Автор проекта «Ярость» о ярославском восстании Андрей Алексеев: Мы до сих пор живем в городе, где победила Красная армия

В ночь на 6 июля 1918 года в Ярославле случился антибольшевистский мятеж, целью которого был созыв Учредительного собрания, восстановление политических и экономических свобод. Возглавлял вооруженное выступление полковник Союза защиты Родины и Свободы Александр Перхуров. Ярославль был крупным центром, где проходила железная магистраль, и ближайшей к Москве главной северной точкой. Из-за слабой организации и недостатка вооружения восстание было подавлено силами Красной армии.

В июле 2018 года ярославский активист и блогер Андрей Алексеев выпустил проект «Ярость», посвященный событиям столетней давности. Об исторической памяти, точности и личной ответственности — в интервью с автором проекта.

 

«Мы терпеть не можем замалчивание реальной истории»

— Андрей, интервью будут читать люди, которые не были в Ярославле и не знают про ваш проект. Расскажи, что такое «Ярость».

— Мы с моей старой подругой Машей Сандлер весной 2017 года задумали проект «Притяжение ярославской весны». Решили снять фильм о том, что происходило в Ярославле последние 30 лет. Никто этим больше не занимается, документировать ничего не хочет, и для истории с точки зрения вечности это никому не интересно. А мы решили, что это должно быть задокументировано. Поэтому договорились делать проект. Долго метались, думали, какие рамки ему задать, поскольку Ярославль как главный герой нашей картины несколько раз за свою историю становился излишне буйным городом, в котором происходили пассионарные всплески. Вместе с историками мы вспомнили, что в 1612-м, затем в 1918-м, в 1988-м и в 2012-м годах здесь все время что-то происходило, что было беспрецедентно даже в масштабе страны. Ну и, собственно, одна из этих ключевых дат, 1918 год, нам уже тогда запала в голову. А сейчас, чем ближе к дате столетия восстания, а оно случилось 6–21 июля 1918 года, тем больше мне это не давало покоя, и мы хотели сделать что-то, чтобы просветить аудиторию и отдать дань памяти.

Тем более, что все это происходило на новостном фоне, где нам рассказывали, что областная дума решила не отмечать это событие, правительство региона решило не проводить никаких мероприятий, а мы с этим совершенно не согласны. Почему хотят замолчать историю? В итоге идея выкристаллизовалась и родился проект «Ярость», который мы решили делать в формате видеоблога, то есть исключительно для соцсетей, в формате дневника, в виде таких небольших ежедневных выпусков — каждый день с 6 по 21 июля.  В каждом выпуске мы рассказываем историю дня, исходя из тех документов, которые существуют.

— Ты упомянул официальную точку зрения на эти события. В последние годы очень много говорят о низовой исторической памяти, которая часто не пересекается с государственной. Для тебя лично принципиально не соприкасаться с государственной повесткой?

— Главная мысль в том, что мы — я и моя команда — терпеть не можем замалчивание реальной истории. Мне не нравится, что историю искажают в угоду политическим процессам и конъюнктуре, и точно так же мне не нравится, когда историю замалчивают и пытаются уходом от освещения событий вычеркнуть эти страницы в сознании миллионов людей.  

 

Мы привязаны к городу, в котором родились, выросли, живем, и не намерены его покидать, и, с нашей точки зрения, нужно было отдавать такую дань

 

Город изменился после тех событий сильно и внешне, разумеется, и даже демографически. Молчать об этом невозможно. Я не знаю, какая это память — низовая или основная, как она должна быть, но я считаю, что мы сделали важное гражданское дело.

 

 

 

Варяг во главе восстания

— Давай про восстание поговорим. Что ему предшествовало?

— По состоянию на июль 1918 года, исходя из источников, которые нам известны, ситуация в городе ухудшалась, да и в стране она была зыбкой. Большевики, которые официально узурпировали власть в октябре 1917 года, не сильно заморачивались на экономическую тему. У людей не было продуктов, чтобы жить полноценно, были безумные ценовые всплески, новые деньги. Ну, вы представляете, это как если сравнивать с Россией с самого начала 1990-х, когда один строй рухнул, а вместо него возник другой.

Экономическая ситуация была тяжелая, и плюс, конечно, политические предпосылки — не было пока еще большевистской жесткой диктатуры, еще существовала некая оппозиция в стране, которая могла возглавить процессы, связанные с изменением ситуации. Люди, которые состояли в партии правых или левых эсеров, делали это не самостоятельно, тот же Борис Викторович Савинков — организатор Союза защиты Родины и Свободы — вступал в контакты с французами и англичанами и обращался за поддержкой.

