В спецучреждении временного содержания для иностранных граждан (СУВСИГ) в Кирове находится 30 человек. Это нелегальные мигранты и лица без гражданства из стран Центральной Азии, Украины, Грузии, Азербайджана и Молдовы. Сейчас они дожидаются депортации или выдворения. Одни попали сюда после выхода из исправительных колоний Кировской области, у других же, как правило, вышел срок пребывания в стране, и они автоматически получили статус «нелегала». Из-за долгого процесса документирования с консульствами иностранцы проживают в спецучреждении от одного месяца до трех, бывает, и дольше. «7х7» открывает цикл материалов о судьбе мигрантов, которые ждут депортации из России. Зачастую многие из них приехали на заработки, «в поисках лучшей жизни», но вскоре совершили уголовное преступление.
«Палочную систему в РФ никто не отменял»
Украинец Андрей Кузнецов родился в городе Орджоникидзе Днепропетровской области. На заработки в Россию он начал ездить с 1999 года, с 2007 году оставался уже дольше трех месяцев в Москве, работал монтажником в частной фирме. Поехал, потому что на фабрике, где он работал, начались задержки зарплаты. Два с половиной года Александр отсидел в исправительной колонии № 25 в пгт. Лесной Верхнекамского района по 228 статье Уголовного кодекса («Незаконное приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств»). Сейчас освободился условно-досрочно и ждет депортации на Украину.
— На протяжении всего времени, что я жил на Украине, я не находил себя там. Я работал на горно-обогатительном комбинате, на фабрике, где начались задержки зарплаты. Во время очередного отпуска я решил поехать в Москву. Мне понравилось: своевременная оплата, я снимал квартиру, хватало и на себя, и для родителей откладывал.
В Москве я пытался делать регистрацию, с разрешением на работу тоже было проблематично. Я работал то официально, то нет. Мне приходилось обходить какие-то законы РФ. Я не считаю, что это плохо.
Родители сейчас в Орджоникидзе. Они пенсионного возраста, у матери третья стадия рака, отец — инвалид. Есть еще родная сестра, она проживает в Москве с временной регистрацией, сейчас она беременная и скоро поедет рожать домой.
Да, был момент, когда я оступился, мне неприятно об этом вспоминать. Состав преступления — покушение на сбыт и хранение наркотических средств, героина. Бутырский суд назначил мне три года лишения свободы общего режима. Это было 16 августа 2013 года. Но если бы мой приговор изучили грамотные люди, то они могли бы сделать вывод, что все это было не так на самом деле, как там описывается. Я не вижу смысла об этом говорить, что было на самом деле. Ничего уже не вернешь.
Виноватым я себя не чувствую, но мне пришлось признать вину, чтобы получить минимальный срок. Палочную систему в Российской Федерации никто не отменял: правоохранительные органы работают на галочку — есть отчет в конце месяца, при котором необходимо раскрыть столько-то преступлений, а каким образом они раскрываются — никого не интересует. Не только я попал в эту систему, я говорю за всех. Я сидел в ИК-25 для бывших сотрудников, там много тех, кто правда ходили в погонах: следователи, прокуратуры, даже судьи были. Общение с ними еще раз подтвердило, что палочная система есть. Может быть, сейчас она и налаживается: не все так открыто и явно, как раньше, в 90-е и 2000-е.
Колония — это замкнутое пространство, где находится определенное количество людей, которые разделяются на какие-то ячейки общества: одна чуть повыше себя считает, другая — пониже. Это очень щепетильный вопрос. Давайте не будем говорить на эту тему, мне не хочется об этом вспоминать.
Семьи у меня нет. Я поддерживаю отношения с девушкой из Кирова, мы познакомились с ней по интернету. Теперь она сюда приходит, приносит передачи и морально меня поддерживает. Мне хотелось бы остаться здесь, оформить разрешение на работу, зарегистрироваться и продолжать строить свою жизнь дальше, периодически ездить к родителям.
