Профессор МГУ Наталья Зубаревич: У относительно развитых регионов богатств не так много, а дают им из бюджета мало — как-нибудь выкрутятся

В конце прошлой недели в Сыктывкар приезжала профессор Московского государственного университета Наталья Зубаревич. 2 декабря она прочитала двухчасовую лекцию «Развитие регионов России и состояние их бюджетов: долгосрочные тренды и влияние кризиса», на которой присутствовали министр финансов региона Галина Рубцова, начальник департамента финансов администрации Сыктывкара Елена Волкомурова, депутаты горсовета, представители среднего и малого бизнеса. Акцент в своем выступлении Зубаревич сделала на состояние экономики Коми, однако часто сравнивала республику с соседями и другими относительно развитыми регионами.

«7x7» публикует расшифровку первой части лекции, в начале которой Наталья Зубаревич подчеркнула, что все данные на слайдах взяты из открытых источников Минфина страны и Росстата.

 

«Отдать налоги регионам — это разговоры в пользу бедных»

 

 

Нам надо посмотреть, как устроена страна и чего нам ждать в нашем развитии. Вот здесь на слайде вся наша страна, про которую недавно наш руководитель сказал, что она чудовищно неравная. Я неполиткорректно с ним не соглашусь по одной причине: вот вам большая часть страны [регионы, отмеченные на слайде словом «середина»], а вот тут хвосты и голова [регионы, отмеченные на слайде словами «аутсайдеры» и «относительно развитые»]. Вся страна [регионы в «середине»] не так уж сильно разделена. Больше половины — это регионы-«середняки». Дюжина — это относительно развитые регионы, и среди них Коми. Но это ВРП [валовый региональный продукт] — то, что добыто и произведено, а конечное потребление намного меньше. Потому что огромная часть произведенного вывозится за пределы территории. И наконец, аутсайдерская группа — около 15 слаборазвитых республик и некоторые депрессивные регионы. Кто давно не был в Кирове — милости просим. Киров, Курган, Псков, Кострома. И наконец, великие лидеры. Здесь Тюменская область вместе с округами, Сахалин тут. Он рванул благодаря нефти. И еще тут Москва, к которой подтянулся Питер. Вот так устроена экономика нашей страны.

Я вам специально показываю картинку за последние 15 лет. Там есть экономический рост, ситуация после кризиса. Вы видите, что сильных изменений нет. Некоторые регионы чуть-чуть пошли вниз, некоторые — чуть-чуть подтянулись. Но в принципе эта разблюдовка весьма устойчива. Поэтому пора уже закончить петь про то, что мы все выровняем. Мы не выровняем. Пространство никогда не развивается равномерно. Пространство развивается на основе наличия или отсутствия конкурентных преимуществ в тех или иных регионах.

В России есть два типа конкурентных преимуществ. Первое — это природные ресурсы, хорошее географическое положение, это от человека не зависит. Вторая группа — это агломерационный эффект (наличие крупных городов, где экономика всегда живее и быстрее), человеческий капитал, институты, инфраструктура. В России есть два явных конкурентных преимущества — это нефтегаз и крупнейшие агломерации. Это Москва с областью и Санкт-Петербург. Гигантская концентрация людей, работников, покупателей, разнообразие. Эффект масштаба, эффект разнообразия.

 

 

Можно ли нашу страну сделать более равной в финансовых и бюджетных отношениях. Начну с того, кто вообще в России обеспечивает поступление денег в федеральных бюджет. Если взять все налоги, поступающие в федеральных бюджет страны, и территории, то доля Ханты-Мансийского округа — 27%, Москвы — 14%, Ямало-Ненецкий округ дает 9%. Три субъекта страны обеспечивают половину поступлений всех налогов в федеральный бюджет. Зависимость от нефти и газа — НДПИ [налог на добычу полезных ископаемых], НДС [налог на добавленную стоимость]. Мы очень простая экономика. Если добавить еще 8–9 регионов, то это будет три четверти. А вот эти 26% поступлений в бюджет дает 71 регион. Мы как выравнивать будем? Мы что будем регионам отдавать?

