Можно ли вообще хоть с какой-то долей объективности ответить на этот вопрос в современных условиях и что нам в этом случае мешает? На самом деле, это действительно очень сложный вопрос. Публичные ораторы начиная от Екатерины Шульман и Натальи Зубаревич и заканчивая Максимом Кацем описывают, что объективной статистики в современности у нас просто нет. Но дело не только в статистике, отсутствие понимания это проблема на всех уровнях, от личного до большого социального. В первую очередь, на самом деле, нам интересен как раз частный человек.
Почему? Человек это социальное животное. С точки зрения сугубо биологической, мы стайные животные и один из самых неприемлемых и опасных опытов для нас это оказаться чужим среди своих, белой вороной, отличающимся. На всех возможных уровнях мы отчаянно стремимся быть в каком-то обществе тех, кто на нас похож и нас принимает. Лучше всего эту особенность человеческой личности описал Эрих Фромм: человек одновременно стремится к собственной уникальности и самореализации и бесконечно боится социальной отчужденности и одиночества. Вокруг этого конфликта строится все его развитие. Нам важно, какую свою, частную статистику видит отдельный человек, потому что исходя из этой картины он делает собственный выбор: быть за или быть против. Чему он верит, на что опирается.
И здесь очень важно понимать, насколько сильно этот социальный раскол изолировал группы людей друг от друга. Например, если кто-то спросит меня, поддерживают ли россияне войну, а я отвечу исходя из своих наблюдений, я отвечу: конечно же, нет. Вокруг меня нет людей, которые декларировали бы поддержку. В худшем случае я общаюсь с несколькими людьми с позицией «не все так однозначно»: войну в целом они не поддерживают, но по каким-то причинам считают, что раз она идет, значит это кому-нибудь нужно. В моем малом социуме людей, которые выступают с активной поддержкой воспринимают как фриков, как элементы асоциальные, опасные и нерукопожатные.
Я зафиксирована в этом социуме. Мне легко и приятно жить со своей позицией. Ну, в меру государственной машины репрессий, конечно, но, по крайней мере, я ежедневно ощущаю абсолютную поддержку и солидарность от всех важных для меня людей. Меня принимают и понимают, я часть социума. И я не могу сказать, какой была бы моя жизнь в инвертированном мире — там, где вокруг меня были бы ура-патриоты. Каждому из нас хочется верить, что наша мораль самостоятельна, но это все-таки не так. Мы принимаем правила и установки от нашей стаи. И все-таки стоит признать, что, окружай меня другие люди, с некоторой вероятностью, моя позиция была бы другой.
Нарисованные цифры поддержки войны влияют на каждое частное лицо по схожему принципу, но с меньшей интенсивностью: они задают некоторый общественный фон и передают чувство «нормальности» по цепочке. От некоторого «общества вообще» к малым социальным группам, а от них к частным лицам. Каждый человек здесь выступает своеобразным ретранслятором идеи. Мне кажется, очень важно понимать вот что: отдельного человека не волнует страна. Народ. Социум. Не волнует не по идеологическим соображениям, а потому что человек вообще не мыслит подобными абстрактными категориями. Мы воспринимаем и считываем только тех, кто в ходит в наш ближний круг.
Впрочем, важно понимать, что ближний круг в современности это не «стая» в оригинальном смысле слова, то есть не группа, связанная относительно близким генетическим родством. И даже не некоторая группа друзей, на самом деле. На людей в значительной степени влияют в том числе и лидеры мнений: ведущие шоу, блогеры, певцы, актеры, словом, те, за кем люди следят и кто имеет в их глазах высокий социальный статус.
Но все это не дает нам ответа на основной вопрос. Да, мы можем с уверенностью сказать, что официальные цифры поддержки либо завышены, либо основаны на намеренно скомпрометированном опросе ВЦИОМа. Опросы Левады тоже ничего нам не показывают кроме горстки людей, которая не побоялась ответить на вопрос. Мы понимаем, что вопрос о не_поддержке войны стал очень интимным: он обсуждается исключительно на условиях анонимности, либо в доверительном кругу. Говорить о поддержке и демонстрировать ее разрешено: и мы видим людей, которые демонстрируют соответствующую символику. Разумеется, это не значит, что каждый, кто решил не клеить соответствующий стикер на машину, настроен антивоенно, скорее всего, у него просто есть некоторое представление о вкусе.
Скорее всего на логику поддержки войны очень сильно влияет региональный контекст. Но, к сожалению, мы не можем уверенно сказать, каким именно образом. Давайте выстроим два противоположных предположения: в Краснодарском крае поддержка войны должна быть выше, потому что для Краснодарского края сама тема Украины должна быть актуальнее. На Дальнем Востоке, соответственно, поддержка должна быть меньше: какое Дальнему Востоку дело до Украины? И обратно: поддержка в Краснодарском крае ниже, поскольку для них боевые действия более реальны и выходят из границ телевизора, тогда как Дальний Восток может продолжать наблюдать за ними как за сериалом. Как видите, сложно выстроить какую-то систему оценки. Скорее всего оба утверждения справедливы для разных людей.
