Недавно добрался до известного британского сериала «Корона». Собравший немало профессиональных премий сериал рассказывает о нескольких десятилетиях жизни британского королевского дома в тот период, когда его главой была Елизавета II. В той или иной мере сериал затрагивает ключевые повороты истории Великобритании второй половины XX века. В нем много героев, много сюжетных линий. Подробно описываются отношения между членами многочисленной семьи Виндзоров. Кроме того, авторы довольно часто прибегают к описанию политического процесса, в центре которого стояла монархия. Поэтому сериал будет интересен не только условным домохозяйкам, но также способен дать пищу для размышления и всем, интересующимся новейшим периодом истории этой страны.
В сериале, пусть пунктирно, но ярко описаны некоторые аспекты отношения монархии, как центрального государственного института, и стран, входящих в состав Великобритании – Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии. Приведу один пример. Широко известен тот факт, что наследнику британского престола традиционно присваивается титул принца Уэльского. Однако интересно, что в ходе инвеституры (официальной церемонии присвоения титула) наследник престола должен выступить с публичной речью на неродном для него валлийском языке. Еще интереснее, что при этом он произносит не какое-то сочетание заученных звуков, смысл которых ему известен лишь приблизительно. До произнесения речи наследник в течение одного семестра тщательно и, как повествует сериал, с самоотдачей учит валлийский язык. Учит его в университет валлийского города Аберистуита. Так сказать, с погружением в языковую среду.
Можно, конечно, отмахнуться, мол, подобные знаки уважения ни на что не влияют. Можно также вспомнить, что валлийский язык не самый популярный даже в самом Уэльсе (в настоящее время им владеет примерно 20% населения Уэльса), а доля этнических валлийцев не превышает 3% в общей численности населения Великобритании. Но политика – это, прежде всего, про символы и знаки. Важно, какой месседж политические элиты адресуют гражданам своей страны. И когда будущий глава государства прилагает заметные усилия для того, чтобы говорить с представителями национального меньшинства на их языке – это считывается не просто как знак уважения к этому национальному меньшинству, но еще и как приглашение к равноправному диалогу, в конечном итоге – к гражданскому миру в обществе.
А как политическая система в России отрабатывает это направление? Какие знаки посылает московский политический олимп своей «национальной периферии»? Тут отметим, что никакие закрепленные веками истории традиции такого рода в России не сложились, и «разговоры о смыслах» между центром и регионами (в том числе национальными) всякий раз происходят ситуативно, в зависимости от политического момента.
Ярким примером такого общения было обращение президента страны Владимира Путина, запомнившееся в народе под названием «Я лакец, я дагестанец…». Это обращение было произнесено на второй неделе так называемой специальной военной операции. В нем, среди прочего, Путин объявил о посмертном присвоении звания Героя России одному из военных, лакцу по национальности. Завершил Путин свое обращение словами: «Когда я вижу примеры такого героизма, мне хочется сказать: «Я лакец, я дагестанец, я чеченец, ингуш, русский, татарин, еврей, мордвин, осетин».
Пока сложно однозначно утверждать, почему именно в этот момент ему понадобилось подчеркнуть свою связь с малыми народами. Однако характерно, что центральной мыслью данного обращения был призыв пожертвовать собой.
В этом обращении не содержится желание услышать или понять граждан своей страны. Ничего этого нынешней российской политической системе, судя по всему, не нужно. Для нее важно, чтобы «подведомственное население» выполняло доведенные установки.
Как такое откровенно потребительское отношение политической элиты страны отзовется в коллективном бессознательном этих народов и способствует ли такое отношение поддержанию гражданского мира в обществе, покажет время.
