора, постоянно писал о компенсациях в своем телеграм-канале и говорил о них на встречах с людьми из пунктов временного размещения (ПВР). Информация о сертификатах появилась на “Госуслугах” в разделе с мерами поддержки для беженцев в Курской области.

С августа Смирнов несколько раз обновлял число выданных сертификатов. Как выяснилось из одного поста, получали их только те, кто жил в пятикилометровой зоне от украинской границы. Суджа находится дальше - примерно в восьми километрах. Предположительно, власти выдавали сертификаты по старым заявкам, поданным до 6 августа. Всего их было 2 тыс.

Ни в одном из постов Алексей Смирнов не сказал беженцам о сроках выдачи сертификатов. В октябре власти еще только собирали списки домов и просили деньги из федерального бюджета.

Тогда же министр строительства региона Александр Афонин сказал, что выдавать компенсации “нецелесообразно”, потому что трудоспособные люди уедут покупать жилье в более безопасных регионах. По версии Афонина, жилищные сертификаты стоит выделять после завершения режима контртеррористической обороны (КТО) — чтобы люди вернулись туда, откуда уехали. Неизвестно, когда курские власти отменят режим КТО. Вероятно, не раньше, чем ВСУ уйдут из региона.

Не все жители приграничья хотят обратно домой. И не только потому, что их дома нужно ремонтировать или отстраивать заново. Инфраструктура в городах и поселках разрушена. Чтобы ее восстановить, нужно время. Землю придется сначала разминировать, а потом обработать после гибели людей и животных. По словам губернатора Алексея Смирнова, на все это уйдет как минимум пять лет.

Сотрудники приемной Путина послушали Светлану Ляхову и других суджанцев, приняли их обращение. Но из разговора женщина сделала вывод, что о беженцах “наступила информационная тишина”: “Молчат СМИ, тот же телеграмм, молчат корреспонденты, телевидение. Да сводки с мест, освящаются, но о людях, о их проблемах, бедах, тишина” (орфография и пунктуация из поста сохранены, Светлана не ответила на вопросы журналиста “7х7”).

Такое же обращение суджанцы отвезли в Госдуму и Совет Федерации. Оказалось, что до этого сенаторы не получали ни одной жалобы от покинувших дома курян.

“Это дает им [сенаторам] право судить, что все у нас норм. <...> Чем больше будет писем, обращений, фото и видеосъемок, [тем больше] о нас заговорят. <...> Для меня и дочери, это был эмоционально очень трудный день. Но нужно выдохнуть и идти дальше”, — заключила Светлана.

Поездка в Москву и жалобы во все инстанции положили начало борьбе людей за новую жизнь после эвакуации.

Глава 2. Парикмахер, который выплатил ипотеку и тут же потерял дом

Парикмахер из Суджи Сергей Лысенко и его жена вместо кровати спят на резиновом матрасе на полу. На диване в их съемной однокомнатной квартире в Курске ночуют двое детей. Они учатся в шестом и десятом классах.

Лысенко были вынуждены снять пустую квартиру в августе. Сергей вместе с семьей и родственником 6 августа уехал в подмосковный Серпухов, к куму. Но потом семья вернулась в родной регион, где у парикмахера остались клиенты. Мест в ПВР уже не было.

Хозяева съемной квартиры согласились купить диван и холодильник. Письменный стул и стиральную машинку Сергей купил с рук сам.

— Обидно 25 [тыс. руб.] отдавать [за квартиру] и спать на полу. Но вариантов других нет, — сказал мужчина.

Он 25 лет проработал в Судже парикмахером и хорошо зарабатывал. У семьи были большой дом, баня и гараж на участке. Мужчина 10 лет выплачивал за дом ипотеку, отказывался от отпусков и тратил все деньги на ремонт. Последний платеж по ипотеке Сергей внес 5 августа — за день до захода ВСУ в Суджу. В день отъезда он закрыл в доме кошку, а во дворе в вольере — собаку. Думал, что вернется через пару дней.

