Ученый Дмитрий Несанелис: Вероятен пессимистичный сценарий — 30 долларов за баррель нефти. Если ошибусь, буду рад

Цена на нефть может упасть до 30 долларов за баррель. И такая ситуация, вполне вероятно, продержится в течение нескольких лет. К таким пессимистичным прогнозам склоняется генеральный директор фонда «Региональная политика», заместитель главного редактора журнала «Вопросы истории и культуры северных стран и территорий», соучредитель «7x7», этнолог Дмитрий Несанелис. Он высказал мнение, что все это, возможно, существенно изменит стратегию российских нефтяных компаний и приведет их к пониманию того, что вкладываться нужно в развитие новых технологий, науку и образование, а на отрасль необходимо смотреть комплексно, выделяя особую роль экологии. На уровне Коми этими вопросами займется не так давно созданная в Коми научном центре лаборатория «Промышленное освоение, экология и антропология Тимано-Печоры и Западной Арктики». Именно с вопроса о ней начал свою беседу в Дмитрием Несанелисом корреспондент «7x7».

 

«Мы оцениваем влияние нефтедобычи на конкретную территорию очень приблизительно»

— Не так давно вы возглавили лабораторию «Промышленное освоение, экология и антропология Тимано-Печоры и Западной Арктики» в Коми научном центре. Что это за структура?

— До сих пор профильное экспертное сообщество, как правило,  изучает нефть Тимано-Печоры или Западной Сибири как бы изолированно. Так, как будто нет окружающей среды, каких-то народов, в том числе коренных малочисленных, которые населяют Северную Евразию. С другой стороны, антропологи, изучающие традиционную культуру, часто делают вид, что вообще нет нефти и промышленности. Экологи нередко тоже не замечают всего в комплексе. Сегодняшний мир, между тем, глобализирован, все очень взаимосвязано и взаимозависимо. Наша лаборатория одна из первых (и очень скромных пока) попытается рассматривать все это системно: нефтяная промышленность и ее перспективы, влияние на окружающую среду, взаимодействие нефтяников и коренных народов и вообще всего населения Тимано-Печоры, а также органичное вхождение в Арктический регион и связанные с этим вопросы планетарного звучания. Потому что ведь пока единственным реально действующим нефтегазовым проектом в Арктике является Приразломная. Вокруг Арктики, конечно, много разговоров разного уровня достоверности. Интересных и полезных, наверное, но все-таки пока это преимущественно дискуссии. О том, что «там сосредоточено много нефти и газа», например. На самом деле, никто точно не знает, как мне кажется, сколько именно. Насколько я понимаю, более или менее точной сейсмики и оценки арктических запасов пока не существует. Все очень примерно и приблизительно. Мы не знаем точно и о том, насколько эти запасы извлекаемы, когда, какими технологиями, в рамках какого партнерства. Когда недавно я был в Америке, то побывал в очень крупном центре Арктических исследований, центр этот работает с хорошим бюджетом. Они изучают проблему комплексно: роза ветров, течение, льды, их таяние, движение, морской зверь, рыба, танкеры, спутники, метеостанции...все это рассматривается вместе, и это правильно. И применительно к Арктике особенно.

— Есть ли в этом плане разница — в том, как видят основную проблему в Штатах и в России?

— Больше всего американцев волнует изменение арктического климата. Это интересно и общественному мнению, и экспертному сообществу, и политическому истеблишменту. У нас, в России, вопрос номер один — арктическая нефть. Это не лучше и не хуже американского подхода, просто мы наблюдаем разный взгляд на ареал. Лаборатория попытается на каких-то площадках: конференциях, журналах, семинарах, круглых столах — собирать экспертов, ученых, знатоков, специалистов разного профиля. Чтобы нефтяники разговаривали с экологами, экологи с антропологами, все друг с другом по кругу. И тогда оценка нынешнего состояния природных ландшафтов, ресурсов, культурного, социального, производственного потенциала будет вырисовываться более внятно. Нужно просто учитывать все в комплексе и понимать, что можно делать на конкретной территории в смысле индустриальном, а чего делать нельзя. И это, кстати, не будет очень затратным. Тут не деньги главным образом нужны, а mind (мышление, понимание).

