Меня очень расстроила одна дискуссия на тему того, что нужно придумать какой-то способ защиты журналистов от давления, возбуждения уголовных дел и вот этого всего - механизм "неприкосновенности журналистов". С этой дискуссией как-то совпала по времени и зарифмовалась новость, что омбудсмен Москалькова, Союз журналистов, президентский Совет по правам человека создадут рабочую группу по борьбу с дискриминацией журналистов.
Так вот никаких НОВЫХ способов защиты журналистов придумывать не надо. Они и так уже есть. Это 29 статья Конституции о свободе слова и свободе искать и распространять информацию. И она касается не только журналистов (это не каста какая-то), а каждого человека. Ее надо соблюдать. А не "уточнять" всякими интересными законами про пропаганду нехорошего или защиту детей от информации.
Мы в редакции обсуждали редакционные запросы в одно региональное министерство. Если кто с таким сталкивался, тот знает, что это веселый квест придумать такую формулировку, отказ от ответа на которую был бы поводом написать в прокуратуру.
Потому что по-другому чиновники очень часто просто не умеют общаться со СМИ. Если государство хочет защитить от чего-то журналистов, было бы очень круто защитить их от его собственного молчания.
Жанр расследования, за которые закрывали Ивана, рождается там, где есть тишина и темнота. Дискриминация журналистов начинается не отделе полиции с подкинутыми наркотиками в рюкзаке, а с фразы чиновника "Я не буду с вами разговаривать, пишите запрос". В отделе полиции она заканчивается. Слава Богу, в случае с Иваном она закончилась прекращением уголовного дела. А в деле Светлана Прокопьева (Svetlana Prokopyeva), которую подозревают в оправдании терроризма за комментарий по поводу взрыва в Архангельском ФСБ - нет. Надеюсь, что пока нет.
В общем, если про защиту - спасибо, нет, ничего не надо придумывать нового. Давайте разберемся со старыми запретами и старой практикой молчания.
И вторая мысль. Если бы в деле Ивана Голунова соблюдались бы существующие процессуальные нормы, даже не их дух (что было бы очень круто), а просто буква - все закончилось бы, не начавшись. Но не закончилось. И тут тоже речь не про журналистов, а про всех, кто с таким произволом сталкивается. Конечно, можно (и нужно) требовать наказания конкретных виновных. Но когда их головы полетят, это тоже будет не конец. Точнее, будет очень плохо, если на этом все закончится. Потому что так, как с Иваном, нельзя делать ни с кем, а не только с журналистом-расследователем. Было бы очень круто, чтобы вся эта кампания хоть как-то помогла этому.
И последняя мысль. Я не большой любитель участвовать в митингах (наверное, зря, а может, профдеформация в крайней форме). Огласка, пикеты и вот эта солидарность в защите - это то, что спасло очень хорошего человека от плохой судьбы. Но вот что лично я могу сделать, чтобы все как-то исправилось дальше? Чтобы перед лучшей новостью года больше никогда не было худшей новости года? Как говорил один мой предыдущий редактор: "Все, что мы можем сделать, чтобы как-то помочь - это написать".
Писать про то, о чем необходимо говорить, и не писать всякую херь. И каждый журналист ведь внутри себя знает, что правильно, а что нет.
Вот и все.