На что еще мы можем смотреть? Никаких внятных данных у нас все равно нет. Можем оценивать по косвенным: например, посмотреть по количеству так называемых z-активностей в разных регионах. Можем оценить регионы по половозрастной разбивке, зная, что если рассматривать по группам населения, все исследователи более-менее сходятся в том, что поддержка войны меньше среди молодых россиян, а женщины одобряют происходящее реже, чем мужчины. Может оценить, сколько людей ушло из разных регионов по мобилизации: правда, это, пожалуй, самый скользкий параметр, потому что говорит он скорее о степени бедности и бесправия, чем о каких-то политических взглядах.
На интуитивном уровне хочется сказать: поддержка войны на севере меньше, чем на юге. Север кажется более индивидуалистским, куда менее традиционным, более протестным. Но все это не более чем предположения. У нас есть очень много факторов, которые необходимо учитывать: влияние санкций, экономический ущерб в разных регионах, изначальная политическая повестка, культурный код, жесткость репрессий, половозрастная пирамида и еще очень много чего.
Есть распространенное мнение, что негативное отношение к СВО больше распространено в крупных городах-миллионниках и меньше характерно для провинции, но я бы аккуратно предположила, что это не совсем правильный тезис. Для начала, у нас есть вполне понятное искажение: в крупных городах больше антивоенных акций, но в крупных городах в принципе больше всего. При этом, важно учитывать, что чем боле город, тем больше там молодежи: и студенчества и просто молодых людей, уехавших за лучшей жизнью. Для городов-миллионников, возможно, больше характерно выражение активного согласия или несогласия. Может, потому что там просто чуть более сытая жизнь. На активную политическую позицию в любую из сторон чаще всего могут выделить время и силы люди, у которых закрыты базовые потребности в еде и безопасности. Провинция, любая, беднее. Да, скорее всего более пожилая и занятая провинция не так активно будет выходить с антивоенными акциями, а просто злобно плюнет в сторону и пойдет решать свои рядовые проблемы.
По крайней мере, если смотреть на популярные соцсети: не запрещенные, а базовые, вроде одноклассников или вконтакте, в них совсем нет какого-то единодушия в отношении к войне. В комментариях разных сообществ, на самом деле, в равном количестве встречаются и одобрение и крайние степени недовольства. Пожалуй, если в принципе анализировать социальные сети, то можно заметить значимый паттерн: негатив у большинства людей никак не связан с какой-то абстрактной моралью. Люди раздражены не условным убийством невинных, а нищетой, разрухой, стремительно ухудшающимся экономических положением и мобилизацией.
Поддерживают ли россияне войну? А почему нам вообще важно отвечать на этот вопрос? Почему этим вопросом постоянно задаются и в России и за рубежом, почему это важно и государству и каждому отдельному человеку? Почему мы ходим и с подозрением вглядываемся в лица: он с нами или против нас? Во-первых, понимание реального уровня поддержки войны это какой-никакой инструмент прогноза: для власти важна реакция людей на нововведения и очередную плату за СВО в виде большей бедности, мобилизации, репрессий. Проглотят или взбунтуются, согласятся или нет? Особенно это важно в контексте мобилизации: да, можно проводить мобилизацию силой и репрессиями, но толку, если честно, в этом мало. Солдат, который не хочет воевать, — плохой солдат. Каждому отдельному человеку тоже важно искать хоть какой-то прогноз: все понимают, что живут на острие и вот не сегодня так завтра так свалятся в одну из сторон. Но в какую? Будет это народная война и единый фронт или будет это бунт и революция? Насколько это можно вычислить по общественным настроениям и можно ли вообще составить репрезентативный вывод — вопрос другой, скорее всего, нельзя. Но очень хочется и мы пытаемся. Мы ищем ответ на этот вопрос.
Я бы осторожно сделала такой вывод: в большинстве своем россияне никак не относятся к войне. Война ведется на чужой для них территории. С уверенностью можно сказать, что никак идею народного противостояния обществу продать не удалось. Важно то, что люди не мыслят себя в войне и в массе своей не считают эту войну своей. Абсолютное большинство не мыслит категориями добра и зла, справедливости и несправедливости, праведности и неправедности. Россияне, как обычно, впрочем, как и все, в сущности, нормальные люди, в массе своей хотят, чтобы их оставили в покое. Из этого можно сделать вывод, что никакая эскалация в таком случае, просто невозможна. Но и какой-то массовый протест тоже маловероятен. Люди разбиваются по малым группам и пока эти группы не выходят друг с другом в открытый конфликт. Пока что у людей все еще много того, что им важнее и прямого непосредственного влияния факта войны на себя они не чувствуют. Грубо говоря, решение проблемы где найти деньги на оплат очередного кредита для них все еще: искать работу, а не свергать правительство, которое поставило их в ситуацию, где денег у них не остается.
