ЛГБТ-активистка из Мурманска Виолетта Грудина: Мне страшно жить и работать в этом городе

ЛГТБ-активистку, правозащитницу из мурманской организации «Максимум» Виолетту Грудину пытаются привлечь к административной ответственности за «неповиновение сотрудникам полиции». Поводом послужил конфликт в баре «Феникс» в ночь с 8 на 9 мая. Охранники заведения, по словам Грудиной, без законных оснований вывели из помещения ее девушку, не давали забрать личные вещи, оставшиеся внутри. В этот момент посетители заведения отпускали гомофобные комментарии. К решению конфликта подключились полицейские. Когда же девушки захотели продолжить вечер в этом же баре, сотрудник правопорядка ударил «борзую» Грудину, а потом вместе с коллегами задержал и отвез в полицию. Как отмечает правозащитница, в участке посыпались гомофобные реплики, в том числе и вопросы «Баба ты или мужик?»

Корреспондент «7х7» попросил ЛГБТ-активистку рассказать о событиях того вечера и пояснить, почему она считает их полицейским произволом.

Начало конфликта: в ночь с 8 на 9 мая 2015 Виолетта Грудина и ее девушка отдыхали в баре «Феникс». К ним за столик подсел нетрезвый молодой человек, которого девушки попросили уйти. Вместо этого охранник выставил на улицу самих девушек, при этом он нецензурно выражался, не позволяя им забрать свои вещи и документы. Через некоторое время к бару подъехал патруль вневедомственной охраны.

— Расскажи, с чего начался конфликт в баре?

— В этот вечер мы были в Rock’n’Roll баре, часть посетителей которого, так же, как и мы, переместились потом в бар «Феникс». Там мы не скрывали свои отношения. Думаю, что некоторые посетители Rock’n’Roll бара узнали нас в «Фениксе», потому что мы слышали крики: «Лесбухи! Пидоры!».

Через какое-то время приехала вневедомственная охрана. С сотрудниками полиции мы вышли на улицу, потому что было плохо слышно из-за громкой музыки.

— Вам удалось забрать свои вещи?

— Нет, охрана клуба не позволяла нам этого сделать. Они попросту держали дверь с другой стороны. Я рассказала полиции свою версию того, что охранник беспричинно выволок мою девушку на улицу. Словосочетание «моя девушка» вызвало у сотрудников полиции недоумение, посыпались гомофобные комментарии со стороны посетителей, находившихся в этот момент на улице.

 

 

— И тут началась лекция о разных видах сексуальной ориентации…

— Да, и продолжалась она в отделении полиции в течение двух дней [смеется]. Вообще, я хотела выяснить, насколько законны действия охраны бара «Феникс». На это сотрудники полиции ответили мне, что я очень наглая и права качаю, поскольку я объясняла им, что некоторые вещи, которые здесь происходили, не правомерны, что я — юрист и не потерплю подобного отношения. Сотрудники полиции говорили также очень нагло. Меня это задело, но я сохраняла спокойствие. Через некоторое время, может быть, через 15 минут, я все-таки прошла в помещение с сотрудниками полиции и забрала свои вещи.

— Что происходило дальше?

— Мы стояли на улице и некоторое время беседовали. Сотрудники полиции хотели, чтобы мы ушли по-хорошему, без разбирательств. Мне хотелось остаться и продолжить вечер. Сотрудники вневедомственной охраны не могут просто так воспрепятствовать моему отдыху. Я взяла свою девушку под руку и поднялась по лестнице, чтобы пройти в бар. В этот момент сотрудник полиции ударил меня по лицу «с локтя».

— В тот момент, когда вы попытались пройти внутрь помещения, вас ударили? Вам известно, кто конкретно это сделал?

— Старший лейтенант Масеев.

— Вы прошли медицинское освидетельствование?

— Да. Судмедэксперты все зафиксировали, отметили остатки синяка и боль на правой скуле из-за удара, удар о стену, поцарапанные запястья рук. Из-за шока не сразу обратилась к судмедэкспертам. Я все время провела в безопасном для себя пространстве, и попросту боялась выходить куда-либо. Полицейские, кстати, на мое замечание, что сотрудник правоохранительных органов незаконно применяет ко мне грубую физическую силу, начали смеяться.