В Курске Сергей арендовал кресло в парикмахерской. Ему приходится заново собирать базу клиентов. Рекламировать свои услуги на улице он не может — об этом нужно договориться с чиновниками, а затем платить за продвижение. При этом мастер не повысил цены: “Навариваться на нашем горе не собираюсь”.

Жена Сергея — швея. В Курске у нее не получается найти высокооплачиваемую работу. На последнем месте ей заплатили 5 тыс. руб. за неделю.

— Мы сейчас выживаем. Покупаем покушать и за квартиру. Все, — признался Сергей.

У парикмахера остались три невыплаченных кредита. Они заморожены до декабря. Что делать после окончания кредитных каникул, мужчина не знает.

— Наверное, людей буду с улицы загонять, как-то стричь, — пошутил мастер.

Сергей подал заявление на выдачу жилищного сертификата в Министерство имущества Курской области. Чиновники ему не звонили. Из-за неопределенности Лысенко не может решить: оставаться в Курской области или ехать в более безопасный регион.

— С сертификатами вообще какой-то молчок. И с гуманитаркой все тише и тише. Все потихонечку утихает, — сказал Сергей. —  Обидно. Закончил ипотеку платить и остался без жилья. В 45 лет начинать все заново. <...> Верили-верили в эту Россию, а тут все отобрали.

Глава 3. Пенсионерка, которая открыла пункт адресной помощи в гараже

Пенсионерке Людмиле Ковалевой ночью 6 августа казалось, что ее дом в Судже подпрыгивал от обстрелов. У нее пропали свет и вода. К утру - мобильная связь. Днем в городе пенсионерка видела разрушенные здания и воронки от прилетов на дорогах. Суджа опустела. “Как в фантастическом фильме: весь мир погиб/не существует. Мы оторваны от остального мира, помощи ждать неоткуда”, — написала Людмила своем в дневнике.

На следующий день женщина посадила в рюкзак кошку Мурёну и положила в пакет с логотипом OZON сменную одежду. Много брать не стала и не могла - вместе с взрослым сыном им предстояло пройти 20 км из Суджи до села Большое Солдатское. Оттуда власти увозили беженцев в ПВР. Но Ковалевым повезло: по пути их встретили соседи и довезли до села на машине.

Людмила представляла ПВР как огромный спортзал с рядами коек. В реальности им с сыном и кошкой дали отдельную комнату в студенческом общежитии в Курске.

— Когда мы сюда приехали, мы так были рады, что вообще нас куда-то пристроили! Не бросили в тот момент погибать. Конечно, ремонт [в общежитии] минимум 60–70-х годов. Но все равно у меня есть где спать, на чем спать — уже хорошо. Здесь тепло. Есть кухня, можно погреться и что-то себе приготовить, — рассказала Людмила "7х7".

ПВР напоминает ей перенаселенную коммуналку. А пенсионерке хочется тишины: “Подумать о своем. Погрустить вволю. Или даже поплакать. Иначе сердце разорвется от боли”.

В августе жители Курска привозили в ПВР ящики с печеньем, конфетами, фруктами и овощами. Волонтеры предоставляли одежду и другую гуманитарную помощь. Работники банков и соцслужб приходили давать консультации.

Летом безработные беженцы собирались возле ПВР, обсуждали военные сводки с курского направления. Они верили, что российские солдаты возьмут под контроль населенные пункты в приграничье. "Скоро вернемся и еще картошку выкопаем", — думала тогда Людмила.

Женщине кажется, что спустя три месяца беженцы впали “в крайнее уныние и безнадегу”. Они не знают, сколько еще проживут в ПВР, не выгонят ли их из общежития, когда они получат жилищные сертификаты.

В пункте временного размещения люди питаются по талонам в определенное время. Работающие люди не успевают бесплатно поесть. Людмила говорит, что в последнее время “кормежка стала все хуже и хуже, — рацион скудный и порции меньше”. Сотрудники ПВР объяснили это тем, что гуманитарная помощь заканчивается, а чиновники еще не перевели деньги на беженцев из бюджета.

