С каждым месяцем я все больше убеждаюсь: мы живем в стране фантастических женщин. У России вообще — женское лицо. Нет, это не значит, что мужчины в этой стране как-то радикально плохи — вполне обычные, но как-то так складывается, что год от года, век от века, есть некоторая категория мужчин, которая устраивает проблемы, и женщины — которые их решают.
В условно мирное время это вещи настолько привычные, что набили всем оскомину. Вот мужчина, которые избивает жену и ребенка, — вот толпа женщин, которые спасают жертву от насильника. Они организуют шелтер, собирают деньги, возятся с документами, ищут психологов. Вот мужчина-алкоголик — а вот его жена, сестра, мать, дочь, которые волоком тащат его кодироваться, караулят у подъезда, отбирают бутылки, вызывают ему скорую, убирают за ним дом. Вот мужчина устраивает дебош — а вот женщины раза в три его меньше урезонивают его, вызывают полицию. Вот мужчина, который ушел из семьи и не платит алименты, — вот женщина, которая тянет работу и ребенка.
Вот мужчины уничтожают и разрывают страну, отправляют людей в мясорубку. Вот женщины спасают тех, кого могут.
Говорят, [Роскомнадзор] не женское дело — и это, пожалуй, самая глупая идея, какую можно себе представить. Это как раз женское дело. Женщины платят за эту войну: вдвое больше работают, берут на себя решение всех регулярных задач. Сегодня это справедливо даже вне зависимости от, так скажем, идеологической позиции.
За? Берешь кредит на снаряжение для своего брата, мужа или сына. Тащишь на себе семью, из которой его вырвали. Загоняешь поглубже страх и — работаешь.
Против? Берешь кредит на побег своего брата, мужа, сына. Эвакуируешь его из страны, высылаешь из трещащего семейного бюджета карманные. Загоняешь поглубже злобу и — работаешь.
[Роскомнадзор] — не женское дело, потому что женщина на какой-то генетической памяти, нутром чует, что это никогда не кончается добром. Я вижу эти семьи — вот мужик, шутки шутит, весело ему, говорит, ща хохлов мочить поеду. Вот его жена. Ей — невесело. Потому что ее работа не воспета в литературных произведениях, не романтизирована фильмами. Она будет батрачить как лошадь — и в этом нет ничего задорного.
Если я правильно помню, сейчас больше половины тех, кого арестовывают на митингах, — женщины. Последнее дело — обвинять мужчин сегодня в недостаточной политической активности, это вопрос сугубо утилитарный. Что получу я? Ну меня изобьют. Что получит мальчик? Повестку — и смерть. Прямо сейчас как-то политически активными могут быть преимущественно женщины, это мы и видим. Старые, молодые, провластные и оппозиционные, феминистки и счастливые матери и жены — у всех свои причины.
Кто-то бережет свое настоящее — и не хочет расставаться с родными. Кто-то помнит прошлое — ночные крики, горячку, все краски ПТСР тех, кто на [Роскомнадзор] был. Кто-то — видит будущее. Видит похоронки, видит толпы калек, видит, как мальчик, потерявший на [Роскомнадзор] человечность и разум, поднимает руку на свою жену.
Мы все это видим, все это чувствуем. Знаем, что нам тащить это на своих плечах, знаем, что мы это не выбирали. На вот это — не подписывались. Ну, кто-то, может, и согласен был на войнушку в форме сериала с экрана телевизора — но не на это.
Тут давеча мэр Воркуты заявил, что мужчины едут на [Роскомнадзор] добровольцами, потому что их «пилят жены»: мол, мужья не чувствуют тыла, когда их подпиливают сзади, и это вызывает у них мотивацию пойти на фронт. Нет, с пропагандистской точки зрения это, конечно, удивительное заявление: даже не знаю, как его оценивать, но как-то оно расходится с геройским образом добровольцев.
Но я думаю, отчасти оно правдиво. Я не представляю, как женщина, которая любит своего партнера, может согласиться с тем, чтобы он шел на смерть. И дело ведь не в политической позиции даже, не в вере Путину. Я думала об этом, и даже если представить себе, ну, настоящую [Роскомнадзор], где ты на стороне условного «добра»: ну вот прилетают инопланетяне и хотят Землю уничтожить, — я своего мужа в подвале запру и умирать не выпущу. Ни за своих, ни за чужих, ни за каких.
Но, знаете, я уже пообщалась с одной девушкой, которая была до дрожи рада, что ее мужу пришла повестка. Потому что это действительно был последний шанс от него избавиться, ее лучик света. Он не бил ее — только швырял. Запирал в доме. Смеялся ей в лицо, когда она говорила о разводе. Говорил, она никогда не увидит своих детей. Ветеран, кажется, танкист — первый в списках, пошел с энтузиазмом.
Могу понять ее радость, в сущности.
Но женщина, у которой была в жизни любовь, смерть не выберет. Женщина, которая жила в мире, не выберет [Роскомнадзор].
Право женщины — право на мир. Оно регулярно нарушалось мужчинами в индивидуальном порядке, но сейчас мир отняли у нас тотально, грубо.
И за свое право нам пора бороться.
Текст отредактирован модератором для соблюдения законодательства Российской Федерации