 

 

Это данные по 2014 году. Как распределяются налоги между консолидированным бюджетом регионов и федеральным. В среднем у нас 50/50. Вы видите, что очень многие регионы оставляют себе подавляющую часть налогов. Кто кормит федеральный бюджет? Вы, Коми, в том числе. 55% от всех собираемых налогов в Коми идет в федеральный бюджет, 45% остается на территории. Но не вы лидеры. Лидеры — Ямал, ханты, томичи, ненцы, Удмуртия, Татарстан, который примерно как Коми.

Все разговоры о том, что мы можем решить наши проблемы простым дедовским способом — отдать налоги регионам — это разговоры в значительной степени в пользу бедных. Почему? У нас два налога — НДС и НДПИ. Если мы делимся НДС, кто получает дополнительное преимущество? Москва, Московская область, Санкт-Петербург. Если мы вдруг решим децентрализовать нефтяную ренту, то в первую очередь выиграют небедные Ямал и Ханты. Но у нас есть еще налог на прибыль, на который сейчас федеральный бюджет покусился на 1% дополнительно. И если бы все эти регионы без НДПИ с налога на прибыль назад получили хотя бы 2%, то относительно развитые регионы имели какой-то дополнительный ресурс. Судя по всему, тенденция идет в обратную сторону.

 

«Федералы выбрали простой дедовский способ — раскулачивание»

 

 

Вот уровень дотационности. Мы — страна, живущая на ренту. Когда страна живет на ренту, автоматически формируется вне зависимости от доброй или злой воли большое перераспределительное государство. Когда рента централизуется, она потом перераспределяется. Это большое государство, как правило, бюрократическое, может перераспределять более прозрачно, менее прозрачно. Но суть в том, что оно остается большим. И это для нас некое родимое пятно. Мы не можем уйти от большого перераспределительного государства.

Сейчас рента сжалась. Рента стала на четверть меньше, если брать доходы бюджета, а перераспределение идет своих ходом.

Как мы перераспределяем. Трансферты начали сокращаться, и довольно интенсивно. И это означает, что регионы попадают в зону риска, связанную с сокращением их доходной базы. Поэтому те, у кого трансфертов мало в долях, оказываются в более выгодном положении. У них риски от принятия решений федеральным центром меньше.

Коми в этой ситуации в более или менее комфортной группе. Зависимость 10%. Я также думаю — хотя, может быть, я и ошибаюсь, — что вот эти регионы будут сокращать последними. Ингушетия, Тыва. Это высокодотационные регионы, которым мало сокращают. А рубка пойдет по срединной зоне, многие регионы это уже почувствовали. Поэтому я вас поздравляю с тем, что у вас этой жесткой рубки будет меньше, потому что меньше зависимость от федеральных трансфертов.

Попробуем разобраться, до чего мы дораспределялись.

 

 

Вот эту картинку я таскаю везде, чтобы показать, что мы сделали многое для того, чтобы лишить регионы стимула зарабатывать. Вот сравнение доходов на душу населения с доходами на душу населения с ИБР [индексом бюджетных расходов]. Разница у регионов почти никакая. А вот те семь богатеньких [Москва, Санкт-Петербург, НАО, Тюменская область, ЯНАО, ХМАО, Сахалин], у которых отнять нельзя, потому что это налог на прибыль, налог на имущество. Итак, семь богатых.

Коми на этом фоне в номинале выше среднероссийского показателя. Как только мы пересчитываем с ИБР, то оказываемся ниже. То есть регион, который получает всего лишь 10% трансфертов, регион, который довольно много отдает налогов [55%], по скорректированным на ИБР показателям ниже Ингушетии и Чечни.

Что я могу сказать? Коми — это регион с конца 1990-х годов, когда сюда пришел «Лукойл», в котором происходит вывод прибыли. Так всюду происходит. Это характерно для России. Можно ли что-то сделать здесь? Я не уверена. Потому что раньше губернаторы бодались с компаниями, но в «нулевых» уже проигрывали. Теперь это данность — прибыль из региона выводится.

Суть в том, что любое изменение в виде децентрализации налогов кормит в первую очередь и так не бедные регионы. А единственное, что может помочь таким регионам, как Коми, Самара, Башкортостан, Свердловская область, — это неизъятие налога на прибыль. Потому что он для регионов значим. А пока, я вас предупредила, ситуация двигается строго в обратную сторону.