 

 

— Как реагировали посетители бара? Может быть, кто-нибудь узнал вас как ЛГБТ-активистку?

— Да, я думаю, что меня узнали. Часть людей смеялась, я опять слышала возгласы: «Лесбухи!». Были люди, которые так же, как и мы, были шокированы происходящим. После всего этого я поняла, что так больше продолжаться не может. Я решила вызвать другой наряд полиции, чтобы зафиксировать неправомерные действия полиции. Этот поступок заставил полицейских измениться в лице. Я увидела, что они прошли в бар, позже я узнала, что они собирали заявления о нецензурной брани с моей стороны.

— Изначально в нецензурной брани обвиняли твою девушку?

— Да, по всей видимости, им нужны были хоть какие-то основания для составления протокола, чтобы увезти меня.

— А кто-нибудь из посетителей в итоге оставил жалобу по этому поводу?

— Этого мне не известно. Позже старший лейтенант Масеев предложил мне пройти в патрульный автомобиль, чтобы проехать в отделение. Меня это напугало, поскольку я боялась, что он меня снова ударит. Я резко отдернула руки, сделав шаг назад. Я пыталась объяснить, что пройду в патрульный автомобиль только после того, как приедет другой наряд полиции. После этого Масеев и другой сотрудник полиции грубо схватили меня и резко, заворачивая мне руки, наклонили лицом вниз.

— Сотрудники полиции предупредили о применении физической силы?

— Нет. Я кричала от боли, а сотрудники полиции начали надевать на меня наручники, словно я уголовный преступник, представляющий опасность для общества. У меня были содраны запястья. Затем в таком положении, сильно нагнутой вниз с высоко поднятыми руками, что причиняло мне нестерпимую боль, от которой я кричала, сотрудники полиции волокли меня по земле, порвав мою обувь, ударили о бетонное сооружение правой стороной тела. Я испытала острую боль в ноге и почувствовала также боль в правой руке, на запястье. От удара о бетон была содрана кожа с руки. После чего они забросили меня в патрульный автомобиль.

— В патрульный автомобиль вас бросили в наручниках? У вас была возможность защититься от удара?

— Они не посадили меня туда, а закинули, соответственно, я не могла защититься от удара. Разговаривали со мной очень грубо, как с преступником, хотя я ничего не совершила. Я не была в состоянии алкогольного опьянения, я просто хотела отпраздновать годовщину со своей девушкой.

— Что в это время было с вашей девушкой?

— Я попросила ее отправляться домой, периодически я слышала, как она кричала. Позже она мне рассказала, как сотрудники полиции говорили ей, что якобы я слишком борзая, поэтому меня и увезли. То есть знание своих прав они расценивают, как борзость и наглость. Полицейские потребовали, чтобы я вышла из машины. Я сказала, что из-за боли и шока я не могу этого сделать, тогда Масеев схватил меня за шею, поцарапал. После он отдернул руку, видимо, осознав, что он делает, и схватил меня за куртку. До отделения полиции из машины он меня тащил. После такого веселого путешествия я оказалась на Дзержинке.

— Сколько времени вы провели в отделении?

— Больше трех часов, часа четыре точно. В отделении я сразу попросила стакан воды, так как из-за крика и боли у меня пересохло в горле, я не могла говорить. Реакции не было никакой. Полицейские мотивировали отказ тем, что у них нет посуды. Без понятых изъяли вещи, перцовый баллончик мне вернули через день.

— Копию протокола вам выдали?

— Да, протокол о неповиновении сотрудникам полиции, кстати, был составлен с нарушениями. Нам его несколько раз пришлось составлять заново. В протоколах не хотели фиксировать почву гомофобии и то, что меня оскорбляли, называли «пидором», что сотрудники полиции не фиксировали факт административного правонарушения, когда посетители бара ругались матом. Протоколы просили подписывать очень быстро, сначала они очень долго и муторно составляли его, а потом начали бегать, как ошпаренные.

 

 

— Вы успевали прочитывать протоколы перед тем, как подписать?

— Один протокол я подписала, не глядя, так как уже не было никаких сил там находиться. Дежурный полицейский порекомендовал мне подписывать их быстрее, чтобы потом не было никаких проблем. К этому времени я уже очень устала, после шокового состояния я начала понимать, что происходит, что меня могут задержать и на 48 часов или оформить на 15 суток. Я очень этого боялась.

