17 марта – 100-летие со дня рождения Л. Б. Ермина, бывшего первого секретаря Пензенского обкома партии.
Призыв 1923 г. рождения понес наибольшие потери в годы войны. Ермин прошел всю войну и остался жив, был награжден орденом Славы III степени, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За оборону Ленинграда», «За освобождение Праги», «За победу над Германией».
18 лет рулил Пензенской областью, за это время область достигла наибольших успехов.
Мне довелось общаться с Ерминым дважды. Об одном эпизоде я рассказал 12 лет назад в журнале «Семья и здоровье». Вообще-то это рассказ о борьбе с пьянством, что соответствовало профилю журнала. Но и о Ермине тоже.
Скрин статьи.
Фото из книги «Считаю себя пензяком», хлеборезом — Лев Ермин.
Стопка водки и бутерброд с салом
С пьянством у нас не борется только ленивый. Попробую и я внести свою скромную лепту в эту борьбу, основываясь на личном опыте — с алкоголем мы старые приятели.
Собственно сама лепта будет небольшой, а вот предыстория — достаточно длинной, но она того стоит. Поскольку не случись этой предыстории, еще неизвестно, писал бы я сейчас эти строки.
Случилось это в ужасно далеком 1976-м. В тот год в нашей области выдался небывалый урожай зерновых, которые самим убрать было не под силу, и на помощь приехали комбайнеры с Кубани, естественно, с комбайнами.
И я, то ли за какую-то провинность, то ли наоборот, к качестве поощрения, сейчас и не вспомнишь, был командирован своим заводом в качестве штурвального в одну из комбайнерских бригад.
Бригада была из станицы, где проживали в основном украинцы с соответствующими звучными гоголевскими фамилиями, характерной речью и неистребимой любовью к салу, галушкам и горилке.
Мне крупно повезло, поскольку гости привезли с собой кучу всякой вкуснейшей снеди и пития. Которые, впрочем, примерно на третий день кончились. Но вот сало — сало почему-то не кончалось. Я так и не понял, где они его собственно хранили, да и не интересовался особо, но факт остается фактом — сало у них не кончалось.
Работали украинцы очень здорово — лучше наших, как-то так споро и азартно. Но и выпить тоже были не дураки. И если завтрак еще обходился без горячительного, то тяпнуть за обедом и ужином — это было святое.
Меня, конечно, по молодости лет несколько ограничивали. Но главное — всегда после выпитого подсовывали основательную полоску сала.
К слову замечу — на работе особенности нашего застолья особо не сказывались. Но стал замечать за собой, что обеда и ужина жду уже не только собственно ради обеда и ужина.
И вот в конце августа и случилась та история. Мы уже закончили работу, и у своего вагончика ожидали, когда привезут ужин, а его чего-то не везли, и мы неспешно выпили сначала одну, потом еще. Закусили, как водится, дежурными полосками сала. Наконец, подъехала «летучка», в которой обычно привозили пищу, из которой выскочил (неприлично в данной ситуации) прилично одетый человек с портфелем и завопил:
— Вы с Кубани? Вас Ермин видеть хочет! Он сейчас на полевом стане, тут неподалеку. Совещание будет по обмену опытом! Живо собирайтесь. Ты! — он ткнул пальцем в нашего бригадира как самого старшего по возрасту. — Ты! — в меня как самого младшего, и еще в двоих, отобранных по непонятному принципу.
Мы строптиво напомнили про ужин, на что приезжий ответил, что поужинаем там, вместе с Первым секретарем обкома Л.Б. Ерминым, а остальным он привез — забирайте в машине.
— Ради бога, быстрее, — умолял приезжий.
Ужинать с первыми секретарями нам до этого как-то не доводилось. Поэтому бригадир накинул засаленный пиджачишко с не менее засаленными орденскими планками, во внутренний карман которого сунул партбилет и добытую неизвестно из какой заначки бутылку украинской горилки 0,7 л. Я же, поскольку и пиджака все равно у меня не было, ограничился тем, что причесал свои длинные, в ту пору, волосы да сменил сапоги на кеды.
Особого волнения или душевного трепета, надо сказать, не было. Тем более, что начал действовать выпитый без должной закуски алкоголь.
