В детстве я так мечтала проколоть уши, что не могла утерпеть до благословенного момента, и все время изобретала серьги ручного приготовления. Я была королевой хендмейда задолго до того, как это стало мейнстримом. И вот как это было. На той самой платформе Касиновка, где проживало пять семей и всего двое детей: я и щуплый Толик младше меня на пять лет – я много времени проводила одна. Мы жили в здании железнодорожного вокзала, повернутого лицом к путям, а мы были развернуты к огородам по разные стороны прямоугольного строения екатерининских времен. В свободное от учебы в интернате время я высвистывала сурков, обносила ближайшие трассы с фруктовыми деревьями, а иногда просто шаталась по лесу в поисках сокровищ. Часто мои одноклассники, проезжающие в электричке мимо нашей станции, видели мою ожившую статую индейца с палками, перьями и какими-то непонятными ветками в руках. Я выходила из леса и встречала и провожала поезда, так как проезжающие люди были моей единственной, но многочисленной и ежедневной аудиторией. И вот я решила перед своей публикой блеснуть серьгами. А уши у меня, напомню, были не проколоты. Но я не привыкла отступать с самого детства. Нашла моток сочно-рыжей тонкой проволоки, сделала из маленького обрывка полукруг, нанизала на каждый кусок по целой крупной ромашке и пристроила к ушам. Я изогнула проволоку с двух сторон мочки уха, так, что острые края обрывка меди впивались мне адски в мякоть. Но я терпела, так как ромашка естественно и маняще усаживалась на ту часть уха, где у обычных девушек сверкают камушки, бабочки, цветочки. У меня там шевелила крыльями свежесорванная ромашка.
Как только я увидела в зеркало, что сегодня особенно хороша при этом освещении и с этими драгоценностями, тут же решила выйти в свет. Светское общество станции Касиновка составляли старая пара Хололеенко с их Толиком, опальный дед Одинцов, две семьи по другую сторону вокзала и злобный пес Серко. В общем, они бы не оценили моего экстравагантного изобретения. И я решила показать свою обновку им. Моим зрителям, моей проезжающей публике. Лет мне было не больше 14, а это значит, что я еще была худа и изящна, но уже намекала всем телом на блестящую женскую карьеру. Я надела что-то пестрое, в моем детстве именуемое как солнцеклеш (меня не трожь), поправила слегка приунывшие ромашки и стала ждать.
Поезда на нашем полустанке ходили каждые 5-7 минут в разные стороны. Эта ветка соединяла Днепропетровск и Донецк. Потому самые частые составы были сформированы из грузовых вагонов с углем и без него, порожняки. Раз в час пролетали пассажирские и скорые. Перед скорыми даже и стараться было нечего, они мчали на всех парах, не успевая оценить ни моего нового платья, ни улыбающегося личика. Пассажирские, останавливающиеся у каждого столба, были моей надеждой. Ну и электрички, в которых усталые колхозники и труженики Приднепровской железной дороги бездумно выставляли товар лицом в пыльную витрину окна. Это были неблагодарные зрители, на их лицах не было эмоций, улыбок и счастья. Я не любила зрителей из электричек.
И вот в тот солнечный летний день, когда я сварганила себе первые серьги из меди и ромашки, я вышла на авансцену платформы Касиновка в ожидании благодарной публики. Уже за один только внешний вид меня можно заметить и полюбить. Хотя бы на пару секунд, пока поезд извивается дугой от нашей пустынной Касиновки до следующей станции.
Я постояла минут двадцать, не растеряв внутреннего восторга и ощущения собственной красоты, пересчитала вагоны в двух или трех составах и почти заскучала в антрактах между поездами.
И вдруг появился он, военный поезд. Такие проезжали очень редко и вызывали восторг соседского Толика: танки, зенитки, какие-то БТРы, скучающие патрули – это для меня было пустым местом. Еще в этом составе были закрытые вагоны, что в них – мне было невдомек. Но в этот жаркий день все прояснилось. В промежутках между техникой и накрытым брезентом неведомым орудием были понатыканы вагоны с солдатами. В одном из них сидели прямо на полу открытого настежь вагона тридцать или сорок молодых парней: кто - в расстегнутых гимнастерках, кто - в майках. Поскольку железная дорога давала у нас на станции полукруг, я просматривалась из открытого вагона издалека, из того места, где придорожная посадка начинает редеть и уступать место станционной насыпи. Я услышала этот гул прежде, чем вагон поравнялся со мной. Я приняла эти звуки за одобрение, признание и восхищение моими серьгами. Все мое юное тело захватил трепет и восторг, будто сейчас я получу главную премию своей жизни. Вот сейчас вагон со зрителями подберется ко мне на самое близкое и волнующее расстояние - и произойдет чудо. Любовь, счастье, что-нибудь прекрасное из книг, мечт, девичьих пересказов.
Вот поезд подкрадывается к раскаленному краю моей сцены, замедляя ход, как и положено близ населенных пунктов, и я сталкиваюсь лоб в лоб с реальностью, такой, какая она потом будет во всех ее многоходовочках, ремейках и кавер-версиях. Все до единого солдатики повскакивали с мест и что-то делали. Одни мне кричали какие-то слова, другие выбрасывали вверх эрегированную руку с кулаком, резко перехватывая другую в районе локтя. А несколько парней делали какие-то странные, тогда мне показалось, что танцевальные движения, кто-то даже терся о массивную дверь вагона. Они выкрикивали какие-то слова, часть из них я знала, мужики у магазина часто коммуницировали при помощи этих морфем. Честно говоря, в тот момент я не совсем и поняла, что произошло. Просто ехал тихой поступью военный поезд, а потом солдаты подскочили и сошли с ума. Сейчас это можно было бы назвать флэшмобом. Тогда я расстроилась скорее из-за того, что никто не оценил мои серьги. Потом, уже будучи взрослой, вспоминая этот случай, я оправдывала солдат, не видевших за годы службы женской ласки. Они, повинуясь стадному инстинкту, устроили публичное групповое надругательство или глумление над наивной девочкой на безымянном полустанке. Разрядились, ведя себя, как животные, успокоились и забыли.
Только не делайте поспешных выводов, этот эпизод не нанес мне никаких душевных ран и не привил ненависть к мужчинам. Будучи взрослой, я со смехом вспоминаю эту нелепую картинку. Скорей, это наглядная иллюстрация актуального мема «Ожидание - реальность». А вывод я сделала такой: чем больше ты стараешься кого-то удивить и поразить, тем комичней развиваются события. Не надо стараться, не надо прокалывать уши для увеселения проезжающих скучающих зевак. Одобрение людей – неправильная штука. Ты на нее подсаживаешься и в случае ее отсутствия начинаешь ее вожделеть и заискивать. Зависимость от чьего-то, пусть даже самого авторитетного мнения, делает тебя не тобой, а прислугой у авторитета. Пусть поздно, но я поняла, главный авторитет – я. Если я одобрила, то это того стоит. Серьги это из ромашек или новый текст в сети.