— У белых же даже существовал некий устав, по которому они получали зарплату, пропитание, деньги на оружие и прочее?

— Не знаю насчет зарплат и пропитания, но я знаю, что, когда мятеж случился, белые во главе с генерал-майором Александром Перхуровым, сподвижником Бориса Савинкова, чтобы получить деньги для своих замыслов, просто пришли в местный госбанк и взяли их из хранилища. Взяли то, что плохо охранялось. Кстати, это здание нынешней налоговой.

— Перхуров и Савинков — это случайные люди для Ярославля?

— Перхуров, как теперь выражаются, варяг, ему было в тот момент 42 года, хорошо зарекомендовал себя на фронтах Первой мировой. Он фактически на вольных хлебах жил в 1918 году, когда царская армия распустилась, а новая армия его не позвала на службу. Это был человек, который оказался в нужное время в нужном месте и, возможно, решил на этом подзаработать. Они приезжали с Савинковым в Ярославль за пару месяцев до событий, проводили рекогносцировку, то есть изучали ситуацию на месте, вступали в контакты с бывшими белыми офицерами, создавали здесь некую ячейку активистов. В команде Перхурова в основном были старые офицеры, один из заметных — Карл Гоппер, он отлично знал, как выстраивать оборону. Довольно опытная команда была.

— Чего не скажешь о красных?

— Про красных мы отметили, когда освещали все это, что все они были очень молодыми. Непонятно, откуда взявшиеся, полуавантюристы. Давид Закгейм — председатель исполкома Ярославского городского Совета рабочих и солдатских депутатов, Семен Нахимсон — военный комиссар Ярославского округа. Они были первыми, к кому пришли, вытащили их из постели в ночь с 6 на 7 июля и расстреляли на улице, а труп кого-то из них лежал потом несколько дней так, что, проходя мимо, люди его пинали. Но красные не остались в долгу, они расстреливали всех, кто попадался под руку, например, священники попались им самыми первыми. Священников двух известных приходов расстреляли прямо у стен храмов в первые же дни событий.

— Ярославль был религиозным православным городом. Есть разные точки зрения на то, как себя вели священники непосредственно во время восстания. Кто-то говорит, что они самоустранились, а кто-то — что они чуть ли не впереди всех бежали стрелять.

— Истину уже не установить. Красные однозначно в своей пропаганде говорили, что «попики» помогают и стреляют из пулеметов лично, но было ли это просто проявлением классовой ненависти или правдой — не установить. Церковь на Всполье была оборонительным пунктом для белых — это факт, потому что это самое высокое здание в том районе, они использовали колокольню как пункт пулеметного огня.

— Белогвардейцы бодро начали — расстреляли военных комиссаров, захватили центр города и планировали поднять весь Север. Почему положение дел быстро изменилось?

— Да, верно, планировалось, что поднимется весь Север.

 

Конкретно ставка была на Ярославль и Рыбинск, потому что там находились военные склады, и захватить их было принципиально, чтобы распространить оружие, а затем должны были подключиться другие северные города — Вологда и Архангельск

 

Но в Рыбинске все подавили за полтора дня, а в Ярославле было две попытки восстания.

Первая — 4 июля, на сбор пришло 30 человек, этого было недостаточно, Перхуров всех отпустил и позвал еще раз через день, тогда уже пришло 105 человек с 12 револьверами. Это подчеркивало некоторую несерьезность их намерений, но, возможно, они просто не знали, что столкнутся с гораздо более ожесточенным и мощным сопротивлением. Товарищ Троцкий, который отвечал за обороноспособность молодой страны Советов, располагал гораздо большими ресурсами, чем себе представляли белогвардейцы.

— Как  Перхуров объяснил мирному населению, кто он такой и зачем пришел?

— В отсутствие СМИ у них был только один выход: они печатали и клеили листовки, а граждане, кстати, оказывали помощь и содействие всем, кто пришел с Перхуровым, предоставляли им свои помещения. Люди приняли его с воодушевлением, особенно молодежь — студенты Демидовского лицея, около шести тысяч человек пришли его поддержать. Интересный опыт охвата населения в эпоху отсутствия интернета.