Беженка Алена [имя изменено по просьбе героини] из другого ПВР тоже пожаловалась “7х7” на питание. Ее семья решила готовить самостоятельно. Но сотрудники пункта запретили использовать кухни и не давали посуду. Ограничение сняли, когда “народ восстал”. 

— Какие-то запреты постоянно: нельзя детям отпраздновать день рождения, нельзя никого позвать в гости. Давят больше морально и угрожают выселением: “Если вам не нравится — уходите”, — рассказала Алена о жизни в ПВР. —  Морально здесь жить очень тяжело, а снимать квартиру тяжеловато финансово. Я получаю зарплату. Но все, что я получу, я должна буду отдать за квартиру. А надо еще и покушать купить, лекарство, одежду. Поэтому сидим и терпим.

В ноябре начальники ПВР, где живет Людмила Ковалева, запретили беженцам содержать в комнатах домашних животных. В общежитии кроме кошки Мурёны живут собака Муха и еще несколько питомцев. Хозяева не согласились “предать тех, кто разделил с ними тяжелую судьбу”. Ковалева за всех пожаловалась губернатору Смирнову. Тот распорядился оставить животных в покое.

Беженцы больше не обсуждают новости, собираясь возле пункта размещения, — холодно.

— Поначалу нас встретили, как родных. Тут все везли и несли гуманитарку. Сейчас это утихло. От нас как будто бы устали. У людей очень много разочарований во всем и во всех. Сколько у нас [среди суджан] было патриотов, и все собирали всякие теплые вещи солдатам. Кто-то готовил, кто-то продукты давал, возил [военных]. Мы же всей душой старались, а оказались никому не нужны. Нас списали со счетов, — сказала Людмила.

Ковалева вместе с сыном создала пункт адресной помощи. Он работает так: в группе во “ВКонтакте” беженцы пишут, что им нужно, а россияне могут заказать это на маркетплейсах. Людмила забирает, хранит и выдает заказы в гараже в Курске. Аренду гаража оплачивает благотворитель, живущий в Санкт-Петербурге.

— Некоторые мои посетители идут по этим дворам и спрашивают у местных жителей, где же склад. Они: “Мы ничего не знаем”. И за спиной говорят: “Кто это? А это вот нищие, тут склад у них”. Понимаете, обидно. Люди [из приграничья] бросили свои отстроенные дома. Почему мы нищие? Мы не алкоголики, не бомжи, не наркоманы, мы не проиграли свои деньги. Прилететь может в любой дом, и вы станете такими же нищими, как и мы, — с обидой в голосе рассказала пенсионерка.

Беженцы приходят к женщине с разными жизненными историями. Жалуются на тараканов и клопов в некоторых ПВР, на жизнь в пустых квартирах.

— Конечно, на квартире тяжелее. Им [беженцам] нужно [купить] все с нуля: тарелку, ложку, вилку. Каждую мелочь. Для них получить раскладушку на нашем складе — счастье. Они спали на полу, но сейчас холодно, — объяснила Ковалева.

В декабре Людмила, скорее всего, закроет склад. Ей будет физически тяжело раздавать гуманитарную помощь в неотапливаемом гараже.

Глава 4. Семья, у которой было все, а осталась только жажда свободы

— Накануне этих событий [6 августа] было такое ощущение счастья… Каждый день просыпался и радовался именно такой жизни, что у меня все есть, — вспомнив о прошлом, Роман слегка улыбнулся. Он попросил не называть его фамилию.

В поселке Суджанского района у Романа и его жены Ольги был дом, который они восстанавливали и ремонтировали на протяжении 25 лет. За несколько месяцев до эвакуации госкомпания, в которой мужчина занят работой с контрольно-измерительными приборами, перевела сотрудников на удаленку. Это время Роман прожил “как пенсионер”: получал зарплату и занимался хозяйством в свое удовольствие. Он посеял газон возле дома, выровнял плитку на участке. Семья купила новый холодильник, стиральную машинку и посудомойку. Супруги пошли заниматься в спортзал, чтобы похудеть. Война ощущалась как привычный фон.

