У Анастасии Васильевой мутным каким-то получилось обвинение Алексея Навального в харассменте, но достаточным для того, чтобы, как минимум, «осадок остался». Вопрос в том, у кого именно останется этот «осадок». Понятно, что любое обвинение в адрес Навального, сделанное внутри России, по определению не может восприниматься как абсолютно достоверное, но главная слабость этого обвинения в другом.
В России любая дискредитация статусного мужчины в сфере матримониальных отношений для широкой публики ровным счётом ничего не значит — потому он и статусный мужчина, чтобы иметь женщин столько, тогда и как ему это угодно. Слухи о неверности бывшей жене и внебрачных связях Владимира Путина являются у нас национальным достоянием — и как это сказалось на рейтингах Путина — а никак.
В существенно гомофобной России знаменитым или властным людям даже гомосексуализм прощается. Это я к тому, что если однажды Навальный всё-таки выйдет в России на президентские выборы, то обвинения в «чуждом нам харассменте» будут самым незначительным для него слабым местом. Тем более, что тот очень небольшой и всё уменьшающийся за счёт эмиграции социальный слой, для которого подобные обвинения имеют значение, в значительной своей части является ядром социальной базы Навального, и потому на действительно серьёзных и честных выборах будет вынужден смирить свою страсть к «отмене» харассеров.
Кто точно стали реальными и невинными жертвами этого обвинения, так это жена и дети Алексея Навального. Такова одна из самых скотских сторон любой большой политики. Сам политик отряхнётся и пойдёт дальше, а жить со всем этим — вечно до конца не понимая, где правда, а где ложь — приходится его родным.
Ещё Анастасия Васильева «обвинила» Алексея Навального во «властности». Надо сказать, это такое расхожее представление о политике в российской либерально-демократической публике: «властность», «стремление к власти» — это плохо, неприлично для либеральной демократии. В то время как в любой реальной политике (хоть демократической, хоть авторитарной) «властность» — это основа политической профпригодности. Если ты не стремишься к власти, не получаешь от неё удовольствия, то в большой политике тебе нечего делать — забьют, опустят, даже при самом распарламентском парламентаризме, только вежливо, с соблюдением приличий.
Опасность для общества не в самой «властности», а в отсутствии прочной, стабильной системы сдержек и противовесов для неё. Вот в России такая система напрочь отсутствует, и потому вся страна стала заложницей ничем необузданной властности одного конкретного человека — Владимира Путина. Абсолютно убеждён: случись Владимиру Путину с его несомненными властными задатками родиться где-нибудь во Франции или в Британии, то из него в их системах сдержек и противовесов к 50 годам вышел бы какой-нибудь очередной Эмманюэль Макрон или Борис Джонсон (но не Франсуа Олланд и не Дэвид Кэмерон).
Поэтому, когда в России, наконец, станут возможными действительно свободные и честные выборы (правящий режим не будет решать кого до них допустить, а кого нет), задача свободолюбивых и миролюбивых граждан будет не только, и даже не столько в том, чтобы проголосовать за своего «президента свободы и мира», но прежде всего в том, чтобы требовать и участвовать в создании реальной демократической системы сдержек и противовесов и всегда стоять на её страже, не поддаваясь соблазну допускать до выборов только своих и доверить всю полноту власти своему единственному избраннику, каким бы супер-свободолюбивым и супер-миролюбивым он ни был.
Алексей Навальный, скорее всего, ещё долго будет главным, если не единственным кандидатом демократической оппозиции — так у нас получилось. И если, когда окно свободных выборов, наконец, раскроется, и Навальный останется в этом своём качестве — я проголосую за него. Но на следующий день после выборов сразу же присоединюсь к какой-нибудь разумной демократической оппозиции ему.
Одна из главных политических проблем 90-х была в том, что у Ельцина не было сильной демократической оппозиции (например левоцентристской), которая бы могла реально конкурировать с его группировкой на парламентских и президентских выборах, но в тех же рамках демократического и антикоммунистического выбора. И не Ельцин был в этом виноват, а тогдашние «демократы» и тогдашнее российское большинство, которые в равной степени отказывались видеть новую российскую власть реально плюралистичной и реально конкурентно формируемой.
На выборах 1996 года новые российские элиты получили от правящей группы чёткий сигнал: «ельцинские демократы» пришли к власти не для того, чтобы её отдавать, тем более на выборах. Поэтому, если хочешь встроиться в систему — пристраивайся к ним. Лифт через оппозицию не сработает. Правила новой русской игры во власть были объявлены. И пошло-поехало. Здравствуй, Путин. Не хотелось бы снова наступать на те же большие русские грабли.