У Сахалина налог на прибыль фантастических масштабов. Крупных инвестиций мало, месторождения вышли на проектный уровень добычи, прибыль гигантская, и она остается в бюджете региона. И федералы выбрали простой дедовский способ — раскулачивание. Сам делиться не хочешь, — «получи, фашист, гранату». Слава богу, пока 1%. Но это, я боюсь, еще не вечер. Рикошетом задевает все те регионы, у которых нет таких жирных подушек прибыли. Попытка изъять у очень богатенького бьет и по остальным.

Сейчас обсуждается жуткая история о централизации налога на прибыль. Он же неравномерный. Вот ты дал им 4% пункта скидки по налогу на прибыль, компания к тебе прибежала, а если не дал, от тебя убежала. Чтобы этого безобразия не случалось, не проще ли опять все собрать, а потом перераспределить. Поэтому первый риск — это дальнейшие поползновения по централизации налога на прибыль. Это очень серьезно обсуждается в Центре стратегических разработок, и боюсь, что эта история получит развитие.

 

«Сейчас кризис старой модели роста»

 

 

Теперь давайте про кризис. Вот наша история. Первый спад — черный вторник 1994 года. Кризис 1998 года. Потом 10 лет счастья, экономического роста. Потом кризис 2008–2009 годов, а затем какой-то рост экономики. И новый спад с кризисом, который начался в 2014 году.

Вы видите, что какой-то период доходы опережали реальный рост экономики. Мы вообще пузырь нарастили. Мы жили, как говорят люди, не по средствам. А сейчас за это платим. Да, мы падали по доходам сильнее. Мы восстановились, а начиная с 2005 года мы жили на не заработанное. Вы можете посмотреть это на этом графике.

 

 

Как этот кризис отличается от всех остальных?

Первый кризис — 1991–1995 годов. Коми прошла его тяжело, потому что тут были ремзаводы, угольщики упали. Первый кризис — это чудовищный кризис промышленного производства, а не нефтянки. Его суть — от плана к рынку. Это системный кризис. Менялась структура системы. Колоссальный спад промпроизводства, колоссальный спад доходов населения, спад экономики, средний рост уровня безработицы, потому что народ сидел на заводах, где по полгода не платили зарплату. Безработными эти люди не считались. Этот кризис — наш внутренний. Он не совпадал ни с каким глобальным кризисом.

Два последующих кризиса были глобальными. Нас задело, причем довольно сильно. Нас ударило в слабые места. Первый кризис 1998 года — финансовый. Промышленность отреагировала, она падала 8–9 месяцев. Но как только рубль рухнул, она начала расти немедленно. Но население получило мощный удар — на четверть упали доходы. Рынок труда сильнее реагировал ростом безработицы. Этот кризис нас задел потому, что мы долгов накопили столько, что по системе ударило сильно.

Следующий кризис — 2009 год. Это кризис промышленного производства. На пике в феврале 2009 года было минус 18%. В целом по году доходы не падали, пенсии подняли на 30%. Безработица подросла, но не смертельно. И этот кризис тоже был глобальным. Неконкурентоспособная российская промышленность (обработка прежде всего), плюс плохая конъюнктура металлургии.

Кризис 2015 года. Промышленность упала по-детски. Доходы начали падать медленно, но сейчас это уже 13%. И это не детское падение. Нет роста безработицы.

Что это за кризис? Я смею утверждать — и это практически консенсус у коллег-экономистов — это опять системный кризис. Это кризис старой модели роста. Никакого толчка не было, когда он начался. А начался он в декабре 2012 года и стал явным в 2013 году — в виде стагнации. И только потом, во второй половине 2014 года, добавились другие факторы: это падение цен на нефть, санкции-антисанкции, которые затруднили поиск займов и разогнали инфляцию. Мы больше по старой модели расти не можем.

Этот кризис назвали кризисом среднего уровня дохода. Когда зарплата не такая низкая, чтобы ты был привлекателен, как производитель, а институты еще плохие, чтобы ты был привлекателен как гарантируйющий правила игры. Уже не так, но еще не так. Сидение между двух стульев — это и есть кризис среднего уровня доходов, это ловушка среднего дохода.

