ЭФИР ОТ 30 МАЯ 2017 15:00 Ведущие: Валентина Ивакина Фото: pixabay.com Задержание — это когда применяют дубинки и другие спецсредства? Мнения экспертов относительно истории с ребенком на Арбате разделились. Также обсудили скандал с дорогим авто священнослужителя и победы противников реновации жилья в Москве. Эксперты: Лев Пономарев — исполнительный директор общероссийского движения «За права человека»; Святослав Хроменков — юрист, председатель правления общественной организации «Сибирь без пыток» (г. Иркутск).
*Техническая расшифровка эфира
Валентина Ивакина: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели, это программа «Вторник со Львом Пономаревым». У микрофона Валентина Ивакина. Каждый вторник с 15:00 до 16:00 по мск правозащитник Лев Пономарев будет рассказывать, какие дела на данный момент ведут специалисты общероссийского движения «За права человека» и анализировать последние события в стране. Лев Пономарев — это исполнительный директор общероссийского движения «За права человека». Ближе к концу программы с нами на связь выйдет Святослав Хроменков, юрист, председатель правления общественной организации «Сибирь без пыток» (г. Иркутск). Начнем с других тем. Лев Александрович, доброго времени суток. Лев Пономарев: Добрый день. В.И: По традиции большое количество новостей и тем нам с вами предстоит обсудить. Буквально накануне вышел материал, обличающий российских правозащитников. И о вас там тоже речь шла. О том, как вы недавно выходили на пикеты с плакатом в руках, со списком политических заключенных. И такой вывод делается в этом материале, что большинство российских правозащитников, которые занимаются вопросами ситуаций в колониях, что якобы вы преследуете меркантильный интерес. И не слишком чисты на руку. Что по этому поводу можете сказать? Как восприняли этот материал? И что можете в рамках нашего эфира ответить тем журналистам, которые опубликовали этот материал?
Л.П: Я должен сказать, что я рассматриваю это как некий успех своей деятельности. Дело в том, что в последнее время ситуация в колониях становится все хуже и хуже, там очень много жалоб от заключенных, что их избивают, буквально насилуют. И все меньше и меньше возможностей расследовать эти дела. Это происходит, потому что есть такие общественно-наблюдательные комиссии, которые работают по закону об ОНК, и члены ОНК могут входить в колонию в любое время, проверять нарушения прав человека. Так вот, последовательно, в течение 1−2 лет, правозащитников вымывают из этих ОНК, и возможностей смотреть за этим все меньше и меньше. Вместо правозащитников туда избирают людей, а это ветераны прокуратуры, боевых действий. И очевидно, что среди этих людей больше сторонников ФСИН. Если он идет в колонию, то его проще убедить, что этого негодяя следует избить, потому что он вор, убийца и так далее. Поэтому возникает такая атмосфера, что некому расследовать пытки, убийства, которые происходят в колониях. И раз федеральный канал посвятил этому тему, то, наверное, это их как-то достало. В последнее время я стал писать о том, что государственные уполномоченные практически ничего сделать не могут. Я обращаюсь в Совет по правам человека при президенте РФ, который возглавляет советник президента. И тоже ничего не происходит, более того, Федотова перестали допускать в колонии. Вот он выезжал в Карелию вместе со своими коллегами, их не пустили. Потом он выезжал в Удмуртию, его тоже не пустили. Фактически советник по правам человека при президенте не может исполнять одну из основных своих функций, а именно контроль за правами человека в колониях. Куда дальше? Фактически тюрьма закрыта для общественного контроля. И теперь у нас остается одна возможность, это направлять туда адвокатов. И мы действительно нанимаем адвокатов, они ездят туда, и некоторые из заключенных рассказывают о пытках и так далее, это мы все публикуем. Это абсолютно открытая деятельность. Кстати, в этом фильме много очень подтасовок, я не собираюсь много говорить на эту тему. Слово «политический заключенный» я в последнее время не произносил, потому что политический заключенный — это одно, а просто заключенный — совсем другое. Я выступал с плакатом около ФСИН, слова «политзек» там не было, там были просто списки заключенных, которые нам жаловались на пытки. Мы предлагали этих заключенных вывезти из Карелии в другие регионы, чтобы они могли дать показания, ведь на них каждый день оказывается давление. И оказалось, что нескольким заключенным сказали, чтобы они дали какие-нибудь разоблачительные документы на Пономарева, они это сделали. Могу ли я их осудить? Это, конечно, нехорошо, но с другой стороны, осуждать за это я не готов. Я не знаю, к чему вынуждали этих заключенных. А им сказали, что если ты сейчас не скажешь про Пономарева, то ты сейчас будешь по стенке ползать, несколько заключенных оказались слабы и просто дали не совсем справедливые данные о деятельности адвокатов, с которыми мы работаем. Мы сейчас обдумываем, каким образом нам это обжаловать в судах.