— Скажите, каково все-таки будет прикладное значение работы этой лаборатории?

— Время покажет. Лаборатория создана несколько месяцев назад, и пока у нее есть только один сотрудник, он же заведующий. Надеюсь, что дружба или какое-то общение, прежде всего, с нефтяными компаниями со временем обеспечит некоторое финансирование этой лаборатории, но при этом оно не должно означать прямой ангажированности. Получение какого-то гранта или заказа не будет означать, что заказчик получит то, чего он хочет получить (то, что хочет услышать). Это будет условием. Кто на него согласится, с теми и будем работать, чтобы понять реальную картину и прогноз. Лаборатория будет, конечно, иметь прикладное звучание, и она готова сотрудничать со всеми, кому это интересно, и кто готов как-то инвестировать в научно-практические исследования.

— Это звучит в некоторой степени идеалистически. То есть «за ваши деньги мы вам будем говорить, какой урон вы наносите природе, и говорить будем честно». Когда нефтяные компании заключают контракты с муниципалитетами или СМИ, мы видим ангажированность. Зачем им все это? Они же и сами знают, как они работают.

 — Я отвечу на этот вопрос, ссылаясь на американский опыт. Я читал в конце апреля большую лекцию в университете Оклахомы, в котором лучший факультет — это Институт права. Второй по значению — Институт нефти и газа. Сотрудники этих институтов и пришли на мою лекцию. Я, в частности, на память процитировал книгу Вагита Алекперова «Oil of Russia» («Нефть России»). Она впервые была издана на английском языке и презентована в Хьюстоне, а потом уже издана на русском. Слушатели все, понятное дело, сидели с какими-то гаджетами. Половина тут же «загуглила» название. Они моментально нашли эту книгу и цитату, и когда после лекции началась дискуссия, один из коллег сказал: «Профессор Несанелис, вы не совсем точно процитировали Вагита Алекперова». Это — к вопросу о том, что сейчас очень многие вещи, тезисы, утверждения можно довольно быстро проверить и перепроверить. Хотя бы поэтому надо работать честно и профессионально. Коснемся другой темы — санкций.  Мы не будем сейчас обсуждать, хороши они или плохи, правильны или нет. Мы просто констатируем, что они есть. И что наши крупные компании на время отсечены от дешевых и длинных западных денег, технологий, обмена опытом. Когда-то ситуация стабилизируется. И вокруг Восточной Украины, и Крыма в том числе... Тогда сотрудничество российских и западных компаний, банков, корпораций возобновится, в том числе в рамках арктических нефтяных проектов. Чтобы соответствовать мировым стандартам, от которых зависит инвестирование, партнерское доверие, имидж, технологии — для этого отечественные нефтяные компании должны, как мне кажется, опираться на объективные и достоверные оценки, экспертизы и прогнозы. Да, соглашусь, что мое понимание идеалистическое, но оно соответствует мировому тренду. И здесь лучше, на мой взгляд, апеллировать к финансам. Мировой финансовый тренд современной нефтяной индустрии предполагает высокую технологичность и опору на качественные исследования совершенно разного свойства: экологические, антропологические, инженерные и так далее. И сейчас мы обсуждаем даже не нынешнее состояние, а то, к чему может прийти лаборатория и сходные центры. Когда-нибудь…

 

 

«Чтобы переломить негативную для России ситуацию, сегодня нет явной политической воли»

— Нефтяникам в некоторой степени «мешает» работать российское законодательство. В прошлом году во время лагеря «Гринпис» в Усинском районе Владимир Чупров представлял поправки в закон, с помощью которых можно было бы контролировать экологическую составляющую добычу нефти. По каждому представленному пункту в законодательстве есть пробелы. И есть понимание, что нефтяные генералы каким-то образом заинтересованы, чтобы некоторые белые пятна в законодательстве были. Например, положить новые трубы менее выгодно, чем починить порывы на старых. Что делать в этой ситуации? Получается, законы сейчас не работают в нужном объеме на экологическую составляющую нефтедобычи.