— Красные как будто не сразу поняли, что происходит восстание — и происходит всерьез?

— Дело в том, что всю первую неделю у красных были проблемы с командованием. На одном участке фронта, на Всполье, где был основной штаб, были одни распоряжения, а на других участках — другие. Несогласованность действий и в целом хаос у красных, возможно, позволили белым в какой-то момент думать об успехе. Но потом приехал еще один молодой — Василий Ремезюк, 23-летний командир бронепоезда. Он выстраивал всю оборону по железной дороге. Изучая документы, мы вычислили важный просчет, который допустили белые, — они не обратили внимание на то, что нужно захватывать железную дорогу, потому что в итоге вся военная мощь из Москвы пришла сюда по железке.

Железную дорогу от Московского вокзала до Ярославля Главного, потом железнодорожный мост и дальше станцию Филино контролировали красные и просто кольцом замкнули все сопротивление в центре города.

— Для белых это оказалось началом конца?

— С каждым днем натиск усиливался. Красные наседали, когда поняли, что, в общем, в городе сопротивление довольно ограниченное, снарядов у белых мало и их надо давить. Решили просто все сносить без разбора, мирному населению дали возможность выйти, но с остальными не церемонились, 75 тысяч снарядов было выпущено за две недели — это гигантское количество.

 

Для Перхурова это было шоком, когда он узнал, что по городу просто лупят огнем, который сжигает дома

 

Например, в одном из домов в эти дни рожала жена красного командира Александра Громова, а он руководил этим обстрелом на первом этапе и распоряжался стрелять по району Сенной площади (сейчас площадь Труда), где был и его дом. Но красный дух в людях был такой, что они могли пожертвовать многим ради некой великой цели. Поэтому возникает вопрос, что лучше — за деньги воевать, как перхуровцы, или за идею, как это делали красные?

 

 

Мифы и наивность

— Между красными и белыми существовала какая-то коммуникация?

— Был один раз ультиматум, который Перхуров написал на листе бумаги в клетку и с которым отправил к красным человека с требованием прекратить обстрелы, потому что от этого страдает город, иначе обещал расстреливать пленных. Пленных они к тому моменту взяли около 120 человек — красное командование. Связали их на «барже смерти», которую выкатили на середину Волги. На этот ультиматум красные матом объяснили Перхурову, куда он должен идти.

— К чему красным соглашаться на ультиматумы, когда они уже даже в количественном соотношении выигрывали?

— Ну, это потом их стало намного больше. Если считать по погибшим, то данные по красным очень неточны, а по белым — 600 человек основных участников было расстреляно, но мне кажется, что речь идет о противостоянии нескольких тысяч человек.

В городе на тот момент жило 130 тысяч человек, но многие сразу бежали. Красные организовали фильтрационный пункт: выйти из города можно было только через Всполье: у всех, кто хотел уйти, была такая возможность, но нужно было прийти на станцию и показать руки: если у тебя руки не рабочие и слишком нежные, то ты изначально поддерживаешь мятеж, поэтому должен быть расстрелян. А если у тебя грубые рабочие руки — иди, проку от тебя нет, мы сами разберемся.

Белые хотели, чтобы большой город к северу от Москвы повел за собой остальных, чтобы была некая цепная реакция и чтобы подтянулась некая мифическая помощь западных союзников, которые должны были высадиться в Архангельске. Это тоже было просчетом, потому что помощь прибыла только в августе, когда было уже поздно. Господин Перхуров ожидал их раньше времени, потому что ему что-то не то сказали, он в это поверил, возможно, ему было даже все равно, потому что в итоге он реализовал план отхода.

— В смысле, план побега?

— Мы полагаем, что он сбежал, но красиво это обставил, как будто он уходит с верными людьми. Он вбрасывал сначала несколько идей о том, что надо попытаться зайти к красным с тыла. Вторая идея была о якобы явившихся к нему французских летчиках, которые приземлились на аэроплане и передали ему какое-то донесение о том, что скоро придет подкрепление. Сама по себе тоже мифическая история, и непонятно, где в осажденном городе мог сесть аэроплан, чтобы можно было с кем-то переговорить.

Он был наемный служащий, который быстро понял, что ничего не получится, что мощь красных недооценена. Красные лепили бронепоезда и клепали пушки в больших количествах и делали снаряды — никто не мог предположить, что Красная армия, которая сформировалась только в феврале, набрала такую мощь. Кроме того, белые придумали странный способ сохранить лицо: они решили сдаваться не красным сразу, а неким посредникам, и тут всплывает на сцене новый игрок, который не фигурировал раньше.