В.И: Пишут, что колонии и те места, которым уделяется пристальное внимание, чуть что, туда приходят представители ФСБ, прокуратуры и трясут эти колонии, нарушения не находят, и якобы те люди, в защиту которых вы высказываетесь, они сами говорят, что приходят адвокаты и подговаривают заключенных говорить о том, что их пытают. Приводится пример, что после визита одного из адвокатов один из заключенных сам стал наносить себе травмы, вот такие примеры приводятся. Что вы по этому поводу скажите?
Л.П: Да, некоторых заключенных под давлением заставляют говорить неправду, они это делают. Мы знаем, как часто выбивают показания из заключенных, поэтому эти люди несчастны, они находятся в лапах людей, которые не останавливаются перед любыми жестокостями. Кстати, я не обвиняю всю систему исполнения наказания, у нас сотни колоний, где нет регулярных пыток, регулярных избиений, но у нас есть 10 пыточных зон. И как раз в нескольких Карельских колониях это происходит регулярно, поэтому я знаю, что я говорю правду, а ФСИНовцы защищаются, как могут. И поэтому заставили несколько заключенных оклеветать адвокатов и меня. Я сейчас думаю, буду я подавать в суд или нет, потому что это все затратно и так далее, но подумаю.
В.И: В рамках предыдущих выпусков программы «Вторник со Львом Пономаревым» мы говорили о том, что вы входите в оргкомитет марша против градостроительного произвола, который состоялся 28 мая. До этого мы анонсировали мероприятие, а теперь можно подвести итоги, как все прошло? Какие выводы сделаны? Насколько успешным его можно считать и что дальше?
Л.П: Я должен сказать, что в оргкомитет, в который я входили, подали заявку на 28 мая, а была еще заявка на 27 мая от других людей, с которыми нам не удалось договориться. И было подозрение, что это размоет протест, и меньше людей придет, но я должен сказать, что ничего страшного не произошло. И 27 были люди, и 28 пришло. Не менее 5000 тысяч человек участвовало в этой акции. Для акции социального протеста это довольно большая масса населения. 14 мая было чуть больше, там ближе к 10000, а сейчас у нас было от 5 до 10 тысяч. И я должен сказать, что протест можно считать оправданным. Видно, что власть под действием этих протестов начинает уступать, это хорошо. Уже появилось 10 обещаний со стороны московской власти, что закон о реновации будет поправлен. Мы ставим совершенно закономерный вопрос, если так много поправок вносится в закон, значит, он очень плохой. Главный лозунг нашего митинга был снять с рассмотрения закон о реновации, потому что это чрезвычайный закон. Он предполагал в рамках искусственно созданных чрезвычайных обстоятельствах выселять людей из домов, разрушать их. И очень много уже накосячили в рамках этого закона. Мы видим, что предлагается разрушать дома, которые могут стоять еще 100 лет. Мы видим, что те дома, в которых жить уже нельзя, наоборот сохраняют. Мы видим, что когда людей надо реально переселять, допустим, общежития московские, там люди живут десятилетиями в совершенно невозможных условиях. Они жалуются правозащитникам, уполномоченному по права человека, а их не переселяют. И они не попали в план по переселению этой реновации. Видно, что этот закон о реновации готовился не для людей, а для строительного комплекса. Видно, что основная забота этого закона о реновации — это увеличение прибыли строительного комплекса Москвы и все. Мы требуем, чтобы этот закон был снят, более того, люди, которые внесли этот закон, должны быть наказаны. Может быть, их надо благодарить в каком-то смысле. Когда я выступал на митинге, там многие до меня уже выступили и сказали недостатки этого закона. А мой основной тезис был такой, что фактически мы должны благодарить власть, что они способствуют объединению москвичей. И на наших глазах мы видим, что появляется политическая нация. А именно этим давно уже озаботился Владимир Владимирович Путин. Он говорил, что в России должна появиться политическая нация россиян. Так вот, она и появляется благодаря тому, что власть давит на население, население думает, как себя защищать, выходит на улицы, сплачивается. И вот появляется политическая нация. Это должно сохраниться, мы должны добиться отмены этого закона. И впереди еще много разных вопросов, которые мы должны вместе решать.