— Судебное заседание о неповиновении сотрудникам полиции вам назначили в этот же день?

— Тут вообще начинается самое интересное. Сотрудники полиции мне назначили судебное заседание. Как вы понимаете, они не уполномочены заниматься этим. Я подписала обязательство о явке, мне было необходимо явиться в кабинет, где меня допрашивали, и вместе с сотрудниками полиции пройти в суд. Но они назначили мне судебное заседание на выходной день. На выходной день! Я позвонила в суд, мне, конечно, никто не ответил. После я позвонила в дежурную часть. Сотрудник полиции сказал, что я могу и сама пройти в суд, хотя еще за день до этого они обещали меня под конвоем сопроводить в зал суда. Мне пришлось снова оказаться на Дзержинке. Сотрудник полиции наклепал мне уже другое обязательство о явке на 12 мая. Я, как добропорядочный гражданин, пришла в назначенное время на Дзержинского, 5. Я обратилась к дежурному, чтобы мне поставили отметку, что я явилась в назначенное время. После я увидела сотрудника, который меня допрашивал. Мне показалось, что он очень испугался, увидев меня.

— Почему вам так показалось?

— Он начал быстро бегать по кабинетам и спрашивать, что со мной делать, а мне пришлось ждать еще полчаса непонятно чего. В 10:30 он подошел ко мне и сказал, что заседание состоится в 11:30. Я проконсультировалась со своим адвокатом, попросила поставить мне отметку, что я явилась, развернулась и ушла домой.

— На суд вы не явились?

— Да, так как уведомлена о заседании суда я была ненадлежащим образом.

— Вы намерены обжаловать действия сотрудников полиции?

— Да, у меня есть защитник, адвокат Сергей Голубок. Он также будет расследовать и дело о превышении полицейскими должностных полномочий. Все протоколы будут оспорены. Заявления с требованием проверки уже поданы в прокуратуру и следственный комитет. Если нам откажут в очередной раз в возбуждении дела, это будет кейсом для Европейского суда по правам человека. Полиция не только не может защитить меня, как гражданина, от нападения агрессивно настроенных людей, но и сама избивает.

Хочется отдельно отметить гомофобные настроения на Дзержинке. Когда мы сидели в отделении, ко мне подошли три сотрудника полиции с такими вопросами: «А ты мальчик или девочка? А ты что, лесбиянка? А как такие рождаются? Баба ты или мужик?». И все в таком духе. Я повернулась к ним и сказала: «Товарищ майор, а в каком положении вы онанируете?» Он, конечно, офигел. Но почему сотрудник полиции, который носит погоны, позволяет себе такие слова? Это гомофобное отношение в самой полиции меня еще больше убило. В участке был капитан, фамилию которого я даже не запомнила. Мы с ним вышли на улицу, он курил, а я с ним беседовала. Он сказал, что у него очень много друзей геев и он всецело нас поддерживает. Поговорили про историю этого бара, что у них такие ситуации постоянны, то есть они находят причину, к чему прицепиться и просто выталкивают людей, то есть выполняют какой-то план по хулиганке. Он сказал, что мне стоит идти до конца, но он сказал мне пару вещей, которые меня очень расстроили, что ничего этим сотрудникам не будет, максимум им выговор сделают в кабинете.

— 13 апреля 2015 года на офис вашей организации было совершено нападение. Трое молодых людей распылили неизвестный газ в вашем офисе. Прошел уже почти месяц. Есть ли какие-то результаты проверки?

— Мне в очередной раз пришло постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Участковый отказал мне, не дождавшись даже результатов судебно-медицинской экспертизы. В день нападения полиция не проводила никаких следственных мероприятий. Как только узнали, что мы занимаемся защитой прав ЛГБТ, то они изменились в лице, взяли с меня заявление и уехали. Все. Действия сотрудников полиции закончились. Позже я разговаривала с соседкой, которая видела, как трое молодых людей выбегали из подъезда, закрывая глаза руками. Видимо, распыляя газ, им также досталось.

— Кто, по вашему мнению, мог это совершить?

— Мы шуточно называем их школоло-нацистами. По описанию соседки, я думаю, что это были те же ребята, которые называли себя православными активистами, которые пытались сорвать нам мероприятие.

— Вы обращались к уполномоченному по правам человека. Какова реакция Патрикеева?