Я позволю себе не согласиться с этим. Прежде всего — это ловушка плохих институтов. Когда в стране остановились инвестиции? Это случилось в 2013 году. Потому что бизнес перестал понимать, во что он инвестирует, что он будет видеть на выходе. Пока у нас доходы растут быстрее, чем ухудшаются институты, мы можем полировать все дефекты системы возросшим потоком денег. Как только они расти перестают... Было 110 долларов за баррель в 2013 году. А потом расти перестала цена. И ничего не полировалось.

Теперь про географию. Как менялись регионы, попадавшие в самую тяжелую зону кризиса?

Первый кризис (1991–1995) — это кризис советской обрабатывающей промышленности. Она грохнулась. В Сыктывкаре же бы ремонтно-механический завод, он же уже сдох давно? Это было понятно. Коми в этот первый кризис чувствовала себя очень хорошо. Целлюлозники переориентировались уже к 1994–1995 году на экспорт. В этот кризис «полетели» регионы обрабатывающей промышленности — Иваново и Владимир. Это портрет этого кризиса. А кто раньше и быстрее адаптировался? Это регионы нефти и газа. За ними подтянулись металлурги. С года 1994 года поперла Москва, как только там появились банки, штаб-квартиры крупных компаний.

Второй кризис 1998 года ударил по Москве и почти не затронул периферию. Еда-то была российская, еще не было столько импорта. Поэтому на периферии ценники немного поменялись, а Москва рухнула капитально. Но потом мы вышли и адаптировались.

Третий кризис 2009 года. Металлурги рухнули из-за глобальной конъюнктуры. В Вологодской области в конце 2008 года объем промышленного производства грохнулся на 35–40%. Вот это был кризис. Правда, я потом съездила на «Магнитку», поговорила с менеджментом «ЕврАза», у меня было ликование. Не по поводу кризиса, а по поводу того, что именно в кризис 2008–2009 года наконец-то остановили последние мартеновские печи. Это технология XIX века. Хоть грязь и была несусветная, но эта технология давала доход. У кризисов есть свойство санации. Машиностроители пошли следом. Кто выскочил и чувствовал себя неплохо? Дальний Восток. Все, что могло умереть там, уже умерло в 90-е. Ну и саммит АТЭС был во Владивостоке, это деньги им очень помогли. А еще слаборазвитые регионы. Почему? Потому что жизнь на трансферты не такая уж и плохая. У вас есть гарантированное будущее. Куда ж денутся?

А что сейчас? Этот кризис интересен тем, что сначала все было понятно. А сейчас все менее и менее понятнее. В 2015 году мне было сразу видно, кто «полетел». Во-первых, уже с 2014 года посыпались регионы автопрома. 30% спада спроса на автомобили. В 2015 году — 23%. В 2016 будет где-то столько же. Отрасль не может работать при таком сжатии платежеспособности. В автопроме все реально плохо. Во-вторых, это полудепрессивные регионы. Кто в Кургане бывал, тому сразу все понятно. Больше в этой зоне явных аутсайдеров нет. Картина размазана.

А кто в хорошем состоянии? Аграрный юг (антисанкции — рынок расчищен). Рынок сыров растет экстремально. Но основная динамика в отраслях АПК — плюс 2–3%. По свиноводству чуть лучше. Но основная масса — 2–3%. В плюсах — новые нефтегазодобывающие регионы. Это Красноярский край, Сахалин, Ненецкий округ, Якутия. Этот новый «нефтегаз» показывает неплохой промышленный рост. И третья категория — регионы ВПК. Брянск прет с 2014 года. Тула дает 8–12% роста в год.

 

«Нам придется уходить от бюджета военного времени»

 

 

В чем специфика этого кризиса? Этот кризис не про промышленность. Этот кризис не про безработицу. Этот кризис — про деньги. Деньги бюджета, деньги населения, инвестиционные деньги.

Я вчера посмотрела данные по октябрю 2016 года. И если мы можем сказать, что по инвестициям спад замедляется, по доходам населения тоже замедляется (через месяц-два он может выйти в ноль), то по бюджету я такого сказать не могу. Итак, три больных направления — деньги бюджета, деньги бизнеса, доходы населения.

 

 

Начну я с федералов. Вот вам исполнение федерального бюджета в 2015 году. Оборона — плюс 28%, пенсионное обеспечение — плюс 31%. За счет только этого и рост расходов на соцполитику. Порезали образование, даже национальную безопасность порезали, культуру. И минус 24% на нацэкономику. Это, как правило, инвестрасходы. Это приоритеты федерального бюджета в этом году. И в будущем году они не изменятся. Рубка социальных расходов на человеческий капитал только будет около 10%. И это в номинале — без учета инфляции.