В.И: Москва в этом плане выступает такой стартовой площадкой?
Л.П: Да. Согласен с вами.
В.И: А каких-то послаблений со стороны властей уже удалось добиться? И каждую неделю какие-то новые подробности появляются?
Л.П: Да, мы видим, как они предлагают нам. Они, во-первых, убирают из плана кирпичные дома, обещают внести общежития, они убирают из закона императивное выселение, то есть, вот предлагают человеку 60 дней на выезд, а если человек этого не делает за 60 дней, то его выселяют. Вот судебное решение такое применяется, но при этом обжаловать его нельзя. Они говорят, что это исправят, что люди будут иметь право жаловаться в суды. Сейчас Галина Хованская предлагает вместо 60 ввести 90 дней для рассмотрения разных предложений о выселениях и так далее. Много очень поправок обсуждается, но какие будут приняты, мы не знаем. Поэтому поддаваться всем этим разговорам сейчас не следует, мы рекомендуем каждому дому, который попал в план на выселение, провести собрание собственников жилья и на нем принять решение о том, что они не согласны с расселением дома. Мы рекомендуем такое решение принимать и тем домам, которые хотят расселения, потому что вернуться нужно и дождаться, какой будет принят закон. Если жители дома увидят закон, который их устраивает, тогда можно вернуться в программу реновации, потому что это закон подразумевает, что можно принять решение о неучастии в программе, а потом вернуться. Мы всем даем пошаговый план проведения собрания собственников жилья для того, чтобы они приняли решение. В.И: Не могу обойти еще такую тему, это главная новость пятницы и минувших выходных, только ленивый это не обсуждал. Это задержание мальчика на Арбате, он читал Гамлета и в итоге был задержан. Правильно я понимаю, что вы воспринимаете это по-своему? Интересна была реакция разного рода специалистов. Им журналисты задавали вопросы, можно ли было так с ребенком себя вести, даже если он один в вечернее время суток находится на улице? Можно ли считать это задержанием? Или нельзя? Как произошедшее воспринимаете вы? И на какие нюансы обращали внимание?
