гл.А) ПОВАЛЬНОЕ ДУХОВНОЕ ОБНИЩАНИЕ,
МАССОВАЯ УТРАТА ПОЗИТИВНЫХ КАЧЕСТВ ЛИЧНОСТИ,
В ТОМ ЧИСЛЕ ГРАЖДАНСКОГО САМОСОЗНАНИЯ И ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЛИБО БОЯЗНЬ ИЛИ НЕСПОСОБНОСТЬ ИХ ПРОЯВИТЬ ДАЖЕ ТЕМИ,
КТО ТАКОВЫМИ ПОКА ЕЩЁ ОБЛАДАЕТ.
Стр. 176-177.
Если следовать хронологическому порядку, то первые сомнения в том, что «не всё ладно в датском королевстве» у меня возникли ещё на заре моей борьбы за повсеместно и массово нарушаемые права и интересы военнослужащих по контракту – на рубеже веков. Повторюсь – борьба эта была начата по просьбе самих некоторых моих бывших сослуживцев по в/ч 69795.
Когда я скорее ещё интуитивно начал подозревать, что добром это может не кончиться, как-то раз (как сейчас помню – после смены с боевого поста, по пути с боевой зоны на жилую) я решил чисто как офицер офицера спросить своего штатного начальника отделения, с которым находился тогда на боевом дежурстве в одном боевом расчёте – могу ли я рассчитывать на его добросовестность, на то, что, как мой непосредственный начальник, он будет вести себя порядочно (по офицерски) и если могу, то - как долго? В ответ я услышал от капитана «К.», что пока он ещё терпит уже оказываемое на него со стороны вышестоящего командования давление, но не может гарантировать, что продержится долго. Я поблагодарил его за откровенность и принял его признание к сведению. Развитие событий не заставило себя долго ждать – вскоре капитан «К.» стал первым в череде моих начальников, который пошёл на сделку с совестью и, когда потребовалось (когда его убедительно попросили), дал на меня достаточно предвзятую служебную характеристику, которая стала одним из первых кирпичиков моего грандиозного многолетнего гонения. Надо отдать должное - капитан «К.» повёл тогда себя ещё относительно скромно, поскольку писать обо мне откровенную ложь, очевидно, ему помешала ещё не совсем утраченная совесть, поскольку я прослужил на тот момент у него в отделении (бок о бок с ним) уже достаточно долго и он, как и все остальные офицеры в группе и в дивизионе, прекрасно знал мои истинных морально-деловые качества. Кроме того, откровенное враньё ему бы не простили на тот момент ещё активные участники процесса – заинтересованные третьи лица. Но кое-какие ещё не совсем явно, но уже ставящие под сомнение мои положительные качества формулировочки он уже позволил. Типа того, что – вроде бы и всё в пределах нормы, но – не факт, есть о чём подумать. Например, подчёркивая мою исключительную дисциплинированность и то, что я (в отличие от многих) в случае необходимости убыть со службы всегда сначала получал соответствующее разрешение, он оговаривался, что яко бы я отпрашиваюсь слишком часто. Что чисто внешне вполне убедительно и понятно – раз я всегда подходил к нему с такими вопросами, то поэтому ему и казалось (или хотелось думать), что я отпрашиваюсь чаще других. А то, что сплошь и рядом многие на моём месте, например, сменившись после 3- или 4-суточного боевого дежурства просто автоматически, как само собой разумеющееся, покидали полк сразу после обеда (до общего вечернего построения) и без всякой санкции непосредственного начальства – это «К.» как бы выводил за скобки. Явление это было настолько массовым, что и он, и многие другие командиры к нему привыкли, смирились с ним и не обращали на него никакого вынимания. Поэтому вполне естественно, что такие немногие постоянно отпрашивающиеся добросовестные офицеры, как я, бросались им в глаза.
Далее в хронологическом порядке следует отметить, как этапное событие, откровенное предательство тех офицеров, фактически по личным просьбам которых я и предъявил свои законные и обоснованные требования командованию, начиная с того же капитана «К.», как своего непосредственного начальника. Почва для этого была подготовлена и удобрена командованием качественно и с умом.