—  Во-первых, есть явные пробелы в самом корпусе законов, а во-вторых, даже те законы, которые есть, не работают в полной мере. Что касается «Гринпис» и персонально Владимира Алексеевича Чупрова, то я считаю его высокопрофессиональным специалистом с очень выраженной гражданской позицией. Между тем, совершенно справедливо часто говорится о том, что «Гринпис» — организация политизированная. Да, бесспорно. Но когда на эту тему проходят дискуссии с моим участием, я спрашиваю тех, кто «инкриминирует» этой организации ее политизированность: а что в нашем мире вообще не политизировано? По крайней мере, в Российской Федерации?  В этом смысле «Гринпис» не лучше и не хуже других организаций и объединений подобного профиля. Вы правильно говорите, порой выгоднее залатать старые трубы, чем положить новые. Думаю, быстрых изменений здесь ждать не приходится. Тем не менее, такие изменения все-таки неизбежны. Вопрос в сроках. Нынешнее сокрушительное падение цен на нефть, скажем, не критично для Саудовской Аравии. Она компенсирует падение цен резким увеличением добычи. Совершенно безболезненно эта страна может увеличить добычу на миллион баррелей в сутки. Конечно, Персидский залив и Тимано-Печора — это «две большие разницы». В России в 2014 году объем добычи нефти составил 525 миллионов тонн. В 2015 он будет, вероятно, меньше, в 2016 — еще меньше. В том числе из-за снижения инвестиций. Но здесь «фокус» вот в чем: если Аравия может увеличить добычу и компенсировать падание цены, то Россия этого сделать, наверное, не сможет. В силу субъективных причин в том числе. Нет надежной, отлаженной, диверсифицированной инфраструктуры. Поэтому для нас это такой стратегический урок, если рассуждать не с точки зрения морали, а с точки зрения бизнеса. Может быть, все-таки разумнее вложить 10 рублей, а не рубль в инфраструктуру, сократить дивиденды акционеров, но обеспечить надежное устойчивое развитие компании и отрасли в целом. Тогда будет легче преодолевать форс-мажорные обстоятельства. Насколько это будет осознано нашими компаниями, покажет время.

— Однако этот путь можно значительно сократить с помощью политической воли, которой на ближайшем горизонте не предвидится.

— Не предвидится по одной простой причине, которая и без меня, наверно, всем понятна. Не оценивая сейчас достоинства и недостатки политического руководства России, мы суммарно можем оценить последние 15 лет, и видим, что никакой диверсификации экономики, к сожалению, не произошло. Кто в этом виноват и почему все так, ответы могут быть разными, но вывод очевиден. Дело не в том, хороший Путин (Медведев) или плохой. Вот завтра, допустим, президентом станет Михаил Ходорковский. И он будет вынужден действовать в условиях, которые имеют место быть. Да, будет, вне всякого сомнения, больше политических свобод. Но с точки зрения экономики я не очень понимаю, как переломить ситуацию. На мой взгляд, для подлинной диверсификации экономики первым шагом должны быть масштабные инвестиции в науку и образование. Хотя кому-то это может показаться абсурдным. Вот где ключ, и другого пути нет. И надо понимать, что эта история не на один год и даже не на пять. Но если мы хотим сохранить такое политическое и социокультурное пространство как «Россия», другого пути не существует, иначе в этом конкурентном мире позиции России будут все время ослабевать. При очень хорошем раскладе позитивные тенденции могут обозначиться лет через 15-20. Для этого действительно нужна политическая воля. Сегодня она выражена недостаточно явно.

 

 

«С падением цен на нефть мне видится более реальным пессимистичный сценарий»   

— Ваш прогноз: сколько еще продлится падение цен на нефть и как это отразится на российской нефтяной промышленности в целом и на Тимано-Печоре в частности?