Л.П: Я должен сказать, что как ни странно, но даже среди адвокатского сообщества есть две точки зрения. Есть адвокаты, которые говорят о том, что полиция была права, при этом говоря, что мальчик попрошайничал, и было видно, что там его никто не опекает. И поэтому полицейские были обязаны подойти к нему и отвести в отделение полиции. Они еще говорят, что это нельзя называть задержанием, его просто проводили в отделение полиции. Но есть адвокаты, я хочу сослаться на мнение адвоката Евгения Черноусова, с которым мы давно сотрудничаем. И он очень четко дал рекомендации, и я должен сказать, что я полностью с ним согласен, и меня поражает, что те адвокаты, которые говорят, что полицейские правы, они саморазоблачают себя. Этот человек не может называться нормальным адвокатом, это как раз те адвокаты, которые сотрудничают со следствием, получают за это какие-то преференции в уголовных делах. Черноусов сказал следующее: во-первых, у нас за то, что люди милостыню просят, людей не забирают, у нас нет нормы в УК, по которой можно забирать людей, которые просят милостыню. Они могли понаблюдать за мальчиком, у них могло появиться подозрение, что мальчика используют в корыстных целях какие-то люди, которые на нем, может, зарабатывают, но это требует изучения. Мальчика никак нельзя было забирать, с ним можно было просто поговорить, не прерывая его, вот он почитал эти стихи, подойти к нему и поговорить. Но это надо делать оперативным образом, посмотреть атмосферу, которая вокруг этого мальчика, если его заставляют собирать деньги для какой-то мафии, а это, к сожалению, так бывает. Поэтому мое мнение, что ни в коем случае нельзя было забирать ребенка, тем более, когда он кричал, это насилие, примененное к ребенку. Эти люди должны быть наказаны не только дисциплинарно, но, может быть, и уволены, они вряд ли могут работать в полиции, если они могут так безжалостно ребенка затаскивать в машину. Министр внутренних дел должен отреагировать на данную ситуацию, мы пока его реакцию не видим. Мы видели реакцию каких-то отдельных сотрудников полиции, которые пытаются защитить честь мундира. В полиции сейчас говорят, что они проводят проверку и по отцу, и по матери, но это все полное безобразие, это все надо немедленно прекратить. И мы будем этого требовать.
В.И: Если брать те же самые комментарии, которые пресса публиковала со слов Евгения Черноусова, он там заявляет, что полиция должна была подойти к этому ребенку, узнать все ли у него хорошо, не нужна ли ему помощь, более того, если вдруг ребенок откажется идти с сотрудниками полиции, то есть, он имеет полное право с сотрудниками полиции никуда не идти, а поехать домой, даже в вечернее время суток. Это правда так?
Л.П: Да. Я примерно и излагал с позиции Черноусова и моей.
В.И: Есть же правила такие, как комендантский час, если полиция видит ребенка, который в комендантский час находится в одиночестве на улице, то что с ним полиция может делать?
Л.П: Они должны были его спокойно спросить, один ли он или рядом есть близкий человек. Я уверен, что он сказал бы, что тут рядом его мачеха или там соседка, то ради бога. И все, надо было отстать. Мы прекрасно понимаем, что вечером мальчик может выйти погулять в сопровождении кого угодно. И соседки в том числе.
В.И: Кстати, противоположную точку зрения о том, что это было не задержание, озвучила адвокат Оксана Михалкина, ее комментарий был опубликована в «МК». Там она открытым текстом говорит о том, что ни о каком задержании речи идти не могло, вот если бы применяли какие-нибудь спецсредства, допустим, дубинки, то это было бы задержание.
Л.П: Когда тащат за ворот, то это не задержание? Вот пусть это останется на совести адвоката Михалкиной. Она довольно известная, я часто вижу ее фамилию, но в своем выступлении она поставила под сомнение, является ли она вообще адвокатом.
В.И: Давайте к другим темам перейдем. Если продолжать такие скандальные темы обсуждать, то новость сегодняшнего дня касается епископа Нектария. Журналисты из Орла опубликовали заметку о том, что местный священнослужитель рассекает по улицам региона на шикарном автомобиле стоимостью 6 миллионов рублей. Тут целый скандал разразился, что этот священнослужитель направил письмо в редакцию, в котором заявил, что неприемлемо подобного рода материал публиковать, попросил заметку снять с ресурса, а уже ближе к обеду появились сообщения о том, что письма никто не отсылал, что это все провокация, и непонятно, кто прав, а кто нет. А машину священнослужителю и вовсе подарили. Наверное, это вопрос не по вашей тематике, но, тем не менее, как вы оцениваете происходящие? Когда такие ситуации складываются, что можете сказать?