Я подавал заявление в суд на отмену депортации. Процесс остановился. Я нашел деньги, чтобы нанять адвоката, но считают, что он не сработал должным образом. Сейчас подходит время апелляции, но опять же нужны деньги, которых у меня нет. Я пытался самостоятельно подавать документы, но под рукой не было интернета, чтобы ознакомиться с федеральными законами и изучить правила подачи заявления. Здесь юридической помощи бесплатно не оказывается. Понятно, что это никому не интересно и это просто учреждение для нашего временного содержания.
В какой-то степени жалко потерянного времени, я бы мог находиться рядом с родителями, создать семью, но жалеть по большому счету и не о чем. Я прошел очередную школу жизни, что-то понял. Научился разбираться в людях, прошел курс психологии. Когда человек сидит в четырех стенах втроем, впятером, то он начинает себя «показывать». Сейчас на воле, дай бог получится выйти отсюда, я буду уже внимательнее подбирать приятелей и знакомых. Я считаю, что другом должен быть один человек. У меня такой был, увы, покойный.
Я не сломался. У меня есть психологическая характеристика от администрации колонии, меня выпустили по УДО. Судья решил, что я не опасен и могу находиться в обществе. Но Минюстиций вынесло решение о депортации на основании тяжкой статьи, но почему его нельзя пересмотреть? Каждый человек имеет право на ошибку.
Мне не хотелось бы возвращаться на Украину, потому что там сложилась такая политическая ситуация. Это моя родина, и я переживаю за нее не безболезненно. Какие-то факты меня очень трогают.
Родителей бросать нельзя. Но от того, что я приеду обратно домой, легче им не станет. Само мое присутствие, может быть, им и поможет, но финансовые вопросы не решатся. Приехать и сесть на их пенсию я не имею права. Мне 38 лет, у меня есть руки и ноги, есть голова на месте.
Я служил в Луганске в МВД Украины. По телефону мне рассказывают, что сейчас там происходит. Я думаю, что чиновники борются за сферы влияния, а у народа закончилось терпение. Прожив большую часть на Украине, я понял, что у украинского народа менталитет такой — они очень привязаны к месту, где родились. Есть такое выражение: «Чем отличается украинец от хохла? У хохла, где пятая точка в тепле, там и дом». Но это все миф. У каждого народа есть привязанность к родине. Украинцы устойчивы духом, надеются, что все будет хорошо. Пусть даже война, бомба упала в их дом, они не хотят покидать это место. Надежды не теряют. У многих же просто некуда бежать.
Планы у меня большие, но они, видать, не осуществимы. Я в себе уверен, но я вижу препятствия, которые преодолеть своими силами я не смогу. Желание огромное, но уверенности в положительном результате нет. Если первая инстанция отказала, то вторая будет такая же, я только потрачу время и деньги.
Если бы родители там не жили, я бы давно навсегда уехал из Украины. Мне и сотрудники УФМС задавали этот вопрос: «Почему я так долго находился в России и не сделал гражданство?»
Все банально просто — мне оно не нужно было, я не мог предвидеть, что там будет война и государственный переворот и кто-то будет что-то делить. Меня устраивала такая жизнь — родители на Украине, я к ним приезжал и зарабатывал деньги. Я немножко развеял монотонность своей жизни, которая мне надоела. Москва — город большой, люди в нем разные, мне было интересно поехать туда.
У меня средне-специальное образование — я сварщик, электрик, слесарь, машинист оборудования. Меня не пугает такая работа. Мне нужно дать свободу, а там я разберусь. Первое время все начинают с нуля, я этого не боюсь.
«Дай Бог, чтобы это был последний случай в моей жизни»
Алишер Азизов приехал в Россию в 2007 году из Таджикистана. Работал строителем в Москве, а на родине занимался земледелием и скотоводством. В его семье он единственный из пятерых братьев решил поехать на заработки в другую страну. Шесть лет он отсидел в исправительной колонии №11 в Кирово-Чепецке по статье 228 УК РФ.
