Считается, что учет мнения граждан по широкому кругу вопросов властно-общественного взаимодействия выступает своеобразным ресурсом, позволяющим правительству канализовать социальное недовольство. Для этого учреждаются разнообразные механизмы общественного участия — как офлайн, так и онлайн. Последние часто объединяются термином «электронное участие».
В России в 2019 году механизм электронного участия получил стремительное развитие, что связано с проведением эксперимента по организации и осуществлению дистанционного Интернет-голосования на выборах депутатов Московской городской думы седьмого созыва. Они пройдут в Единый день голосования 8 сентября. Эксперимент состоится в трех одномандатных округах столицы.
Большинство политологов и юристов обращают свое внимание на штурмовой характер подготовки и принятия законопроектов, фактически вводящий в стране новый тип голосования. Все делается без тщательной проработки и экспертизы. Организаторы эксперимента не раскрывают обязательные технические детали работы системы и способы электронного контроля за ней, что выводит голосование и подсчёт голосов из подчинения избиркомов и хотя бы минимально возможного мониторинга со стороны общественных независимых наблюдателей.
Однако во всей этой истории меня больше всего занимает немного другой момент. Интернет-голосование создаёт условия для огромного шага по пути строительства цифровой диктатуры. Интернет-голосование по-российски — это пример безответственной разработки ещё одной — теперь электоральной — матрицы, которая дополняет сервисы контроля граждан как государством (государствами), так и корпорациями.
В последние два–три года основной экспертный дискурс о развитии Интернета выстраивается вокруг тезиса, в соответствии с которым сохранение личных данных становится основным вызовом для пользовательского сообщества. Юзеры, неправительственные организации и профессиональные ассоциации яростно противодействуют сбору информации. Прошлогодний скандал с Cambridge Analytica лишь подтвердил, что основной бизнес-моделью и абсолютно конвертируемой валютой цифрового мира уже стали сбор и продажа данных о пользователях. Facebook Цукерберга и прочие социальные сети собирают информацию о пользователях не для того, чтобы продавать рекламные возможности клиентам и аргументировать таргетирование тончайшим знанием потребительских предпочтений, интересов и мечтаний аудитории. Facebook Цукерберга и прочие социальные сети просто продают данные о юзерах.
Как правило, пользователи пока не осознают угроз, связанных с тем, что их данными пользуется кто-то еще. А этими кем-то выступают коммерческие банки, налоговые органы, судебные инстанции, спецслужбы, транспортные компании, службы приставов, а теперь уже и медицинские учреждения.
Внедрение законодательных ограничений, таких как европейские нормы GDPR, последовательно влияет на общественное мнение, но технологически влияние подобных инициатив пока невелико. Огромное количество игроков заинтересовано покупать пользовательские данные. И это во все меньшей степени связано с тем, чтобы затем максимально эффективно предложить потенциальной аудитории товары и услуги.
Персональные данные нужны для построения меняющихся во времени информационных (а теперь уже и биометрических) профилей, на основе анализа которых граждан начинают отключать от социальных сервисов. Им отказывают в предоставлении кредитов, ограничивают возможность приобретения или аренды недвижимости, покупки билетов на авиарейсы и высокоскоростные поезда. Их не принимают на работу, для получения позиции на которой требуется более высокий репутационный показатель, который в свою очередь рассчитывается на основе полученных от соцсетей данных. Следующий шаг – ограничение на определённый период активного и/или пассивного избирательного права.
И вот представьте, что в цифровую среду, выстроенную на бесконечном накоплении персональных данных, добавляется информация о самом-самом тайном — о голосовании избирателей, а на её основе рассчитываются индексы политической лояльности. Эти индексы составляются в зависимости от результатов электорального участия граждан и стандартизированных ранжиров нормальности и благонадёжности.
Такой вариант развития событий совершенно по-новому актуализирует вопросы безопасности электронного участия, которые мгновенно (и уже точно невозвратно) переходят из технических в разряд политических. Да, конечно, можно попытаться на очередном витке продолжить дискуссию об отрицании самой возможность приватности в эпоху соцсетей, мессенджеров и больших данных. Но не лучше ли жёстко остановить московский эксперимент, признав, что все разговоры об электоральной кибербезопасности оформляют общественно-политическую действительность на внешне справедливых (понятных и принимаемых большинством), но по сути — технократических, т.е. техно-властных основаниях? А затем, перефразируя известное выражение, заключить, что политика слишком серьёзное дело, чтобы доверять её алгоритмам.