Минут через десять нас привезли к длинному дощатому столу, во главе которого сидел сам Лев Борисович. Шел интенсивный обмен опытом, который прервался при нашем появлении.
Было уже темно, но при тусклом свете ламп Лев Борисович как-то узрел на орденских планках нашего бригадира медали за оборону Москвы и Ленинграда (сам Ермин был награжден такими же), велел нам двоим сесть рядом, и минут десять, сразу перейдя на «ты», они вспоминали: где, когда и под чьим командованием...
Ермин запомнился мне отменным чувством юмора и непоказной демократичностью — даже похлебал щей из алюминиевой миски, которая ему поднесла взволнованная до полуобморочного состояния повариха.
Я сидел и благоговейно все это слушал — было действительно интересно. А. тем временем алкоголь брал свое, и я, даже не испрашивая, как тогда было принято, слова, встрял в разговор старших и внес предложение выпить за фронтовое братство. Бригадир тут же достал бутылку и быстро разлил ее по алюминиевым трехсотграммовым кружкам, коварство которых заключалось в том, что иногда трудно было определить, сколько в нее налито.
Лев Борисович посуровел и погрозил нашему бригадиру пальцем:
— Вы мне мальца не спаивайте!
На что я довольно развязно ответил:
— Не волнуйтесь, товарищ Первый секретарь обкома — меня научили салом закусывать, ничего со мной не случится!
После этого все за столом стали ржать как лошади. Расхохотался и Ермин. И даже хлопнул меня по плечу и сказал что-то типа: «Что ж, весьма интересный опыт, который тоже надо перенимать!»
После чего снова погрозил пальцем нашему бригадиру:
— Вы мне мальца не спаивайте!
Я понял, что сейчас меня выпрут из-за стола, поэтому провозгласил тост «За победу над Германией!», схватил ближайшую кружку, которая оказалась почти полной, и немедленно выпил.
— Закусить, закусить ему дайте! — рявкнул Ермин. — Где ваше сало?
Мне дали и сала, и еще чего вкусного. Я стал кушать и потихоньку засыпать.
А Лев Борисович немного с горечью стал говорить о преимуществе украинского застолья над российским, В том смысле, что пить без закуски у них моветон, а у нас — запросто. И повелел мне опыт, уже приобретенный, не потерять. Тут я, почти уснувший, встрепенулся и клятвенно пообещал. И был отправлен в машину спать, и что было дальше, мне неведомо.
Но клятву, как видите, сдержал, поскольку не просто в состоянии писать эти строки, но и имею на это определенное моральное право. Ибо, если бы вы знали, сколько среди моих знакомых спилось и по причине алкоголизма перемерло....
Теперь собственно о лепте в борьбе с пьянством. Для начала просто еще раз обозначу проблему — питие без закуски. Обратите внимание, как пьют и как наливают в наших забегаловках, то в насмешку, то с изощренным цинизмом называемых «Закусочными»
Ибо закусывать там не принято по определению. В качестве закуски — конфетка, долька лимона стоимостью в три рубля, полстакана воды. У стоящей за прилавком дамы — чьей-то матери, жены или дочери (или все вместе) — одна цель: чтобы клиент захмелел как можно больше. Тем больше вероятность, что наутро прибежит опохмеляться, а вечером — добавлять. Все это отлично просчитанное и хорошо срежиссированное спаивание. И опасность этой схемы недооценена, ей не придают особого значения — и именно потому она особенно опасна. С этим как-то стесняются бороться. Я сам стесняюсь, Хотя очень хочется иногда вмешаться в процесс розлива и сказать:
— Ну что ты делаешь, стерва! Ну, отрежь ты ему вместо дольки лимона на те же три рубля кусок хлеба!
Но я робею. Я не так смел, как когда-то был смел за столом с Первым секретарем обкома.
Но написать — написал. Это моя лепта. Поскольку твердо знаю: на начальном этапе борьбы с пьянством первым делом надо начинать закусывать.
Сначала просто куском хлеба. А там и до сала дойдет очередь.
Р. S. Не пересекись мы с Львом Борисовичем Ерминым тогда за одним столом на полевом стане, еще неизвестно, писал бы я сейчас эти строки.