— Есть два противоположных прогноза. Один, условно говоря, это прогноз Нурсултана Назарбаева. Он говорит, что надо готовиться к цене в 30 долларов за баррель. Этот пессимистический прогноз, наверное, основан на нескольких параметрах. В том числе и на том, что если состоится сделка «шестерки» с Ираном, то исламская республика с будущего года может начать выбрасывать на мировой рынок дополнительный миллион баррелей в сутки. Это колоссальный показатель. Далее, мы наблюдаем сокращение потребления нефти и газа Китаем. Успехи американцев по добыче сланцевого газа и нефти тоже никто не отменял пока.  И есть ряд других причин, которые позволили Назарбаеву сделать такой вывод. Оптимистичный сценарий говорит, что чуть ли не завтра цена на нефть будет сто долларов за баррель. На самом деле, в современном, очень сложном мире, возможно и то, и другое. Но мне более реалистичным кажется пессимистичный сценарий. К нему больше оснований. Хорошего здесь может быть только то, что если у нас до этого не хватало сил, желания, мужества и настойчивости диверсифицировать экономику, то, может быть, теперь мы уже будем просто вынуждены этим заняться. Что касается Тимано-Печоры, не сомневаюсь, что инвестиционные программы главных игроков будут сокращены на ближайшие годы. Меняющийся курс доллара частично компенсирует компаниям, ориентированным на экспорт, выпадающие доходы, но все равно они значительные. Поэтому сокращение неизбежно, и дальше по цепочке. Это, как минимум, не приращение рабочих мест, сокращение налоговой базы и параметров социального партнерства. Скорее всего, это неизбежно. Если я ошибусь, то буду очень рад.

 

 

«Нефтяные аварии отрицательно влияют на природу Коми, но мы должны понимать, что в самой нефтяной промышленности есть „неотменяемые“ плюсы»

— Как вы оцениваете состояние охраны окружающей среды в районах республики, где активно ведется нефтедобыча?

— Очень по-разному. Скажем, в Усть-Цилемском районе объем добычи небольшой, и там серьезных экологических нарушений, насколько мне известно, не зафиксировано. Наиболее сложная ситуация в Ухтинском и Усинском районах. Действительно, кажется заслуживающим доверие мнение о том, что на усинском месторождении раз в день что-то ломается, рвется, протекает. Это похоже на правду. Почему это происходит — понятно. В той части, которая касается «ЛУКОЙЛ-Коми», отчасти это объяснимо инфраструктурой, которая этой компании досталась от «Коминефти». 15 лет по меркам нефтяной индустрии не так много. Состояние инфраструктуры «Коминефти» было чудовищным: амортизация достигала 60-80 процентов. Заново отстроить такую гигантскую систему при любых инвестициях достаточно сложно и за 20 лет. Кто бы как ни думал, инвестиции «ЛУКОЙЛа» в модернизацию все-таки довольно значительные, но их явно недостаточно, чтобы минимизировать риски. Мы же это видим прекрасно! Но есть другая сторона медали: в этом смысле характерен пример с аварией «РусВьетПетро» весной 2013 года на Колве. По-разному оценивается, сколько нефти попало в реку, говоря метафорически — «много». От нескольких десятков кубов до, по разным оценкам, нескольких сотен или даже тысячи кубов. Самое важное в этой истории, что показания приборов не должны были оставлять сомнений, что где-то произошла утечка. Не заметить это довольно сложно. Но даже когда все это обнаружилось, тогдашняя комиссия по ГО и ЧС, которую возглавлял экс-мэр Усинска Александр Тян, дней 10 еще что-то обсуждала: принимать ли экстренные меры или ограничиться локальными. Хотя там не надо было быть специалистом, все было видно! И сама утечка произошла, видимо, по большей части, из-за человеческого фактора. Назвать в целом экологическую обстановку в муниципалитетах, где ведется нефтедобыча, благополучной, я бы не решился. Хотя, например, после упомянутой аварии РВП в этой компании поменялось руководство, и после того, как пришли новые люди, таких инцидентов больше нет. Теперь вспомним аварию в мае прошлого года, когда загорелись резервуары «ЛУКОЙЛ-Коми» под Усинском. Специалисты говорят, что главный фактор той аварии опять-таки человеческий. Там не были соблюдены, судя по всему, нормы промышленной безопасности. И не взорваться они, как считают некоторые наблюдатели, просто не могли. И мы опять возвращаемся к деньгам. Инвестиций всегда не хватает, на ту же инфраструктуру. Но на обучение персонала, качественное обеспечение техническими средствами на случай аварии — на это огромных денег не надо. Для этого нужны, прежде всего, воля, желание и ответственность. В том числе и сотрудничество не «для галочки» с экологическими объединениями. Я считаю, что и «Комитет спасения Печоры», и «Зеленая республика» — все здесь могут найти свою нишу, или, пользуясь английским выражением, cup of tea («чашку чая»). И проводить практические встречи, обучающие семинары промышленно-экологического профиля и так далее. Экологи (имея в виду общественные организации) могут подробно рассказать, что и как нужно делать в нештатных ситуациях и принять участие в различных мероприятиях.