— И было такое чувство, что скоро это разрушится. Слишком все хорошо. Так не бывает, — теперь говорит Роман.

Он уехал из поселка 6 августа с женой, дочерью-подростком и пожилой лежачей тещей. Ольга несколько дней жила в ПВР, а Роман и дочь —  у друзей. Тещу Романа было некуда забрать. Семья попросила министерство соцобеспечения поместить женщину в интернат в Рыльском районе Курской области. Через несколько дней интернат эвакуировали. Ольга перевезла маму к себе. Потом семья сняла квартиру, потому что в ПВР нет подходящих условий для жизни лежачих людей.

Роман и Ольга рассказали журналисту “7х7” о своей эвакуации, сидя на кухне с хорошим ремонтом. Семья снимает трехкомнатную квартиру в Курске за 45 тыс. руб. в месяц. Платит за нее госкомпания, где работает Роман. Без этой помощи ему пришлось бы искать другую работу: с более высокой зарплатой или предоставлением жилья.

После эвакуации Роман во “ВКонтакте” начал постить записи о своей жизни и разных мерах поддержки. Например, он писал об акции одного из маркетплейсов, который начислял курским беженцам бесплатные баллы на покупки. Мужчина приглашал волонтеров и сам помогал выдавать гуманитарную помощь в курском отделении Красного Креста. Делился, как стоял в очередях в МФЦ и пунктах выдачи гуманитарки.

В шкафчике на кухне Романа и Ольги лежат несколько упаковок гречки, банки рыбных консервов, пачки дешевого чая “Гита” - продукты из однотипных наборов гуманитарной помощи. Семья также получала другие крупы и консервы, муку, иногда сгущенку. Политические партии, бизнес и благотворительные организации везли все это в Курскую область тоннами.

Состав гуманитарки Роман раскритиковал в своем блоге во “ВКонтакте”. Он считает, лучше бы люди получали талоны и сами покупали нужные им продукты в супермаркетах. Подписчики мужчины согласны: им не хватает овощей, зелени, мяса и молочных продуктов. “Картошки хочется, как никогда. А дома целый огород”, — написала под постом Романа беженка, живущая в ПВР.

Людям нужны лекарства и посуда, а еще —  адресная помощь. Роман рассказал, что для лежачей тещи нужно было найти спецпитание, памперсы, противопролежневый матрас и другие вещи. Не все благотворительные фонды могли это предоставить. Функциональную кровать, на которой женщину можно приподнимать для кормления, им подарил фонд “Святое Белогорье против детского рака”.

Своеобразный квест — поиски подходящей одежды. В сентябре справедливороссы открыли в Курске социальный магазин. Беженцы могут бесплатно выбрать там вещи, если подтвердят свою прописку. Роман взял в магазине брюки, но сразу вернул — не смог носить из-за низкого качества.

— Гуманитарная помощь экономит бюджет. Да, они стараются. Ну не могу такое носить. Мы же не бомжи. Ни у кого ничего никогда не просили. В стрессовой ситуации можно [поносить], но потом все равно хочется ощущать себя нормальным человеком, а не бомжом, который ест из мусорки, пьет, спит, — сказал Роман.

Коллеги собрали для его семьи вещи с этикетками, посуду и бытовую технику. Во время разговора с “7х7” Роман и Ольга несколько раз повторили: “Нам не на что жаловаться, мы еще в хороших условиях”. Хороших - в сравнении с тем, как приходится жить другим курским беженцам. Коллега Ольги уехала из Суджанского района, когда в курских ПВР уже закончились места. Женщина сняла квартиру. “Куряне поначалу охотно пускали. Думали, что это ненадолго”, — говорит Ольга. Но вскоре хозяйка попросила беженку съехать. В ПВР ей выделили койку в бильярдной рядом с чужими людьми.