— Я отец пятерых детей. Дети сейчас в Таджикистане, у меня есть жена, четыре дочки и сын. Так произошло, что я совершил одну глупость, тяжелую глупость и до сих пор жалею. Тогда, в Москве, я попал в неприятную ситуацию. Только год отработал строителем. Это нехорошая история в моей жизни. Все случилось от незнания. Мне хочется забыть об этом. Я совершил преступление, которое оставило черное пятно на мою жизнь.
В Таджикистане у меня была работа, все было хорошо. Я трудился на земле, занимался посевом, орехи выращивал, скот держал, у меня очень хорошо получалось. Наша семья жила в городе, все было нормально. Отец у меня образованный человек. Я закончил колледж, получил специальность бухгалтера-экономиста. Рано женился — в 20 лет, по-моему. Сейчас мне 38 лет. Жена домохозяйка. У нас поле свое. Ей сейчас мои братья помогают, в таких случаях родственники у нас никогда не оставляют.
У меня впечатление о России и о русских поменялось в лучшую сторону. Я жил в Москве, потом 6 лет в колонии. Я испытал все на себе. Много показывают про нацизм и фашизм, но я не чувствовал такого ни в Москве, ни здесь со стороны администрации. Может быть, я себя так поставил.
Время ушло, но для себя я много что полезного вынес. Я больше узнал о себе, об окружающих, о жизни. Понял, как нужно относиться к людям, к себе, как нужно себя вести. У меня кардинально поменялось отношение к семье. Я много что хорошего понял. Минусов было тоже много. Да, это потеря времени, я был далеко от родины, от близких. Но взгляд на жизнь поменялся в лучшую сторону.
Я не сильно религиозный. Я соблюдаю, немножко получается. Я не безбожный. Иногда молюсь.
Вся семья знает, что я сидел. Обычно у людей такое мнение: если человек сидел, то он выйдет преступником, вором или наркоманом. Но это не так. Я буду воспитывать своих братьев, буду рядом с отцом и с матерью, помогать им в старость лет, выращивать сады.
Поработаю там, в Таджикистане. Наша семья не такая состоятельная, хоть и садоводство хорошее. Мы живем в горных местах, там очень красиво. Я скучаю по этим местам.
Конечно, считаю себя виновным. Если бы я жил по закону, то я не был бы здесь, я бы не сидел. Я совершил преступление — это факт. За это я сижу. Дай бог, чтобы это был последний случай в моей жизни.
Меня депортировали на 8 лет. Судимость — такая вещь, к которой относятся с опаской. Я уже себя готовлю, что так и будет. Мы тоже в свое время держали дистанцию с теми, кто только что выходил из тюрьмы.
Сейчас на первый план я ставлю воспитание детей. Они не должны идти по моим стопам, не должны совершить таких же ошибок. Я буду объяснять, как должно быть. Нужно воспитать дочерей, ведь за ними надо ухаживать, как за цветком, чтобы они выросли достойными. Больше я ни о чем не думаю. Дети должны стать хорошими, они не должны ошибиться, как я. Сын пошел в сентябре в школу. Я должен построить фундамент, чтобы он не заблудился. Мне уже под сорок лет, сколько можно туризмом заниматься! Я в жизни никуда не выезжал, хотел поехать и посмотреть. Я собирался уехать обратно, но не получилось. Сам себя сдержал.
Для меня важнее быть рядом с отцом братьями, женой и детьми. Нас семеро в семье. Большинство земледелием занимается, скотоводством. От голоду не умерли, столетиями на натуральном хозяйстве так жили и наши отцы, и мы живем. У нас никто из семьи не ездил на заработки. Только я попробовал, и вот так вышло...
«Я прошел школу жизни на выживание»
В 2000-х годах Андрей Кучемасов приехал работать на строительстве в Россию из Узбекистана. Прожил 5 лет в Казани. 10 лет он отсидел в исправительной колонии № 5 в Кирово-Чепецке за изнасилование (статья 134 УК РФ). Год назад он впервые за это время созвонился с родственниками. В СУВСИГ он находится пятый месяц.