Вот такой у нас бюджет — оборона и нацбезопасность — треть всех расходов. И второй кусок — пенсионный фонд и социалка, где сидят федеральные льготники.

Мне кажется, что нам придется уходить от бюджета военного времени. В прошлом году 2 триллиона дефицит федерального бюджета. В этом году будет 2,4 триллиона. Или мы идем заимствовать... И если мы идем на глобальный рынок, то с людьми надо разговаривать, желательно, не сквозь зубы. Просить занять деньги и в то же время ругаться со всем миром — это когнитивный диссонанс. Второе — вы можете занять у населения. Сейчас мне сообщили, что Ямало-Ненецкий округ решил, что он будет распространять внутренний займ среди жителей Ямала. Я сразу поперхнулась — это что, по сталинской методике? Я же помню, как у меня бабушка и дедушка эти облигации принудительно покупали. Ну, может, и так. Только население другое. Бюджетников и администраторов вы заставите купить. Но меня — уже нет. И таких, как я, немало. Нельзя одновременно влезать в чудовищный дефицит и не понимать, как ты из него будешь выходить.

Фонды останутся. Смертельного пока еще ничего нет. В 2017 году останется кусок резервного фонда. Они же еще пополняются нефтяными деньгами. Точно до президентских выборов хватит фонда национального благосостояния. Точно! Не потратят все деньги. У нас очень разумная власть: такого не будет, что к президентским выборам придут с пустыми карманами. Мы в России живем. Но тогда надо разбираться.

 

«Решение принято — регионам будут помогать меньше»

 

 

Теперь про регионы. Точно могу сказать, что того счастья, которое было в 2009 году, не будет. Объем трансфертов вырос тогда на 30%, залили деньгами тот кризис. Бюджеты проскочили. Тогда помогали широкой лопатой. Больше такого не будет.

В 2015 году сокращение доходов бюджетов регионов было на 3%, но надо считать честно — без Крыма — там нулевое сокращение. Но в этом году — минус 8% в номинале. Решение принято — регионам будут помогать меньше. Все управленцы должны это внятно понимать.

 

 

Как регионы встречают эту не самую лучшую новость? Вот структура расходов. Основные социальные расходы, за исключением расходов на соцзащиту, в основном переложены на регионы. И вот тут я даю рейтинг регионов — очень разная доля социальных расходов. Есть регионы, которые имеют другие приоритеты и поддерживают нацэкономику, то есть поддерживают развитие инфраструктуры. А есть регионы, которые угрюмо социально финансируют, и ни на что другое денег не остается.

Итак, в Коми соцрасходы — 69% при среднем показателе 61%. Наследие Спиридонова живо [Юрий Спиридонов, глава Коми с 1992 по 2002 годы]. Севера — это место дополнительной поддержки населения. Это ценностная установка, так было всегда. В спиридоновские времена это воспроизводилось. Дальше это усыхало, ужималось. Чтобы вас, Коми, утешить, в Свердловской и Челябинской областях — 70% соцрасходов. Вы в географически близкой компании. Только я еще раз напоминаю, что трансферты сокращаются, и какие-то решения все равно придется принимать. Лучше быть к этому готовым.

Есть куча проблем, на которые не хочет обращать внимание федеральная власть. Это массовое явление. То же самое ощущают люди в Красноярске, на Ямале. Мы не способны, как регионы, объединиться и свой голос мультиплицировать. Каждый сам за себя. Когда надо решать вопросы, то губернаторы и вице-губернаторы распределяют кабинеты и непрерывно их обхаживают. Мы, эксперты, кричим, что не может быть одинаковых критериев к Калужской и Белгородской областях и к Северам. Тут все по-другому. Но, к сожалению, нас плохо слышат.

 

«Показуха в сочетании с откатами»

 

 

А вот структура расходов на нацэкономику. Я не хотела вас обидеть, но картинку я должна показать. Это значит, что бюджет республики фактически не вкладывается [в нацэкономику]. Не одни вы такие — в Карелии то же самое, в Мурманской и Архангельской областях то же самое. А вот те, кто пытается инвестировать в инфраструктуру. Там есть «любимцы» — Тамбов, Брянск и Мордовия. Более неэффективных трат я в своей жизни не видела. Показуха в сочетании с откатами. У них немного получается. Но ведь есть те, у кого получается хорошо.