— В какой мере сервисные предприятия делят ответственность за экологическую ситуацию с нефтяными компаниями?

— Хороший вопрос. Вот давайте вспомним чудовищную аварию British Petroleum (BP) в Мексиканском заливе (20 апреля 2010). Взорвавшаяся там буровая платформа принадлежала компании Halliburton. Она (как и другая американская компания — Transocean) и разделила с BP моральную, финансовую и политическую ответственность за катастрофу. Вот тут можно бы поискать параллели. Если говорить о Коми, то в последнее время стали звучать обоснованные, как мне кажется, претензии в части соблюдения правил промышленной безопасности и экологического законодательства в адрес сервисной компании ОАО «Усинскгеонефть» (УГН, которая является, в частности, подрядчиком ООО «ЛУКОЙЛ–Коми»). Некоторые бывшие партнеры «Усинскгеонфти», например, ООО «Парма», инкриминируют предприятию Владимира Безрука нарушение правил экологической безопасности и эксплуатации «опасных» объектов. В полицию и в прокуратуру направлены соответствующие документы и представления. Я побывал 23 августа на эстакаде под Усинском, где работала УГН. К сожалению, этот визит укрепил мои опасения в том, что претензии к предприятию не беспочвенны. «К сожалению» — потому, что лично к Владимиру Антоновичу Безруку я отношусь вполне уважительно. Он, несомненно, много сделал для становления и развития Усинска, о чем говорят его высокие награды. Однако, как известно, «Платон мне друг, но истина — дороже!»

— Вы очень аккуратно и обтекаемо сказали по поводу экологического состояния в районах нефтедобычи. Но мы ведь тоже можем и как обыватели оценить все сами. Когда жители этих районов говорят, что они вскрывают щуку, и даже икра пахнет нефтью. Заканчивая данными о количестве онкологических заболеваний, которые в статотчетах прячутся так глубоко, что их почти невозможно найти. Или, например, тревожные данные, которые дает Центр по изучению и охране восточно-европейских тундр Маргариты Гецен. И эти данные говорят о тенденции на ухудшение.

— Совершенно тут не буду никого выгораживать. То, что нефтяные аварии, пожары, разливы и другие инциденты в северных муниципалитетах РК отрицательно влияют на природу и, вероятно, на здоровье людей — это факт. Но мы должны понимать, что в самой нефтяной промышленности есть и неотменяемые плюсы. Это занятость людей, в том числе местных жителей. Это кусок хлеба, социальные гарантии, возможность карьерного роста,  масштабные социальные, благотворительные и экологические программы. Также это ключевые поступления в республиканский и муниципальный бюджеты. Та же Маргарита Васильевна Гецен и другие специалисты скажут, наверное, что системного представления о влиянии нефтяной индустрии на природу и широко понимаемую культуру (в том числе, на динамику заболеваний) у нас нет. Чтобы оценить динамику заболеваний, влияния аварий и вообще промышленности на почву, воду, воздух должны быть проведены многолетние серьезные системные исследования, а у нас их нет. Интуитивно мы понимаем, что дело, мягко говоря, не совсем благополучно, но степень этого неблагополучия и его точную локализацию мы действительно не представляем. Это примерно как история с потеплением: одни эксперты говорят, что это влияние выхлопных газов и прочего, другие — что это глобальные климатические колебания. И кто прав, не очевидно. Вот и здесь стопроцентно ничего не доказано. Для этого нет надежного научного инструментария и финансирования, которое обеспечило бы его эффективное применение. Ровно поэтому я придерживаюсь аккуратных формулировок.