Оказывается, в театре имени Волкова, в то время — в городском театре, содержались 1400 пленных немцев, которых привезли сюда после Первой мировой войны. По условиям Брестского мира, подписанного Лениным в 1918 году, их здесь содержали, но выходить из театра они не имели возможности, их охраняли. Белые решили сдаваться им, потому что лейтенант Балк, который командовал немцами и которого позвали на переговоры, сказал, что поддерживает контакт с императором Вильгельмом в Германии и готов принять их, но при условии, что они, белые, вооружат всю эту ватагу немцев. Представляете себе, чтобы красные выпустили всю эту толпу куда-то в Москву, а потом в Берлин, чтобы там императору Вильгельму сдаться. Ну просто наивные люди.

— Как тебе кажется, был ли смысл делать восстание, учитывая исходные данные?

— Это очень сложный вопрос. Если бы знать, что вот так жестоко все будет подавлено, то и пытаться не стоило абсолютно, это обречено. А если не знать о последствиях и лучше подготовиться к восстанию… Они не получили гарантии от союзников, они не получили полного контроля над городом, хотя могли бы это сделать сразу. Они пришли на Всполье, взяли пушки, а потом ушли оттуда — это же нелепо, ошибка на ошибке в самый первый день. Элементарные ошибки в управлении привели к ужасным последствиям. Но то, что они две недели сопротивлялись, — это в принципе говорит о том, что какая-то сила у них была, но сила оказалась недостаточной, конечно. Были среди них искренние люди, которые знали, что делали. Тот же Гоппер, который командовал Заволжским фронтом, собирался держать оборону до последнего, выстраивал ее довольно грамотно. Он отступил только тогда, когда вместо Перхурова заступил генерал Карпов и приказал оставить Тверицы, которые держали как последние открытые двери для выхода из города, поскольку город был полностью закрыт по железке, единственный выход покинуть его — переплыть на другой берег Волги и уйти в леса на Вологду. Но что-то пошло не так.

 

«То, что случилось, было важнейшим уроком»

— Ты ведь узнал много нового за время, пока вы делали этот проект. Как ты теперь воспринимаешь город?

— Конечно, город теперь вижу иначе. Мы снимали в тех же локациях, где все происходило, это очень перевернуло сознание. Мы побывали во всех этих местах, прочувствовали дух соперничества, станцию Всполье отсняли с разных ракурсов. Исходили весь центр, изъездили Тверицы и проехали тот путь, по которому Перхуров свалил из города. Мы почувствовали эту живую историю. Мы рассчитывали, что нас посмотрит много людей, так и случилось, а теперь посмотрит еще больше, потому что из проекта сложился полноценный полнометражный фильм, отправляем его на фестиваль, чтобы как-то где-то засветилось, может, кому-то это будет еще интересно.

— Сравнивая Ярославль 1918 года с Ярославлем 2018-го, находишь ли ты в них общие черты?

— Мы до сих пор живем в городе, где победила Красная армия. То, что у нас нет монумента в память о погибших, — это о многом говорит. То, что в дни, когда надо отмечать столетие самого катастрофического события в истории города, у нас торжественно открывается композиция из папье-маше к столетию комсомола. Это говорит о том, что фактически на официальном уровне мы признаем себя наследниками победителей в том восстании и не готовы историческую память восстанавливать и беречь. Это крайне печальный факт.

Декан исторического факультета Ярославского университета, когда мы консультировались с ним, сказал, что здесь провинциальное болото — и слава богу, потому что не должны здесь происходить никакие пассионарные всплески. Когда они происходят, людям только хуже. С точки зрения обывателей и их потомков, которые ныне живы и воспитаны в мещанском духе, то, что здесь случилось в 1918 году — это, конечно, было очень неприятно, и не дай бог такому повториться. Но с точки зрения развития, с точки зрения людей, которым всегда что-то надо от этой жизни, коих подавляющее меньшинство, то, что случилось, было важнейшей вехой, важнейшим уроком, который нужно выучить и избегать братоубийства.

 

---

Реклама 18+. Хотите отдохнуть после трудного рабочего дня? Рекомендуем вам заходить на портал nurtv.kz/movies и наслаждаться прекрасным качеством казахстанских фильмов. Мы сделали хорошую подборку для вас.

---