 

 

Кризис с бюджетами начался в декабря 2012 года. И все знают причину — «майские указы» президента. Мы опросили всех экспертов в Москве. Никто не признается, кто подготовил эти зарплатные указы президента. Никто! Потому что они были уверены, что экономика будет расти дальше, и рост доходов бюджетов позволит эти указы выполнить. Но случилось иначе. В 2013 году экономика встала. А расходы приходилось увеличивать.

В среднем по субъектам в 2013–2014 годах 70% всех расходов на повышение зарплаты лежало на регионе. И только 30% давали федералы. В 2015 году — 80% регионы и 20% федералы. Понятно!

— А у нас доля еще меньше, — реплика из зала.

А вы же богатенькие. Вы сами разберетесь. Проблема относительно развитых регионов состоит в том, что богатств не так много, а дают им из бюджета не так много. Потому что есть ощущение, что как-нибудь выкрутятся. Вот Курган с Костромой не порубишь. Там ощущение, что ничего нет и так. А вот вы, Коми, подожметесь, авось получится. Под раздачу вы идете первые.

Что мы делали в 2015 году? Регионы одумались. В 2013–2014 годах они тупо наращивали дефицит и долги. Попробуй не выполни указ — секир башка губернатору. Поэтому шли в банки, занимали, наращивали долги. В 2015 году началось движение в сторону оптимизации расходов. Доходы выросли в 2015 году на 6%, а расходы — на 1,4%. А потом начался электоральный цикл. И все знают, что такое предвыборная жизнь. Мы опять вошли в диссонанс [расходы увеличились с 1,4 до 3,9%]. По году будет иначе: порубят многое. Но тем не менее. Посмотрите, что у нас происходит с динамикой расходов на нацэкономику. Софинансирование ЖКХ, дорожные фонды. Когда дикий кризис у регионов, наращивать расходы на нацэкономику на 9–10%? Я не понимаю логики. Так устроены федеральные трансферты: деньги дают, только ты софинасируй.

Здесь есть энергетики? Вопрос: как ведет себя региональная и местная власть в части оплаты услуг ЖКХ? Правильно ли я понимаю, что ты не платишь столько, сколько можно не платить? А потом пришел поставщик со словами: «Завтра мы вам все к чертовой матери отключим». И тогда приходится платить. Никак иначе нельзя объяснить эти бесконечные качели — вверх-вниз. Ничто так пилой не идет, как расходы на ЖКХ. Это значит, что системы нет. Это значит, что текущие решения абсолютно тактические. С монополиями мы ничего сделать не можем. Поэтому накапливаем долги, а потом находим или занимаем, расплачиваемся.

Поэтому, электроэнергетики, я вас призываю к тому, чтобы вы угрожали отключать как минимум раз в квартал. Может быть, тогда появится системная оплата. Я понимаю, что я гадость говорю. Но то, как сейчас, — это вообще ни в какие ворота.

Посмотрите, что у нас с образованием, с расходами на человеческий капитал. Посыпалось и здравоохранение. Соцзащита — ее не тронут.

 

«Человеческий капитал финансируется все хуже»

 

 

Как выглядит Коми? Налог на прибыль в Коми поехал вниз. Я не знаю, это вывод прибыли? НДФЛ — Коми выглядит похуже по сравнению со среднем картиной. А почему в Коми в 2015 году НДФЛ посыпался? Это либо уход в тень, либо сокращение занятости. Акцизы — в прошлом году вы были неудачниками, а в этом отыгрались. Все же подняли акцизы.

А вот ваше все — налог на имущество. Я не могу понять, почему он посыпался в России. Это очень странно. В Коми — плюс 10%. Вы уже два года «жмете масло». Я не знаю, кого вы так капитально обложили.

Малый бизнес. Россия «жмет масло» из малого бизнеса, а вы не жмете. Может быть, это и хорошо. У вас занятость на второй квартал 2016 года к 2013 году — минус 19%. У вас посыпался малый бизнес или «укатил» в тень. По России снижение — 4%. Я думаю, что снижение доходов связано с уменьшением количества плательщиков.