 

 

«Заявления о том, что в районах нефтедобычи все благополучно, руководитель „Зеленой республики“ делает из-за недостатка опыта»

— С вами не согласится Евгения Бойко, которая недавно заявила, что в районах нефтедобычи все улучшается, имея в виду экологию.

— Мы с Евгений Бойко, между прочим, приятельствуем, и я высокого мнения о ней. При этом с какими-то мнениями и суждениями Жени я не согласен, конечно. Например, с мыслью о том, что «Зеленая республика» — это не политизированная экологическая организация. Не бывает в современном мире экологических организаций вне политики. По определению. Даже если намерения организаторов и участников не политичны, то они все равно обретут политическое звучание, и никуда от этого не уйти. Мне очень нравится в «Зеленой республике» то, что ребята все-таки сделали несколько конкретных практических дел. Кто-то смеется, говорит, что это показуха. Я считаю, что это не так. Это нормально, что они устроили очистку небольшой территории. Оно, конечно, в глобальном смысле мало что значит, но как хороший пример я это очень позитивно оцениваю. Относительно улучшений. Я думаю, что Женя исходила из опыта своей организации. Была какая-то свалка, а они ее убрали, был локальный разлив, и они его почистили, и в этом смысле стало лучше. Тут она права. Если же брать в общем, в более широком контексте, то тезис о том, что «стало лучше», окажется спорным. Не совсем понятно, а почему вдруг стало лучше? Стало меньше разливов? Или лучше стала рекультивация? Я не слышал доклада Евгении в Общественной палате и не очень понимаю, что она имела в виду. Я готов допустить, что у нее есть какие-то данные, которых нет у меня. Однако тот промышленный и экологический кругозор, что есть у меня, не дает оснований для избыточного оптимизма. Может быть, хуже не становится, но лучше...я сомневаюсь.

— Уборка кусочка земли от нефтешламов — безусловно, хорошее дело. Но эту ситуацию, бесспорно, нужно рассматривать в контексте. А он следующий: приезжает «Зеленая республика», проводит уборку и делает заявления на публику в Общественной палате Коми. Региональные СМИ, тем или иным образом аффилированные с руководством региона, убирают из репортажей об этом событии любую критику Евгении Бойко и ее организации, и преподносят это исключительно в комплиментарном ключе. А критики на заседании было очень много, в том числе и от ученых, и сотрудников Министерства природы. Это и есть контекст замещения общественного поля новой организацией. Многие это отметили.

— Я не до конца владею информацией, поскольку не был на том заседании в Общественной палате республики, читал только материал на «7x7». Понимая всю политизированность любой экологической проблематики, я все же не совсем понимаю, а зачем правительству вымарывать критику в адрес «Зеленой республики»? Вряд ли это соответствует действительности. Понятно, что эта организация каким-то образом связана с властными структурами. Но ничего плохого лично я в этом не вижу.

 

 

— Для меня ответ очевиден: потому что есть «неудобные» организации, которые дают более реальную оценку тому, что происходит в экологии республики. Это неудобно в том числе и во взаимоотношениях с нефтяными компаниями. Такое было проделано несколько раз в Коми: создать общественную организацию, с помощью пиар-инструментов накачать ее лидера, и чтобы мнение этой организации было главенствующим, а «неудобные» организации маргинализировать.

