«В тюрьме нужен хозяин». Как ставший правозащитником бывший заключенный советует улучшить систему ФСИН

Руководитель Поволжского офиса благотворительного фонда «Русь Сидящая» Руслан Вахапов освободился из исправительной колонии №1 в Ярославской области в январе 2018 года — незадолго до появления «дела о пытках» в отношении более полутора десятков сотрудников регионального управления Федеральной службы исполнения наказания (ФСИН). Видеозапись с издевательствами над заключенными передала СМИ адвокат фонда «Общественный вердикт» Ирина Бирюкова, она представляла интересы и самого Вахапова. После освобождения Руслан Вахапов решил присоединиться к правозащитной деятельности. Чем занимается заключенный и какой он видит реформу системы исполнения наказаний в России, выяснили журналисты «7x7».

Поволжский офис благотворительного фонда «Русь сидящая» находится в Ярославле, но его сотрудники опекают заключенных и в других регионах, например во Владимирской и Кировской областях. Пока «Русь сидящая» в основном распределяет передачи для нуждающихся в колониях и помогает освободившимся и-за решетки освоиться на первых порах на свободе. Информацию о тех, кому нужна поддержка, в Ярославле получают в основном из московского офиса «Руси сидящей». Проект Благотворительного фонда помощи осужденным и их семьям основала в 2008 году тележурналист Ольга Романова. «Мы помогаем политическим заключенным, жертвам заказных дел и тем, кто оступился, совершил ошибку, но желает исправиться», — говорится на сайте организации.

По словам Вахапова, сотрудникам «Руси сидящей» хотелось бы, чтобы к сбору посылок присоединились и «обычные» граждане, которые плохо представляют себе жизнь за решеткой и нужды людей, которые вышли на свободу. Бывшие заключенные были бы рады любой мелочи, которая позволила бы им обосноваться в вольной жизни. Но пока к благотворительному участию в их судьбе жители России не привыкли. Не воспринимают Руслана Вахапова как помощника и руководители и сотрудники исправительных учреждений: когда бывший дальнобойщик отбывал наказание, он активно жаловался на притеснения со стороны сотрудников ФСИН. Его сокамерником в ИК-1 был потерпевший по делу о пытках Евгений Макаров, и Руслан Вахапов в своих публичных выступлениях подтверждал, что в колонии применялись незаконные методы воздействия на заключенных.

Сам Вахапов находится под шестилетним административным надзором — ему надо регулярно отчитываться о месте пребывания, отмечаться у инспектора, не появляться ночью на улице и избегать митингов. Оборотная сторона жизни в колонии, о которой он рассказывает, почти всегда разительно отличается от официальной картины. На реплики «Но ведь официально там должно быть все по-другому...» Вахапов часто размеренно повторяет фразу «Да прекращай». Проведя внутри системы исполнения наказания больше пяти лет и не потеряв связь с ней после освобождения, Вахапов сформулировал свое видение того, как можно устроить быт российских заключенных.

Почему нужны частные тюрьмы

Улучшить положение российских заключенных, по мнению Руслана Вахапова, могли бы частные тюрьмы. Первый его аргумент — частный хозяин тюрьмы найдет для своих подопечных возможность работать в заключении и зарабатывать. Ограничения для попадания в такое учреждение Вахапов тоже определил: это должны «обычные мужики, которые совершили ошибку», а не профессиональные убийцы или рецидивисты. Для молодых людей работа в колонии может стать шансом обучиться рабочей профессии. Заключенные и сегодня делают для своих нужд и «для воли» нарды, шахматы и другие предметы, в том числе специфической тюремной субкультуры. Их продажа никак не регулируется, но государству, по мнению Вахапова, будет выгодно собирать с нее официальный налог.

Второй довод за внедрение частных колоний, по мнению бывшего заключенного, в том, что начальники таких учреждений будут заинтересованы в спокойствии на вверенной территории (без побегов и суицидов), а не в продвижении по карьерной лестнице государственного ведомства без оглядки на судьбы и положение заключенных.

— По факту деньги [на организацию тюремного производства] выделяются огромные, они где-то сжираются. Нынешний начальник ни материально, никак не заинтересован в том, чтобы зеки зарабатывали и получали профессию. Он заинтересован освоить бюджет. Прошлый начальник спрашивал у администрации колонии, когда пришел туда руководить: где вагон труб для отопления, который вы закупили? Те развели руками. И так во всем. А если придет собственник, ему просто не выгодны будут конфликты. Заключенный, которого посадили на десять лет, обживается в своей камере: ставит полочки, вешалки, наводит уют. Так и собственник, если он приходит надолго, то заботится о территории. А в колхозах по области тем временем элементарно не хватает рабочих рук.

Вахапов привел в пример одного бывшего начальника ИК-1, который руководил ей более 20 лет. При нем питание тех, кто сидел в штрафных изоляторах, было ограничено до минимума, а сам руководитель летал на охоту на вертолете. Но никто на него не жаловался — главное предприятие тюрьмы работало с прибылью, а заключенные понимали, что и зачем от них требуется. Сейчас, по словам Вахапова, начальники меняются как перчатки и не вникают в ситуацию в колонии.

— Он еще не разобрался, где у него какой лагерь, а его уже переводят, — пояснил Вахапов.

Вопрос, не получится ли в частной колонии как с Сергеем Цапком, которого сфотографировали евшим крабов и икру в колонии в 2015 году, Вахапова не смущает: «С его деньгами он где угодно будет жрать крабов».

По мнению Руслана Вахапова, заключенные в любом случае стремятся улучшить свое положение и рады заработку. Например, в ИК-3 в Угличе действует предприятие по пошиву обуви. Зарплаты там небольшие, около 3–4 тыс. руб., но повторно осужденные готовы зарабатывать эти деньги, и им менее интересна тюремная субкультура. Для райцентра и такая сумма имеет значение. А в ИК-1 в Ярославле для впервые осужденных создать материальную мотивацию намного сложнее: зарплата в областной столице составляет около 20–30 тыс. руб., и заключенные хотят ориентироваться на такие суммы. Частные колонии, предполагает Вахапов, могли бы решить проблему финансового стимулирования осужденных и предотвратить ситуацию, когда, например, в ИК-1 «никто не хочет работать на деревообработке».

Мобильная связь как залог соблюдения прав человека

Еще один из показателей гуманности администрации колонии, по словам Руслана Вахапова, — наличие нелегальной мобильной связи. По мобильному телефону заключенные могут и пожаловаться на нарушения, и оперативно попросить родственников о необходимой передачке.

— Я сидел с человеком, который не мог свое имя написать на постельном белье. Какой XXI век? Какое ФСИН-письмо? Он только цифры выучил и мог только звонить кому-то. Во Владимире заключенные боятся приездов адвокатов, потому что за этим тотальный контроль — и переписки, и переговоров. А по мобильному телефону он расскажет все. Если у заключенных есть мобильная связь и их не бьют, они готовы мириться с другими неудовлетворительными условиями.

О сотрудниках ФСИН

Изменения в системе исполнения наказаний должны коснуться и зарплат тех, кто охраняет колонии. По мнению Руслана Вахапова, их доходы, особенно у младших сотрудников ФСИН, ниже, чем у их коллег из других правоохранительных органов.

— Было бы справедливо уравнять их зарплаты со средними выплатами в силовых структурах. За что люди столько получают в Росгвардии?