Полторы недели назад я получила письмо от читательницы. Женщина написала, что ее зовут Танзиля, что ей 63, она живет в Подмосковье. Что она давно читает "Такие дела", и ее очень тронул мой текст про дружбу с соседями. Что она одинока, ей совсем не с кем разговаривать, и не могла бы я ее "просто выслушать?" Ей хочется поговорить с человеком, который, как ей кажется, ее поймет. Хочется поделиться тем, о чем она никому не говорит. Понять, правильно ли она мыслит. Материальная помощь ей не нужна, просто нужен человек. Оставила свой номер и приписала, что я могу называть ее просто Татьяной, ей ок, так называют ее все. И что она понимает, как странно звучит, но она "адекватный человек".
Письмо было спокойным и "грамотным": правильно выстроенные предложения, все запятые на своих местах. Тем не менее отвечать я не спешила. В моей работе границы много значат, я выстроила их с большим трудом. Меня не хватает на всех, кто мне пишет и хочет излить душу (таких людей немало). А сейчас я сама каждый день хочу на ручки. Сил едва хватает на близких и работу. Но все-таки выбросить письмо Танзили из головы я не смогла. Я представила, чего ей, возможно, стоило собраться с духом и написать. Что, может быть, мой ответ очень важен. Короче, я походила кругами, выдохнула и набрала ее номер.
Мы проговорили сорок минут. Очень спокойно, смущаясь и запинаясь, незнакомая Танзиля рассказывала о себе. Она приехала в Москву из Башкирии в 1990-х, когда дома с работой стало настолько плохо, что ее не взяли посудомойкой в ресторан. С музыкальным образованием в столице она смогла устроиться в хлебный ларек. Выкарабкивалась, бралась за все. А потом попала в мебельный бизнес и много лет делала чертежи для мебели на заказ. Снимала квартиру. Несколько раз успела съездить в Европу. "Была счастлива".
С 2014 года "страну начало лихорадить", работы стало меньше, а здоровье - хуже. У Танзили порок сердца, она начала быстро утомляться, появились и другие болячки. В общем, четыре года назад как-то одновременно кончились и работа, и силы. И она на деньги, оставшиеся от дележки между сестрами маленькой маминой квартиры, смогла купить себе комнату в коммуналке под Москвой. Девять метров, на которых она обуютилась и научилась жить на пенсию в "8 тысяч рублей плюс 3 от губернатора". Когда я спросила Танзилю, как она выживает на эти крохи, она сказала: "Денежный вопрос меня не угнетает. Жить можно. Но мне тяжело морально. Я одинока, и меня обижают соседи".
В коммуналке четыре комнаты, две из которых арендуют пьющие мужчины. Предыдущие жильцы пили и били ее. А эти вроде не бьют, но издеваются. Танзиля живет в страхе и боится выходить из комнаты. "У меня в комнате умывальник. Надо выносить тазик. И вот я сижу иногда часами жду, когда они или уйдут, или утихнут, чтобы выйти и вылить его. Когда сосед слышит, что я вышла, начинает ко мне приставать. Перегородит мне проход, например, и обзывается, кричит, толкает. А соседка, пожилая женщина, которая с ними заодно, кричит ему: "Да чпокни ты ее уже, она же хочет, она же шалава!". Танзиля не умеет ругаться матом и вообще не умеет ругаться. Она вырывается, убегает в комнату и трясется.
Она много раз вызывала полицию. Участковый, "молодой мальчик", придет, поговорит с мужиками и уйдет. И они снова начинают над ней измываться. Она писала мэру. Ходила в прокуратуру. Ей дали совет сменить жилье. Сменить жилье ей не на что. Говорит, пошла бы работать, но ее, пенсионерку, не берут. Да и где теперь работать, в стране кризис, кому нужна сейчас мебель.
Танзилю спасают медиа. Она много читает. "Такие дела", BBC, СNN, "Свободу". В 59 лет она пошла на курсы английского, и, неожиданно, ей зашло. Сейчас она кайфует от того, что может читать заграничные медиа и получать информацию "с той стороны", чтобы не утонуть в пропаганде. Шепотом, стесняясь, сказала, что пришлось "пойти на не совсем законные действия и установить VPN". Она очень переживает за Украину и Россию, и о том, что ей не с кем об этом поговорить. Вокруг "одни ватники" и, стоит ей открыть рот в беседе с соседями о ситуации в стране, как на нее кричат матом. Она хотела бы уехать подальше отсюда, от своей маленькой комнаты, от насилия, от людей, которым она не может просто показать фотографии из заграничных поездок, потому что ее сразу называют предателем родины. Но она затравленный зверь в клетке, из которой нет выхода.
"Приезжайте ко мне, если можете, погуляем. Так приятно поговорить с хорошим человеком. Мне этого так не хватает", -- сказала в конце она. Я положила трубку и с трудом дышу.
Вдруг у кого-то простаивает жилье? (думаю я).