Роман и Ольга, как многие, страдают от жизни в неопределенности. На одном из фото Суджи они видели, что у их дома пробита крыша. От жилья уже ничего не осталось, предполагают спустя три месяца супруги. В доме стояла техника на миллион рублей. Но без условий выдачи жилищных сертификатов семья не может решить: остаться в Курской области или уехать. В Суджу они возвращаться не хотят.

— Мы как на цепочке живем. Мы знаем, что у нас там [в Судже] жизни нет и больше не будет. Восстанавливать дом в приграничной деревне небезопасно, нецелесообразно и очень дорого. Даже если государство выделит какое-то финансирование, это не покроет стоимость жилья. И мы не молодые. Построить дом — это потерять остатки здоровья и остаться на плечах у своих детей инвалидами, — говорит 50-летняя Ольга. —  Поэтому мы хотим, чтобы нас отпустили. Дайте нам возможность начать новую жизнь в другом месте.

Глава 5. Общественник, который сделал блог главным средством борьбы за права беженцев

Беженец Валерий Моисеев встретил журналиста “7х7” в беседке на территории курского спортивно-оздоровительного комплекса “Олимпиец”. С одной стороны от беседки была река, и на воде отражались золотистые блики от солнца. С другой - сосновый лес с тропинками и не по сезону ярко-зеленый газон. Пахло хвоей и свежестью. Казалось, что 61-летний Валерий приехал отдохнуть. Но охранники у входа на территорию комплекса, в камуфляже и с автоматами наперевес, напомнили: “Олимпиец” теперь ПВР. В нем Моисеев и живет.

Валерий, его жена и сын 6 августа ушли из Суджи пешком. На следующий день они заселились в этот спортивно-оздоровительный комплекс. В Судже у Моисеева остались квартира, дорогие памяти документы родственников и фотографии.

— Там были документы моих предков, служивших в Гражданскую войну и Великую Отечественную войну. И моя молодость на фотографиях, молодость родителей, всякие торжества. Больше невозможно посмотреть ни на свою свадьбу, ни как родились дети, ни какие они были маленькие, — рассказал Валерий.

В ПВР у семьи отдельная комната с телевизором, электрическим чайником, душем и туалетом. Волонтеры привезли беженцам предметы гигиены, осеннюю и зимнюю одежду. В августе в ПВР с концертом приезжали провоенные певцы Шаман и Григорий Лепс.

Валерий считает условия в ПВР идеальными — не нужно тратить деньги на жилье и питание. Беженцы, которым не нравятся условия, снимают квартиры от 20 тыс. руб. и выше. “Шиковать” — то есть арендовать жилье и ежедневно покупать продукты — Моисеев не может. Он ушел из города в тапках, с документами и небольшой суммой денег.

— Выбора нет, мы вынуждены здесь жить. Да, как в коммунальной квартире, как в общежитии в студенческие годы. Нас поселили, предоставили условия. От добра добра не ищут. Многие скучают [по дому], особенно женщины. Переживают за детей, — сказал он.

Перед губернаторскими выборами в ПВР приезжал глава региона Алексей Смирнов. Раздавал обещания. Но после выборов он будто спрятался от людей, считает Валерий.

Приезжала в ПВР 26 октября министр соцобеспечения региона Татьяна Сукновалова. Она привезла гуманитарную помощь для беременных женщин и молодых мам. Когда Сукновалова дала комментарий телевидению, беженцы окружили ее и забросали вопросами: “Девушка, а когда нам государство будет помогать?” “Я точно так же знаю, как и вы, как продвигается [выдача сертификатов]”, — тихо ответила министр, и ее голос заглушили крики возмущенных курян.

Эпизод не попал в выпуск новостей на телеканале “Вести Курск”. Но Валерий Моисеев записал встречу с Сукноваловой на видео и выложил эти кадры. С 6 августа он публикует в соцсети всю информацию о помощи курским беженцам. Мужчина называет себя общественником и считает ведение блога своей работой. До захода ВСУ в Суджу Моисеев тоже писал в соцсетях о местных проблемах.