Л.П: Этот случай показывает, что общество неравнодушно к тому, что происходит внутри православной церкви. Люди следят за священниками, следят за их образом жизни и высказываются в социальных сетях на эту тему. По-моему, как говорится, это дело святое. Во-первых, у нас социальные сети — это место для свободной дискуссии. Слава богу, что у нас пока такое место есть. Они просто говорят: мы видим священника, он разъезжает на машине за 6 миллионов. А православная церковь нас призывает жить скромно. Семь заповедей, все остальное. И мы удивлены, что священник разъезжает на такой дорогой машине. И это когда мы видим, что страна живёт не очень роскошно. А тем более глубинка. Всё это вызывающе выглядит. Ну и возникает вопрос — имеют ли право люди в социальных сетях так высказываться о священниках. Мне кажется, меньше было бы таких дискуссий, и светские люди — которые не внутри церкви, не прихожане… Казалось бы — это дело прихожан той церкви, где он служит. Вот там это было бы более уместно. Дело в том, что это ответная реакция. Церковь, к сожалению, вмешивается в дела нашего общества. У нас государство светское, и мы видим, что Московская патриархия, руководители и многие священники — они пытаются людям, которые не ходят в церковь, например, в госучреждениях и школах — навязывать свои ценности. Ценности, которые они проповедуют. Кто-то мне скажет — Лев Пономарев, ты разве против? Ты злодей, ты против христианских ценностей? Я бы так сказал — это мои внутренние убеждения. Я внутри себя знаю — поддерживаю их или не поддерживаю. Я не хотел бы, чтобы мне кто-то навязывал. Потому что это дело интимное. Это проблемы этики, проблемы морали. И каждый человек в этом перед своей совестью отчитывается. А Московская патриархия очень активна, я бы даже сказал агрессивна — пытается рулить обществом, пытается навязывать своё видение. Пытается вводить Закон Божий в светских школах. И так далее, здесь можно много чего перечислить. И поэтому реакция общества — общество недовольно и начинает следить за священниками и говорит — а вы-то сами как, насчёт христианских ценностей? И, я думаю, что разъезжать на машине, стоимостью в 6 миллионов в городе, даже если она подарена, это не очень привлекательно. Мы видели, что Патриарх носил на руке часы за огромные суммы. Потом её отфотошопили, убрали эти часы. Очень много таких скандалов, которые попадают в сеть. И значительная часть их — это, в общем-то, не преувеличение, а разумное наблюдение за тем, как ведут себя церковные деятели.
В.И: Тут же дело происходило в Орловской области, даже не в Москве, то есть сумма в 6 миллионов рублей для Орла — это уже огромная сумма денег. Лев Александрович, мы с вами периодически освещаем то, что происходит с дальнобойщиками в России. Я правильно понимаю, что дальнобойщики не сдаются, и к ним недавно еще и подмога подоспела в виде таксистов. И таксисты, наткнувшись на своеобразный отпор, пришли к вам за помощью. Можете рассказать, что произошло и на какой стадии все сейчас?
Л.П: И сейчас у меня трое представителей находится здесь, и мои юристы пишут апелляционные жалобы на задержание. А происходило, как всегда, полное безобразие. Это происходило всегда, когда какие-то дальнобойщики хотели проводить акции протеста, их незаконно задерживали, судили, и сейчас произошло то же самое. Они приехали в Москву, ожидая, что будет заседание Совета по правам человека при президенте РФ, посвященное системе «Платон». Они добиваются отмены этого налога, они говорят, что это двойное или даже тройное налогообложение, что частные владельцы этих фур не будут выдерживать этого налога и будут разоряться. Они должны уходить из этого бизнеса. И они стояли у стоянки около супермаркета на шоссе, «Леруа Мерлен», причем эта стоянка официальная. И таксисты приехали для того, чтобы их оттуда не могли вывозить с помощью эвакуатора, они поставили свои машина на стоянке так, чтобы их нельзя было вывезти. Это была акция солидарности, и на одной из машин был развернут символ ОПР и какой-то лозунг против «Платона». В какой-то момент приехали полицейские, они мало того, что скрутили всех дальнобойщиков, которые были с этими фурами, но они скрутили всех этих таксистов, которые вообще приехали на своих машинах и находились там, не объясняя, что происходит, почему их задержали, потом их сутки держали без воды и хлеба в непригодных для содержания людей условиях. Через сутки их судили и осудили 3 человек, через еще одни сутки опять задержали на сутки. Всего было осуждено 11 человек, и им всем присудили штрафы на 5000 и 10000 рублей, а одного из лидеров ОПР на штраф в 30 тысяч рублей. А 30 тысяч рублей — это примерно столько, сколько они заработали за одну поездку на юг России куда-нибудь. Считайте, что на одну зарплату. Сейчас мы продолжаем им оказывать содействие, нам ясно, что мы апелляцию не выиграем, я не сомневаюсь в этом, у нас суды штампуют приговоры в этих случаях. Будут поданы жалобы в Европейский суд. Я надеюсь, что Европейский суд вернет или как-то компенсирует причиненные неудобства, которые они сейчас получили. Это долгосрочная перспектива, но они молодцы, они шли не за заработком, они показали классовую солидарность. Они молодцы, и я их приветствую.