— Может быть, вы отчасти правы. Последние полгода я работал в основном за рубежом и в других регионах. Поэтому недостаточно знаю контекст и подтекст всех этих историй. Вспоминаются, однако, слова товарища Мао Цзэдуна. Он сказал как-то замечательную фразу: «Пусть расцветает сто цветов, пусть соревнуется сто школ» (правда, замечу в скобках, практика тогдашнего Китая оказалась ровно противоположной). По логике, если руководству региона или нефтяным компаниям наиболее удобным и комфортным партнером видится «Зеленая республика» — то и слава Богу. Пусть. А у Евгении, как мне кажется, пока просто не вполне достаточно опыта, но она его обязательно наберет. И я, кстати, готов в этом Евгении Владимировне помочь. Давайте посмотрим, что будет через год-два.

— Однако при ограниченном опыте она делает такие резкие и, мягко говоря, не экспертные, заявления, которые наносят ущерб тому, что уже сделано. Она разрушает практику, которая была создана другими общественными организациями. Хотя есть общее дело — улучшение экологии.

— Если слова или поступки Евгении Бойко наносят ущерб другим экологическим объединениям, это не есть хорошо. Посмотрим. Здесь я воздержусь от оценок, потому что действительно не очень хорошо понимаю ситуацию. С моей точки зрения, пусть будут «Зеленая республика», «Комитет спасения Печоры», «Экологи Коми», пусть еще кто-то. И пусть каждый демонстрирует конкурентные преимущества своими делами.

«В сентябре не жду никаких электоральных сюрпризов»

— Скоро выборы. Ждете ли вы каких-то электоральных сюрпризов?

— Никаких. Ни в Коми, ни где бы то ни было, и в силу многих причин. Они очевидны. В нашем Госсовете пропорция партийного представительства вряд ли изменится. В общем, композиция останется прежней. Но! Есть ведь довольно тревожная ситуация вокруг Восточной Украины. И, как мне кажется, мы недооцениваем степень рисков, с которыми уже столкнулись, и, вероятно, в будущем они только усилятся. Хотя возможно, что Путин и Обама встретятся на Генеральной Ассамблее ООН. Очень интересное и отчасти обнадеживающее сообщение об этом промелькнуло в наших и западных СМИ. Есть прямые и косвенные признаки того, что часть российской элиты адекватно осознает опасности и риски украинской ситуации. Если это допущение справедливо, то возможны довольно серьезные внутри элитные подвижки на высоком федеральном уровне. Но речь именно об элите, от голосования избирателей 13 сентября это никак не зависит.

— Почему в региональном политическом пространстве давно нет оппозиционной силы, конкурентной партии власти? Есть Петрозаводск, Новосибирск, Екатеринбург, где люди оппозиционные люди как-то «прорываются»...

— Надо признать, что ее нет на федеральном уровне. Михаила Касьянова, например, и его соратников я не могу рассматривать как серьезную и авторитетную оппозиционную силу. Поэтому не удивительно, что в большинстве регионов этого тоже нет. И это очень плохо. Можно быть, конечно, поклонником «вертикали власти» и чувствовать себя комфортно. Но дело в том, что современный мир очень конкурентен и «рыночен» в самом широком смысле слова. Рынок в каком-то смысле не хорош и не плох, это тренд мирового устройства. И, как показывает опыт, даже в советское время между двумя основными авиа корпорациями, например, была конкуренция. И можно предположить, допустим, что президент Путин — это золотой человек. Дело-то вообще не в его персональных качествах. Дело в том, что система, которая ассоциируется с его именем и путинским окружением, не предполагает конкуренции. И это чрезвычайно пагубно сказывается на всем: на политике, экономике, культуре, образовании и так далее. Да, Петрозаводск и Новосибирск — это такие островки, а у нас та традиция, которую пытался заложить замечательный ученый и общественный деятель Револьт Иванович Пименов, друг академика Сахарова, она погибла. Почему нет серьезной оппозиционной силы — вопрос, скорее, не к власти, а к нам самим. Сам наш социум не может организоваться, озвучить альтернативную программу, выдвинуть внятного яркого лидера. Я надеялся, что таковым в свое время станет Леонид Зильберг. Он мой приятель. Мы дружим и играли в футбол еще 40 лет назад. У нас прекрасные личные дружеские отношения. Но эта роль регионального лидера оппозиции ему, видимо, некомфортна. Других сопоставимых реальных людей я, к сожалению, вообще не вижу. Некогда какие-то сходные надежды возлагались, кажется, и на мою скромную персону. Но я все-таки не политик. Политика меня очень интересует, но больше как ученого. Ни за что на свете я никогда не соглашусь быть ни депутатом, ни министром, ни властью и ни оппозицией. Ни здесь, ни в другом регионе, ни в другой стране.

