Член ОНК Ирина Виноградова:

По просьбе редакции интернет-журнала «7x7» член Общественной наблюдательной комиссии в Коми Ирина Виноградова прокомментировала письмо участницы панк-группы Pussy Riot Надежды Толоконниковой, в котором она рассказала об условиях труда в мордовской колонии.

— Когда вы прочитали письмо Надежды Толоконниковой, какая мысль у вас возникла?

— То, что она написала правду.

— Когда это письмо читают обыватели, то у них возникают сомнения, правда ли все то, что изложено. Вы можете объяснить, почему вы считаете это правдой?

— Потому что осужденные рассказывают одни и те же истории. Они рассказывают, что работают очень много, перерабатывают. Бывает, что до 22 ночи и в субботу, и в воскресенье. При этом получают за это условные 56 рублей в месяц. При этом они практически все находятся в колониях-поселениях, поэтому они не пишут никаких жалоб и заявлений, чтобы не потерять надежду на условно-досрочное освобождение (УДО). А Надежда поняла, что надежды на УДО у нее нет, и она решила заявить открыто всю правду.

— А какие вещи вас удивили в этом письме? Например, журналист Максим Кононенко отметил, что его поразила в письме информация о якобы замененном оборудовании. Напомню, Толоконникова написала о том, что лагерю на полную замену старой техники выделялись деньги, однако заключенные лишь перекрашивали швейные машинки и продолжали работать на «старье». «Выдумать такое невозможно», — написал Кононенко.

— Я не встречала такого, о чем пишет Толоконникова. На оборудование деньги выделяют, но зачастую настолько мало, что все, что можно сделать — подремонтировать технику, найти запчасти. Например, в нашу ИК-31 пришло оборудование, которое уже где-то использовалось.

— А если бы вы были членом ОНК по Мордовии или членом Совета по правам человека при президенте, и у вас была бы возможность проверить жалобу Толоконниковой, что бы вы первым делом сделали на месте?

— Здесь очень сложно что-то сделать. Сколько раз мы сталкивались с такими жалобами, ходили по колониям. Все члены ОНК, которые посещают колонии, сначала подают уведомления. Так и члены совета по правам человека сначала уведомили, что приедут, потому что зайти на закрытую территорию можно только после предупреждения. Поэтому в день посещения никто никого не выведет на работу, всех выведут вовремя кушать. Они потом даже в шутку благодарят нас за то, что мы им устроили выходной. Это очень тяжело поймать, практически невозможно. Надо менять систему. Нужно, чтобы там стояли видеокамеры, чтобы в любой момент проверяющий или общественник мог посмотреть, работает ли человек в выходной или нет. Или, например, закончила ли женщина работать в пять часов или нет. У нас есть пример Красноярска, где по пилотному проекту все колонии и изоляторы были оборудованы видеокамерами. Это был один из первых опытов в России. После этого много проблем сразу ушли. Например, поступила жалоба на то, что заключенного заставляли работать больше положенного. Прокурор может в течение двух недель просмотреть запись. И если человек вышел на работу без приказа и своего письменного согласия, то это нарушение.

— А как вы оцениваете действия властей и общественных организаций после письма? Достаточно ли они уделили внимания этой ситуации?

— Внимание не достаточно вообще. Хорошо, что Надежда поднимает эту тему, и на нее обращают внимание. Вокруг нее есть информационное поле. Они все описывают, это попадает в массы, и люди узнают, как там живут люди. По-моему, одна четвертная часть России связана с местами не столь отдаленными: кто-то был под следствием, под стражей, кто-то находился в колонии или его родственники находились в колонии. Это очень большая часть. И можно увидеть, что культура из колонии быстро проникает из колонии на улицу. Я однажды ехала в поезде, и со мной ехали вахтовики, которые не сидели в тюрьме. Они стали заправлять постель, и один другому говорит: «А ты шконку заправил?» Это тюремный сленг, так говорят в колонии. Он ему ответил, что шконка у него «по-белому». Это когда одеяло заправляется сверху простыней. Я стала у них спрашивать об этом, они ответили, что у них так знакомые разговаривают. С другой стороны, несмотря на четверть населения, о проблемах, которые там происходят, никто не говорит.