В.И: У нас остается с вами время обсудить еще одну тему. Давайте перейдем к делам, которые ведете вы и ведут специалисты движения «За права человека». Я знаю, что вы занимаетесь делом Максима Хохлова. Можете рассказать нам, что это за дело такое? И в какой стадии все находится в данный момент?
Л.П: У нас так получается, что если дело Алексея Навального, то об этом пишут все журналисты, но очень часто, когда что-то происходит с людьми маргинальными, скажем так, которые находятся внизу социальной лестницы, что там с ними творит полиция, никого не интересует. А кто у нас внизу социальной лестницы находится? Это гастарбайтеры так называемые и бывшие заключенные, это люди маленькие, так сказать. И случай такой, когда события происходили между двумя такими представителями маргинальных групп. Два молодых человека, один приезжий, а второй бывший заключенный, они встретились, выпили немного, и один из них, а это приезжий, он выпил больше и совсем отключился. И вот Максим Хохлов его поднял и вытащил на платформу метро. И мимо идет полиция, они увидели, что есть два выпивших молодых человека, они обратили внимание на них и стали присматриваться к ним. И когда они увидели наколки на руке Максима Хохлова, они поняли, что у них есть возможность отчитаться о том, что они некое уголовное дело раскрыли. Видимо, раскрываемость в полиции не очень большая, и они довольно быстро убедили гастарбайтера дать показания о том, что Максим Хохлов своровал у него мобильный телефон, кстати, мобильный телефон старый, он стоит несколько тысяч рублей. И на этом пустом деле появилось уголовное дело. А теперь кто такой Максим Хохлов? Максим Хохлов только что отсидел, он приехал в Москву, он поступил на работу, он женился, они решили зачать ребенка, то есть это реальная семья, реально человек встал на ноги, а сейчас это все разрушается просто для того, чтобы полицейские отчитались за кражу мобильного телефона, который вообще ничего не стоит. И Максима взяли под стражу, он сидит уже два месяца, и сейчас уже начинается судебное дело. Мы его защищаем, я писал на эту тему статью. Я знаю, что его защищает и депутат Госдумы. Если я сейчас немного негативно высказывался о иерархии в нашей церкви, то сейчас я хочу сказать, что Максиму помогает община одной из московской церквей, люди никому особенно неизвестные. И недавно была процедура венчания прямо в СИЗО, это все было обеспечено прихожанами этой маленькой церкви. И священник этой церкви защищает Максима Хохлова. Почему полицейским не увидеть и не услышать всю эту историю и не закончить это все? Я написал в прокуратуру города Москвы, чтобы прокурор не подписывал обвинительное заключение, но он его подписал, и сейчас дело находится в суде.
В.И: Какая перспектива по этому делу и ваши личные прогнозы?
Л.П: Прогноз не очень утешительный, но мы будем бороться, всегда надо надеяться, что мы выиграем каким-то образом этот суд или ему дадут минимальное наказание.
