Однажды, уже после Крыма, но до голосования за Конституцию, в одной очень интеллектуальной воронежской компании меня спросили, почему у нас в политике не складывается, почему люди не хотят думать перед тем, как голосовать на выборах, почему не доверяют депутатам, за которых только что проголосовали, почему депутаты занимаются всем, чем угодно, но только не интересами тех сообществ, которые их поддержали. Что пошло не так с молодой российской демократией?
⠀
Я тогда ответил, что какой-то неправильный поворот случился, когда новые российские власти отказались дать власть, деньги и полномочия на самый низкий и самый близкий к людям уровень — уровень местного самоуправления. Сколько я помню воронежскую политику, городские районы всегда выпрашивали денег у мэрии, мэрия — у области, область — у Москвы. Слово «трансферт» было самым популярным в воронежской политической аналитике эпохи Ивана Михалыча Шабанова. Слово забылось, а тенденция осталась, достаточно почитать ту часть интервью Гусева, которое я тут запостил вчера, которая касается обмена деньгами между Воронежем и федерацией.
Я помню времена, когда в каждом городском районе был собственный совет депутатов, и я уверен, будь у этих советов больше возможностей распоряжаться нашими налогами, случилась бы в Воронеже конкурентная политика, главы районов были бы отлично подготовлены и к борьбе за пост мэра (собственно, Иван Дмитрич Образцов не на пустом месте стал фаворитом мэрской кампании 2004 года), и к работе на этом посту (а вот Скрынников через ту самую низовую политику пройти не успел), а жители точно знали — если они отправили депутата в совет, то именно от того, как он голосует, зависит качество дорог в районе и уборки тротуаров рядом с их домами. Увы, ни денег, ни полномочий эти районные советы не получили, квалифицированных политиков (ИЧСХ, ответственных хозяйственников) в городе становилось все меньше, избиратели разуверились в том, что они могут на что-то повлиять. Потому что если ты не можешь повлиять на вывоз мусора у себя из-под окон, вряд ли ты сможешь повлиять на то, с кем собирается или не собирается воевать твоя страна.
⠀
Этот процесс забирания власти и влияния у избирателей и увеличения дистанции между теми, кто принимает решения, и теми, кого эти решения касаются, продолжается. Тихой сапой раскачивается реформа местного самоуправления, которая уберет народное представительство из сельских районов. Когда она завершится, не будет, например, собственного мэра в Семилуках или Лисках, не будет в этих городах отдельного городского совета — все будет решаться на уровне района.
На картинке — пример того, к чему это может привести. Это кейс из Тверской области — из Ржева и Ржевского района, где сейчас как раз упраздняется нижний уровень местного самоуправления. До реформы на одного депутата там приходилось 600 с лишним человек — и повлиять на то, как будет голосовать депутат по местным вопросам, было легко. Не так уж трудно и политику заручиться поддержкой нескольких сотен избирателей. Не так уж трудно ему понять, какие их вопросы волнуют, что у них болит. После реформы на одного депутата будет приходиться в четыре раза больше избирателей. Возможностей для личного контакта с людьми, для которых он работает, станет в четыре раза меньше, а для манипуляций и прочих нехороших махинаций — в четыре раза больше. Ну и отозвать «плохого» депутата (хотя бы в теории) станет сложнее.
⠀
Вряд ли эту реформу можно как-то остановить — этот камень покатился с горы лет тридцать назад и, наверное, поздно пытаться его подвинуть назад. Но когда люди, которые отнимают у нас выборы местных депутатов и мэра, говорят, что это из-за низкой политической активности и грамотности населения, полезно помнить — не люди у нас тупенькие. Это прямое следствие того, что наши, назовем их так, руководители делают с конфигурацией политического процесса.