Теперь трансферты. В прошлом году вас обидели сильно, а в этом году — в щадящем режиме: у всех — минус 8%, а у вас — минус 2%. Теперь поздравляют не с ростом, а с меньшими темпами спада.

 

 

Расходы. Вот тут вы молодцы. Наконец-то Республика Коми поняла, что придется экономить: расходы выросли всего на 2%.

Спиридоновское наследство вечно. Простите за просторечие. Я к нему с большим уважением отношусь. Но та эпоха закончилась. И пока не будут найдены правильные алгоритмы, у вас расходы на соцполитику будут расти. В 2016 году — плюс 16%.

Нацэкономика — вы решили тут добавить. Может быть, это то самое дорожное строительство. Сочувствую. Культура в Коми, здравоохранение — падение. А как может быть в ЖКХ сначала плюс 31%, а потом падение минус 4%. Накопили, заплатили, теперь снова копим? И вот что меня огорчает — образование.

Ну что, получается так, что человеческий капитал финансируется все хуже. Как снизить издержки? Если мы берем расходные вещи... Коми по доходам похожа на средний российский регион, но вот чтобы конкретно такого, как ваш, — нет. Это смесь коня и рябчиков. А если мы посмотрим по расходам, то я понимаю, почему у вас сокращаются расходы на образование. Но 31% — это много.

Процесс подстройки идет, но медленно. Мне кажется, что управленческие решения надо принимать чуть быстрее.

 

Мы возьмем вас и вашу динамику на фоне всей страны. Вот динамика расходов на соцполитику. А вам нравится быть почти в первой пятерке регионов по наращиванию расходов на соцполитику? Не нравится? И мне кажется, что это сомнительное лидерство. Может быть, тщательнее посмотреть, на что тратятся деньги? Мурманская область такая же. На образование и здравоохранение — минусы.

 

«Долг у Коми не смертельный»

 

 

К чему пришли?

Вся деятельность по выполнению майских указов привела к тому, что на слайде. Большой дефицит бюджета в 2014 и в 2015 году. В Коми в 2014 году был глубокий обморок: брали, лишь бы закрыть. У вас дефицит был 17%. По 2015 году начали адаптироваться: дефицит был 12%. Но вы опять в десятке худших. Это означает, что долго не принималось решение о том, как выкарабкиваться.

А в 2016 году? Минус 10%. Можно сказать, что Коми — республика не спешащая. Она движется в правильном направлении, но такими аккуратными шагами. Мне бы хотелось более быстрого движения, потому что все же понятно. Вы все время остаетесь в десятке худших по дефициту.

 

 

Переходим к долгу Коми. Он у вас не смертельный. У меня нет данных по исполнению бюджета 2016 года, поэтому я в знаменателе беру 2015 год. У вас 66%. И вы не Мордовия. Я ее люблю за абсолютную отвязность — им все по барабану. В этом году они опять наращивали долг и дефицит у них ядреный. Но живут себе и не заморачиваются. И не приходит к ним ни прокуратура, ни ФСБ. А у вас в Коми уже пришли.

Что мне не нравится? С 1 января по 1 октября 2016 года долг Коми вырос на 13%. Это много. Рискуете.

Я не скажу, что очень высокая доля дорогих банковский кредитов. Вам далеко до Мордовии, Удмуртии, Саратова. Я бы им там показала такие ужасы, по сравнению с которыми вы — именинники. Там сидят ценные бумаги?

— Да, — реплика из зала.

Обслуживать их возможно? Нормально у вас. Но то, что вы делаете с дефицитом, меня пугает.

 

 

Как поставить Коми среди российских регионов. Вот тут зона риска [выделена красным]: регионы имеют и дефицит, и госдолг. У Коми есть куда расти. Ведь в России часто тот, кто старателен, бережлив, кто делает так, как надо, бывает наказан. Потому что эта Мордовия пойдет биться головой в Минфин... Это тоже метод. Каждая управленческая команда принимает свое решение. А Чукотка вообще на все забила.

И это Россия. И как бы мы ее ни «вертикалили», она остается федерацией. И не потому, что мы такие дружные. А потому, что каждый за себя.

 

Вторая часть расшифровки лекции будет опубликована 6 декабря.