У всех этих событий есть общий знаменатель — отторжение всего, что не подпадает под узкоэтническое понимание русскости. Я полностью согласен с культурологом профессором Игорем Григорьевичем Яковенко, что все это явный симптом отказа русского народа от любого великодержавия, любой имперскости. Причем отказ любой ценой.
Лозунги насчет виз и "кормления Кавказа" совершенно очевидно подразумевают не только отказ от попыток удержания Центральной Азии в сфере влияния российской "мягкой силы", но и отказ от геополитического присутствия на Южном Кавказе, включая отказ от свежезавоеванных Абхазии и Южной Осетии и даже от государственного присутствия на Северном Кавказе. Несмотря на все издержки этого, включая абсолютно реальную угрозу "ваххабизации" Кавказа, превращение его в очаг открытого интенсивного конфликта и честное признание краха многовековой экспансии России.
В самом широком смысле речь идет о мощном движении отказа от цивилизационного состояния России в пользу этнонационалистического.
Сто лет назад Россия завершила свое формирование как выдающаяся дочерняя цивилизация европейского типа, по своим великим культурным достижениям сравнимая на тот момент с французской и английской культурами. Сопоставимыми с Россией по масштабу дочерними (от Западной Европы) цивилизациями были Североамериканская и Ибероамериканская. С легкой руки Льва Гумилева Русскую цивилизацию в определенных кругах уже 30 лет именуют "суперэтносом".
Уже порядка 130 лет в России явно формируется русское этническое сознание. Понимая разрушительность этого для континентальной империи, построенной по цивилизационному признаку, большевики с 1918 года последовательно создавали новую, утопически-мессианскую идентичность, парадоксально реализовав одновременно и мечты инока Филофея XVI века о Третьем Риме (проекте всемирной империи), и мечты славянофилов XIX века о "Новом Израиле" (национально-мессианский проект). Идеологический кризис коммунизма освободил туго сжатую в двадцатые и тридцатые годы пружину русской национальной идеи. Крах СССР поставил Россию перед выбором идти путем академика Сахарова (подобный нынешнему Европейскому союзу, союз равноправных суверенных национальных государств Северной Евразии) или путем генерала Власова (конгломерат независимых национальных государств, союзных Западной Европе, то есть Германии).
Под влиянием быстрого роста ксенофобии я с горечью констатировал в июле 2010 года, что поскольку в России торжествует этнический национализм расистского толка, то, к сожалению, Власов "победил" не только Сталина, но и Сахарова.
Во всех последующих цитированиях этого фрагмента моей статьи сожаление и констатация выбора между парадигмами Сахарова и Власова были лукаво изъяты, чтобы получилось прославление Власова.
Если русской национальной идеей становится этническая (этноконфессиональная) идентичность, вытесняющая цивилизационную, то никаких надежд на сохранение государства даже в нынешних границах больше нет. Ибо в результате ничего кроме страха и психологической инерции страну не удерживает.
Очень важным симптомом решительного отказа от империи-цивилизации стало стремительное выпадение из массового сознания необычайно важной еще лет пять назад темы возвращения Крыма и Севастополя, а также присоединения (воссоединения) Беларуси и восточных областей Украины, которые, безусловно, относятся к ареалу русской цивилизации.
Сторонники национально-европейской парадигмы считают, что вылупление национального государства из империи — это объективно необходимый и поэтому прогрессивный процесс. И посему "прогрессивное" надо поддержать, несмотря на всю отвратительность ксенофобии.
Я полагал, что для России (как и для Германии век назад) существовала не равная нулю вероятность создания государства на культурно-цивилизационной основе. Вроде США, Канады, Бразилии, Индии… Но для этого нужна очень сложная, длительная и деликатная работа. Как преодоление расизма в Америке. Но в современной России нет ни одной влиятельной общественной и интеллектуальной силы, сознательно работающей на сохранение общецивилизационной основы общества. Либерально-космополитическая интеллигенция к разряду влиятельной силы не относится и, напротив, подвергается нападкам со всех сторон, а потому слишком часто смущенно молчит.
Общегражданская идентичность, на базе которой, уверяют власти, только и можно сохранить страну, бывает лишь на единой культурно-цивилизационной базе. Путин это назвал "духовными скрепами". Но мы видим, как все выше поднимаются волны исламофобии. Мигрантофобия и кавказофобия — лишь ее самые яркие выражения. Эти фобии идут на подсознательном уровне. Очевидно, что азиатские гастарбайтеры составляют низший слой социальной сферы, поэтому требование их изгнать означает, что невыносимое раздражение уже вызывает один лишь их вид.
То же самое подсознательное отталкивание "чужого" относится к нападкам на писательницу Рубину, печатающуюся с 17 лет (в журнале "Юность"). Она, безусловно, владеет литературным русским языком не менее виртуозно, чем атакующие ее литераторы из пресловутой "деревенской" обоймы, и, безусловно, так же является носителем русской цивилизации.
Но переход от цивилизационной идентичности к этнической означает, что от носителя русской культуры ждут неких черт, неотъемлемых от "идеального русского".
Например, горькую тоску по исчезнувшей патриархальной крестьянской жизни и восприятие города как врага деревенского уклада и вообще традиционализма и фольклорной этнографии. Этим кодом пронизано все творчество "деревенщиков" и их духовных преемников — постславянофилов. Те авторы, в творчестве которых данный код отсутствует, националистами отвергаются.
Похожее было с отторжением левых и либеральных интеллектуалов в Веймарской Германии. Консерваторы и радикальные националисты не могли простить им то, что их творчество не пронизывала горечь за падение кайзера. Истинный немец, с их точки зрения, должен был ностальгировать по остаткам феодализма и по иерархической жизни Второго рейха. Тот, кто такого не испытывает, — "духовный жид". Без понимания этого конфликта понять подоплеку идейной борьбы 20-х годов в Германии нельзя.
Россия сейчас переживает похожую фазу социальной эволюции. Германия, охваченная неистовым национализмом, сперва победным, а потом ностальгически-реваншистским, утратила уникальную возможность создать государственный союз на основе немецко-язычного культурного ареала, в который, кроме Второго рейха, входили Австро-Венгерская монархия, Латвия и польские евреи. Такая этно-национальная трансформация привела к страшным культурно-психологическим травмам и, в конечном итоге, завершилась приходом к власти Гитлера.
Будет очень обидно, если, несмотря на печальный немецкий опыт, Россия пойдет тем же путем.
Кроме позиции, что нация — это взрослое состояние, а империя — подростковое, я допускаю иную, исходящую, из того, что этническая, "племенная" консолидация — это лишь юность народа, а цивилизационная гражданская идентичность — его зрелость.