— Я родился в Казахстане; когда мне было 38 дней, меня бабушка увезла в Узбекистан. Я стал гражданином этой страны и прописан там. У меня там сестренка. Мне сейчас 42, а ей 40 лет, у нее трое детей, она больная, у нее рушится дом, а я не могу приехать и помочь. Мать и отец у меня умерли. Мне было 10 лет, когда они погибли в автокатастрофе. А моя бабушка прошла концлагерь и семь лет Сибири. Она умерла, когда меня, видимо, посадили. Она нас двоих забрала оттуда и одна воспитывала.
Я закончил училище и автошколу. Потом я поехал для лучшей жизни в Россию, в Казань, зарабатывать деньги. Хотел устроить жилье, чтобы перевезти бабушку. Пять лет там работал, снимал квартиру. Но так получилось, что я совершил преступление. Не хотел бы об этом говорить.
У меня в Узбекистане сожительница была. Как я уехал, она вышла замуж. У меня осталась там дочка, Ксения. Она в 12 лет сама пошла в детский дом. У нее 12 медалей, 20 грамот, она знает три иностранных языка. Ей сейчас 16 лет. И я не могу туда попасть, чтобы ее увидеть. Мать просто, видимо, не хотела ее воспитывать. А дочь не захотела жить вместе с ней и пошла в детдом.
Когда я уехал, ей был 1 год и 8 месяцев. Я не приезжал в Узбекистан больше. Я оставил сожительницу и ребенка со своей бабушкой. В то время мы жили зажиточно в историческом городе Самарканде. Я держал свиней, штук 30 кроликов и кур, жили неплохо. Но все равно нужны были деньги.
Это время очень и очень упущено. Мне 42 года. Я старик, а сел я в 30 лет. Как думаете, упущено ли время? Я думаю, что да. У меня дочка выросла без меня. Российское гражданство я так и не получил; было время, когда хотел, но сейчас надо ехать туда и помогать сестре.
Частично считаю себя виновным. Я не отрицаю этого, срок большой слишком дали. Я не считаю, что я психологически неустойчив, я работал в колонии бригадиром. В подчинении у меня было 80 человек, было 15 теплиц, я постоянно работал. Я мечтал быстрее выйти на волю и поехать к своим родственникам. Я справился. Сейчас это все позади, я хочу это забыть и уехать на родину. Дома тоже много дел, и я думаю, что смогу все забыть. Но еще сколько здесь сидеть, неизвестно. Запросы в посольство идут, оттуда подтвердили, что я прописан в Узбекистане, но дальше ответов от них нет.
Я приеду, увижусь с родственниками и начну работать. Надо наверстать упущенное. Меня очень ждут. Каждый звонок для близких — это ад. Они плачут.
Они 15 лет не знали, что я живой. Все потерялось. Я писал письма, но они не доходили. Я не знал телефонных номеров. Они думали, что меня убили. Через знакомую моего товарища в интернете удалось найти номер сестренки. И год назад мы первый раз услышали друг друга.
С дочерью я разговаривал, когда она была еще в детдоме, сейчас она уже поступила в педагогический техникум, на физкультурный. Я спрашивал, как она относится к тому, что я был в тюрьме, ждет ли. Она ответила: «Мне разницы нет, я вас всю жизнь ждала». У нас положено обращаться на «вы», это уважение.
Образно я религиозный человек, я читаю иногда Библию. Не молюсь. Я прошел школу жизни на выживание. Психологической поддержки родственников не хватало, жены нет, заботы нет, детской ласки нет. Не можешь заботиться о своей дочке, понимаешь, что не ты воспитываешь ее, а государство. Радуюсь, что не по наклонной она пошла, — детдом, видимо, правильно ее воспитал.
Я три профессии в колонии заработал: токарь, повар, швея-моторист четвертого разряда, слесарь, моя специальность — шофер. Работал им в Узбекистане. Я думаю, что не пропаду.