На той встрече Валерий предложил Татьяне Сукноваловой выплатить бежавшим с приграничья курянам по 1 млн руб. Власти уже переводили людям по 10, 15 и 150 тыс. руб. Эти деньги ушли на квартплату, вещи первой необходимости. По мнению общественника, еще 825 тыс. руб. дали бы беженцам возможность купить мебель и технику. Министр выслушала общественника молча.

Беженка из Кореневского района пожаловалась Сукноваловой, что банк отказался заморозить ипотеку за разрушенную квартиру.

- Вы же знаете, Коренево-то уже освободили, — ответила министр.

- Кого освободили? Позавчера были [имеется ввиду - туда ездили жители]. Там бабахають, и дроны летят. Люди наши ездють туда, еле ноги уносят, — закричала обратившаяся к чиновнице пенсионерка.

Валерий Моисеев говорит, что беженцы ощущают себя брошенными. Особенно по сравнению с украинцами, которые с 2022 года получили больше 100 тыс. жилищных сертификатов.

—  Сначала бросили с эвакуацией [часть жителей спасались самостоятельно, в районах первые дни не было централизованной эвакуации, организованной местными властями], потом с сертификатами, — говорит Моисеев. —  В настоящий момент [среди беженцев] очень остро стоит запрос на справедливость.

Глава 6. Беженцы, которые заставили власть говорить

Поездка суджанки Светланы Ляховой в приемную Путина в Москву стала точкой невозврата для жителей приграничья. Они решили нарушить “информационную тишину” и напомнить властям о себе. 

Пример остальным подал Юрий Ткачев — глава Шептуховского сельского поселения в приграничном Кореневском районе Курской области. В августе Ткачев и его отец эвакуировали жителей на личных машинах, в то время как некоторые главы других территорий бросили жителей и уехали от обстрелов. А в ноябре он записал видео к Путину с требованием поскорее выдать беженцам жилищные сертификаты. То же самое, но в письме, ранее просили главы поселений Суджанского района.

Обращение Юрия Ткачева опубликовала официальная группа Шептуховского сельсовета во “ВКонтакте”. Потом еще несколько беженцев записали видео с личными историями. И группа превратилась в своего рода “книгу жалоб” на курскую власть и предложений от людей с приграничья.

Группа Шептуховского сельсовета поддержала беженцев из разных районов области, ежедневно публикуя по несколько новых историй. В одном из роликов беженец из Кореневского района Сергей Емельянов рассказал, что у него девять приемных детей. Он с супругой и детьми поселились у старшей дочери с зятем и внуком — 14 человек в двухкомнатной квартире. Раскладушки некуда было поставить, поэтому спать пришлось на полу.

Десятки людей стали собираться в небольшие группы и записывать обращения от своего района или поселка. “Как нам жить дальше?” — главный вопрос, который они задавали властям.

“Мы тоже жители. Мы же не бомжи, в которых нас превратила эта проклятая война. Вот [беженцам из] Херсонской области сразу давали сертификаты. А когда мы обратились, говорят, что вы сможете получить [сертификаты], когда закончатся боевые действия, когда приедет комиссия. А когда приедет? В течение пяти лет?”, — спросила в обращении Путину пенсионерка из села Кремяное на границе с Украиной. Она добавила, что беженцы из Кремяного продолжают собирать деньги для поддержки российских военных.

После волны видеообращений курские беженцы стали выходить на улицу. Толпа жителей Большесолдатского района 6 ноября собралась под окнами областной администрации. Никто из чиновников к ним не вышел, но сюжет о митинге показал местный телеканал «Такт».

В тот же день губернатор Алексей Смирнов попросил Минфин РФ поскорее перечислить 100 млрд руб. на жилищные сертификаты. А на следующий день назначил беженцам компенсации за аренду жилья. Их получат семьи, которые живут в Курской области, работают и тратят на съем больше 22% совокупного дохода. Главное требование — предоставить договор об аренде. Это условие, скорее ухудшающее положение беженцев, потому что собственники не хотят платить налоги со сдачи квартир. Им проще и выгоднее выгнать жильцов, чем оформлять официальный договор. А те, кто уехал из Курской области, пожаловались на несправедливость. Люди предложили чиновникам назначить ежемесячные денежные выплаты, чтобы каждый сам распоряжался деньгами.