— Как вы думаете, почему об этом так мало говорят?

— У нас прошло только шесть лет, как эта система чуть-чуть открылась, и туда пустили общественников. А раньше она вообще была закрытой. Раньше никто не заходил туда. Сейчас общественники стали работать, но создают препятствия, пытаются делать из них нарушителей, заводят уголовные дела. Система хоть и открылась, но железной дверью пытается надавить обратно.

— О проблемах выгодно молчать.

— Эта система была заложена в 30-е годы прошлого века. Это система давления на людей, когда появились блатные, черные, красные колонии. И рабский труд использовался всегда. Когда мы встречаемся с пожилыми людьми, которые сидели в Советском Союзе, они признаются, что раньше пахали очень много. И до 1983 года в пенсионный стаж не включался труд в колонии. Там очень много проблем, и Надежда высветила только одну — о работе. Когда мы приезжаем в лесные колонии, то заключенные говорят, что их там могут вывести на мороз. Были случаи, когда заключенные работали на морозе, одному потом пришлось ампутировать пальцы. Условия труда от начальника зависят. Надежда пишет о давлении, и оно существуют. На заключенных давят либо сами работники, либо через других заключенных. Есть такие люди, которые работают на администрацию колонии, и они сделают все, чтобы получить УДО.

— До Толоконниковой подобные письма писали и другие известные заключенные, в которых они описывали примерно такое же положение дел. После этого никаких серьезных изменений не было. Как вы считаете, письмо Толоконниковой и дальнейшие проверки смогут изменить ситуацию?

— Если ситуацию просто пообсуждать и бросить, то ничего не изменится. Может быть, первое время и будут работать по закону в колонии, а потом, если никто не будет обращать внимание, то все вернется на круги своя. Мы не раз говорили, что эту систему нельзя проверить. Если любого другого человека или фирму может проверить аудитор, то у них все проверки внутренние. К ним придет ревизор только с системы ГУФСИН. Никто не может просчитать норму выработки. Если никто не пересмотрит трудовое законодательство в колонии, то ничего не изменится. Это правовые пробелы. Если это не решить на законодательном уровне, то можно сколь угодно много раз проверять их, но ничего не изменится.

— Получается, что за последние 13 лет единственный большой шаг вперед — это то, что в колонии стали пускать?

— Да. Но общественники могут лишь порекомендовать руководству колонии исправить те нарушения, которые они обнаружили. В колонии могут прислушаться, а могут сказать, что ничего из предложенного нами не имеет смысла. Только прокуроры имеют больше возможности что-то поменять. Да и то, иногда и их требования не исполняются. А еще есть проблема, о которой Надежда не пишет, — это пожарная безопасность. И там, где они работают, и там, где они живут. У нас, например, в ШИЗО, где покамерное содержание, можно открывать только по одной камере. Там такая инструкция. Если одна камера открыта, то другие не откроются. И так в каждой колонии. Уже был случай в Вологде, где случился пожар в ШИЗО. Там погибли двое человек. И об этом тоже все молчат. Надежда выхватила только толику того, что там происходит. Но у нас еще и общество не готово говорить об этих проблемах. Зачастую люди пишут в комментариях о том, что люди заслужили такое обращение. Они забывают, что завтра и сами могут там оказаться. Если бы общество было готово, если бы оно возмутилось ситуацией с Толоконниковой, то, возможно бы, что-то сдвинулось. А возмущается в основном интеллигентная часть населения, правозащитники и те, кто там находился. А все остальные считают, что мы на вас работать не должны. 

Фото на главной Андрея Шопши, "Красное знамя"