«В правительстве Коми и муниципалитетах, безусловно, произойдут кадровые перестановки»

— Мы не в вакууме живем и слышим сигналы о том, что, скорее всего, будут перестановки. Ожидается смены команд в Воркуте, Ухте, Сыктывкаре. Есть версия, что заместитель председателя правительства Коми Константин Ромаданов пройдет в Госсовет Коми, а оттуда уйдет в Совет Федерации. И так далее. Вы ожидаете изменений в исполнительной власти? Произойдут ли перестановки?

— Да, думаю, произойдут. До меня действительно прямо или косвенно доходят какие-то сигналы об этом. Я контактирую со многими. Единственные, с кем не дружу и не общаюсь — это фашисты. То, что произойдут, скорее всего, кадровые изменения в Ухте, уже ни для кого не секрет. Игорь Михель кажется мне прекрасным человеком, но, скорее всего, он покинет свой пост. Был бы рад ошибиться. Думаю, что в администрации Воркуты тоже неизбежны изменения. У Ивана Поздеева, как представляется, очень хорошие шансы остаться в своем кресле. Относительно Константина Ромаданова — тут, мне кажется, не все так просто, как думают некоторые наблюдатели. Ясно, что Константин Юрьевич идет в Госсовет не для того, чтобы быть рядовым депутатом. Но часто повторяемый тезис о его несомненном будущем сенаторстве может быть дополнен другой гипотезой. Согласно которой Константин Ромаданов с таким же успехом может стать спикером парламента. А Игорь Ковзель, в таком случае, может как раз быть делегирован в Совет Федерации. И в этом может быть некоторая логика, но это, наверное, тема отдельного разговора.

— А что Вы думаете о перспективах вице-губернатора Алексея Чернова?

— С Алексеем Леонидовичем мы поддерживаем достаточно добрые и конструктивные отношения, хотя порой серьезно расходимся в каких-то оценках и прогнозах. Но я чрезвычайно ценю его ум, кругозор, энергию и точность суждений. Думаю, вице-губернатор Чернов останется на своем посту, как минимум, до выборов в ГДРФ в 2016-ом, а там видно будет….

— Видите ли вы позитивные штрихи в экономическом развитии Коми?

— Да. Несмотря на все сложности и кризисные явления, есть, как минимум, два позитивных момента. Первый — это то, что в 2015 году «ЛУКОЙЛ-Коми» нарастил добычу нефти по сравнению с прошлым годом.

…Кроме того, 26 августа на Яреге, под Ухтой, откроется новое большое предприятие — ЗАО «СИТТЕК». Оно (предприятие) входит в инвестиционно-финансовый дом «КапиталЪ». Это будет завод по производству титанового коагулянта. Это очень высокотехнологичный продукт мирового уровня для водоподготовки широкого спектра применения от природных до сточных вод. При этом, в ряде случаев экономическая эффективность составляет 30% на прямые затраты и 40% на косвенные. Что делает реагент очень привлекательным для многих предприятий, занимающимися водоподготовкой. По многим параметрам титановый коагулянт превосходит аналоги, например, алюминиевые коагулянты. 

Только в Ухте появятся 300 новых рабочих мест.  Для работ по строительству и обслуживанию производства будут привлекаться в том числе местные организации. Все это вместе — и дополнительная налоговая база, и социальные программы, и главное — высокотехнологичное современное производство. И это безусловный прорыв.