— Да, про это нужно отдельно вообще говорить. От Патрикеева у меня остался очень негативный осадок. Господин Патрикеев разговаривал со мной, не как с правозащитником, юристом, а как с маленькой девочкой. Он давал очень гомофобные личностные оценки всему произошедшему. По факту он ничего не сказал, но пообещал отправить Баталову [начальник УМВД России по Мурманской области Игорь Баталов] открытое письмо с просьбой эффективного рассмотрения дела. Открытое письмо Баталову также написала правозащитная организация Civil Rights Defenders. Стоит отметить, что помощники Патрикеева разговаривали со мной более уважительно. Реакция уполномоченного меня просто убила. Я до сих пор не понимаю, как он может работать в правозащитной среде, когда у него двоякое отношение к гражданам.

 

 

— Ты не думала на время переехать из Мурманска, пока угроза твоему здоровью не минует?

— Я думала над тем, чтобы переехать. Мне страшно жить и работать в этом городе. Я сейчас не очень верю, что можно что-либо сделать, когда полиция не расследует должным образом дела с гомофобным подтекстом. Что-то во мне надломилось после всех эти событий. Я хотела бы продолжить правозащитную деятельность, но без адекватной работы правоохранительных органов это невозможно. Надеюсь, что это пройдет. Честно говоря, я домой не возвращаюсь с 8 мая и почти ни с кем не общаюсь. Многие меня утешают и поддерживают, но это как-то сквозь стену все проходит.

— Сравнивала ли ты эту ситуацию с делом Алексея Расходчикова?

— Конечно, я думала об этом. Многие говорят мне, что ситуации похожи, и это пугает. Мне не страшно отсидеть 15 суток, это не год. Но я не думаю, что судья даст мне административный арест по обвинению в нецензурной брани. Проблема в том, что наличие самого наказания по этим бумажкам меня уже разочаровывает. Потому что я законопослушный гражданин, я не нарушала закон.

Когда мы написали про эту ситуации, я наблюдала за комментариями. Меня обвиняли, что я сама виновата, спровоцировав сотрудников полиции. Дескать, я личному конфликту придаю гомофобный контекст. Давайте начнем с того, дорогие комментаторы, что эта ситуация и не выплыла бы, если бы я ее не актуализировала. Если бы я отказалась афишировать эту ситуацию, то о ней никто бы и не узнал, кроме моей подруги, которая была со мной. Я бы заплатила штраф и баста. Но я не хочу, чтобы мое имя ассоциировалось с дебоширом. Я не хочу негативно выглядеть в глазах общества. Я — правозащитник, а не нарушитель закона. Я отстаиваю закон, борюсь за права и свободы, поэтому и решила рассказать общественности свою историю, но мне все равно очень больно видеть комментарии этих людей, оправдывающих полицейских и обвиняющих меня. Думая обо всем этом, я уже навязываю себе комплекс вины, начинаю думать, что, может, я действительно что-то сказала или сделала. Если это общество не понимает статус жертвы и насильника, что жертва никаким образом не может провоцировать к себе насилие, почему я должна от этого страдать. Это очень сложно объяснять людям.

— Чем ты занимаешься в ЛГБТ-организации «Максимум»?

— Я пришла в организацию «Максимум» два года назад, и это изменило всю мою жизнь, потому что я здесь действительно нашла себя как юриста и человека. До этого я была очень гомофобна и не принимала себя. Здесь я работаю юристом, собираю запросы. Очень тяжело работать по нашей теме, потому что общество закрыто. С моим приходом в организацию мы стали более публичны, установили много контактов, сплотились. Первое мое мероприятие — это «Радужный флэшмоб» 2013 года. Меня тогда трясло от страха, это была моя первая акция.

Я благодарна нашей организации, но вместе с тем каждый раз, когда я получаю такие тумаки, когда понимаю, что происходит на самом деле, все становится не так уж и радужно. Когда входишь в реальность, видишь всю несправедливость, то уже не можешь уйти обратно. А моя действительность была иная, там не было этого насилия, там не было этого всего. Единственный большой плюс в кейсе с моим избиением, что моя девушка начала поддерживать меня в моей деятельности. До этого она меня не поддерживала, а когда увидела, как работает полиция, видимо, поняла, для чего я работаю и веду антидискриминационную просветительскую работу.