Второй митинг у здания областной администрации прошел 10 ноября. Теперь вышли суджанцы. Видео их встречи опубликовал телеграм-канала “Суджа Родная”. Курские СМИ, лояльные местному правительству, проигнорировали митинг.

К жителям Суджанского района вышло несколько чиновников. Анатолий Дроган — глава управления по взаимодействию с органами местного самоуправления — заявил, что беженцы устроили «публичную незаконную акцию» и попросил выйти ее “инициаторов”. Собравшиеся возразили: “Границу просрали, а с нас спрашивают”. Дроган попытался объяснить: “Власть никого из врагов не толкала на границу, это война”. “Где война? Объявите войну! СВО же”, — перебили его беженцы.

Участница народного схода Юлия рассказала “7х7”, что люди вышли на площадь из-за бездействия власти —  “выразить свою боль, пообщаться [с чиновниками]”, чтобы те “не молчали и не разгоняли [жителей] как собак”.

— Никто из сдающих квартиры не хочет составлять договор, а тем более платить налоги. И теперь, когда требуем договор, [они] вообще не хотят сдавать нам квартиры, — пояснила Юлия.

По ее словам, беженцы уже на взводе. Юлия приехала в ПВР с мужем, двумя детьми, пожилыми родителями и родителями мужа. Семья живет в бытовке — небольшой постройке — с кроватями и одним столиком.

— Окна пластиковые, в щелках дует, заклеиваем скотчем. Прохладно. В раковину мыть посуду — очередь, в туалет на этаже — очередь, в душ тоже очередь. Родители мужа не выдержали и уехали на холодную дачу знакомых, — рассказала женщина.

В Судже у нее остались тетя и дядя, мать ее невестки, коллеги и друзья, семьи знакомых. Юлия пыталась хоть что-то узнать об их судьбе от украинского журналиста, который делал материал о Судже. Тот нашел одну знакомую Юлии, снял ее на видео и прислал семье (“7х7” не видел эти кадры). Журналист рассказал, что другую знакомую якобы кто-то похоронил.

На встрече с суджанцами чиновники предложили им встретиться 12 ноября. На вопрос, придет ли губернатор, представители администрации ответили: “Губернатор не готов сказать”. С людьми должен поговорить глава Суджанского района Александр Богачев.

Власти сначала были не против позвать на встречу СМИ, но позже отказались.

“Нужно видео снять обязательно”, — считает Юлия.

Глава 7. Волонтеры, которые столкнулись с самыми обычными желаниями людей

Пожилая женщина лет 60 в бирюзовой удлиненной куртке, фиолетовом берете и черных кроссовках перебирала горы теплой одежды, лежавшей на полу комнаты в пункте помощи курского отделения партии “Рассвет”. Партию основала антивоенный политик из Тверской области Екатерина Дунцова, пытавшаяся избраться в президенты России в 2024 году.

Партия “Рассвет” - одна из организаций, помогающих курским беженцам. Кроме нее, гуманитарную помощь в регионе выдают отделение курского Красного Креста, пункт “Святое Белогорье против детского рака”, офисы остальных партий и другие места. Курская организация “Дом добрых дел” первой стала помогать беженцам: волонтеры предоставляли продукты, подушки, одеяла. С 21 августа они оказывают только адресную помощь.

В пункте “Рассвета” беженка в берете искала теплую куртку для своего 32-летнего сына. Ему было не в чем идти на новую работу.

Подходящей куртки не нашлось. Женщина перешла в соседнюю комнату — со сложенной на полу обувью. С ботинками, как и с верхней одеждой, не повезло. Беженка ушла, надеясь, что подберет что-нибудь из следующего привоза.

В пункте несколько комнат с мешками вещей и аккуратной разложенной на стеллажах одеждой. Сортировать и раскладывать вещи ежедневно помогают две пенсионерки-соседки из Суджи. Они мечтают вернуться домой, но пока вынуждены снимать квартиры в Курске. Студента Александра Новикова, который возглавляет курское отделение “Рассвета”, женщины называют “начальником”.

Курский “Рассвет” открыл пункт выдачи одежды в сентябре. В городе работает еще один партийный пункт, где волонтеры раздают продуктовые наборы. Деньги на вещи и работу пунктов “Рассвет” собрал с помощью донатов.

Больше сотни беженцев приходят каждый день за одеждой и другими вещами. В августе люди просили дать им постельное белье, матрасы, кастрюли.

—  К тебе выбегает орава детей и начинает просить у тебя такие вещи, которые обычный ребенок, например, в Москве, Московской области, не попросит никогда у родителей. “Вы можете мне привезти кроссовки обычные?” Не какие-то брендовые. “Привезите мне штаны”. “Привезите мне сумку-бананку”. Меня девочка дергала за руку, просила: “Дядя, привези мне, пожалуйста, одежду для кукол”. У нее пупс такой сидит в коляске. Весь грязный. Будто обгорел. Она с ним играется. Девочка 15 лет просила прокладки, потому что ей ничего не выдают [в ПВР]. У мальчиков не было трусов, — рассказал “7х7” волонтер Денис [имя изменено].

Однажды к волонтерам пришла женщина. Она взяла чайник, одежду и длинный шарф, чтобы укрываться им вместо пледа. Рассказала, что сняла квартиру без мебели. Но приехавший к ней передать лекарства волонтер увидел обставленную квартиру. “Муж с помойки принес. Мы по ночам [мебель] тащим, потому что нам стыдно”, - призналась она.

В один из дней в пункт “Рассвета” вошла пожилая женщина - блондинка с большими голубыми глазами.

— Мне нужно подобрать зимнее что-нибудь для военных, — попросила она.

До захода ВСУ в регион женщина собирала продукты для военных. После эвакуации они позвонили ей, сказали, что у ее дома пострадала крыша, но вещи уцелели. Женщина разрешила солдатам забрать теплую одежду. “Мы им всегда помогали”, — несколько раз повторила она.

Александр Новиков не дал женщине взять вещи для военных, потому что гуманитарная помощь в пункте предназначена только для беженцев. Но волонтер позволил пенсионерке выбрать женскую куртку.

Новиков сказал “7х7”, что у “Рассвета” “гуманитарный, а не политический проект”. Некоторые посетители пункта приходят с z-нашивками на вещах и песней Шамана на рингтоне телефона. В очередях беженцы сами начинают обсуждать политику: “Почему наш глава района уехал?”, “Почему губернатор ничего не сделал по линиям обороны? Мы же видели, что там стоят войска”.

— Они познакомились с политикой, когда выехали. Когда по Судже ракета прилетела. Когда у них умерли близкие, умерли животные, не стало домов. Они же не выбирали знакомиться с ней. Она сама к ним пришла, — считают волонтеры.

В августе жители приграничья приходили за помощью в панике и ужасе, но с надеждой, что вскоре вернутся домой. Спустя три месяца надежды не осталось. “Рассвет” будет помогать до конца 2024 года, пока не кончатся деньги.

— Они понимают, что они здесь надолго, — говорит Александр. — У них до сих пор круговой образ дня, как я его называю. Это прийти на один пункт [помощи], на другой, на третий, получить [вещи и продукты] и прожить еще до следующего дня.

Волонтеры замечают, что у беженцев с разными взглядами есть кое-что общее. Все они хотят, чтобы боевые действия скорее закончились.

—  Как раз таки хотят мира, как раз таки жалеют жителей Украины, потому что побывали в ситуации похожей или идентичной. Потому что если у тебя на глазах умирает свой или соседский ребенок, знакомый, сосед, почтальон, нельзя потом говорить, что ты за такое, — сказал волонтер Денис. —  Люди сами эмоционально дошли до такого мнения.