В.И: Лев Александрович, спасибо большое, что побеседовали с нами. Надеюсь услышать вас в следующий вторник. До свидания.
Л.П: До свидания.
В.И: Далее с нами на связь выйдет Святослав Хроменков, юрист, председатель правления общественной организации «Сибирь без пыток» (г. Иркутск). Святослав, здравствуйте.
Святослав Хроменков: Здравствуйте, Валентина.
В.И: Мы как-то с вами выходили на связь и обсуждали такое явление, как «АУЕ», некоторые расшифровывают это как «арестантский уклад един». Это явление, которое в последнее время набирает популярность среди молодежи, некоторые эксперты говорят, что эта болезнь охватила чуть ли не половину регионов страны, если не больше. И в минувшие выходные «АУЕ» вновь вспыли, когда в Челябинске произошел скандал на фестивале красок Холи. Там молодежь атаковала полицейских, которые на УАЗиках проехали через толпу. И кто-то из молодых людей, которые снимали видео кричал, про «АУЕ». Что вы можете рассказать про «АУЕ», как обстоят дела на данный момент, и изменилось ли что-то за те несколько месяцев, что прошли с тех пор, как мы последний раз поднимали эту тему?
С.Х: Наш проект также продолжается, мы встречаемся и проводим мероприятия по просвещению молодежи, в основном несовершеннолетнего возраста. У нас сейчас проект в этапе сбора информации. Мы собираем информацию в регионах, и мы видим, что запросы есть на нашу работу. Сейчас изменения не видны, и о них говорить рано, потому что проект мы ведем около полугода. В настоящее время наш проект на этапе сбора информации, и работа идет.
В.И: А как реагирует молодежь? Что-то изменилось за последние несколько месяцев?
С.Х: Я бы не сказал, сейчас пока рано анализировать. А для Сибири это очень актуально. Я сейчас нахожусь в Новосибирске на конференции. Мы общаемся с правозащитниками, общественниками Сибири, со всего Дальнего Востока. И я о нашем проекте говорил, поднимал эту тему, и мои коллеги согласны с этим, что у нас такая проблематика стоит. Наверное, по эту сторону Урала по сравнению с центральной частью России, с Москвой у нас больше этого, как говорится, край сидельческий. Но если конкретно говорить о нашем проекте, то о результатах говорить рано. Мы сейчас обкатываем наши задумки, которые мы хотели бы воплотить в жизнь, и занимаемся сбором информации. Планируем поехать по городам области.
В.И: А можете для наших радиослушателей, которые не слышали предыдущих эфиров, какой-то яркий пример из личной практики проявления «АУЕ» в вашем регионе, с которыми вам удавалось контактировать?
С.Х: Я не видел нигде, чтобы на стенах или заборах в Центральной России писали «АУЕ». А у нас это есть, можно выйти и увидеть, что надписи эти на домах, на заборах. И из других городов области нам присылают фотографии такие же. Нам прислали фотографию, например, что на стене колонии написали «АУЕ». У нас шьют игрушки с символикой «АУЕ». И молодежь как-то ярко это приветствует. Я слышал, что даже лозунги выкрикивали на улицах. У нас это все идет с Республики Бурятия, а Иркутская область, она как бы русская, через нас дальше проходит в Красноярский и Алтайский край, а у нас оседает вся эта тюремная субкультура криминальная и традиции.
В.И: Правильно ли я понимаю, что вы сейчас разрабатываете новый проект, и его суть в открытии школы общественного защитника? Что это за школа такая? Как она будет работать и чему смогут обучиться те люди, которые в эту школу придут?
С.Х: Я вообще хотел сказать, что мы работаем по проектам правозащитного центра. В 2016 году работали по президентскому гранду, и у нас были тренинги с гражданскими активистами. А сейчас нас поддерживает губернатор Иркутской области, и тренинги с гражданскими активистами мы ведем. И что тренинги по профилактике преступного поведения, что этот проект по организации школы, они у нас родились в ходе общения с молодежью, с гражданскими активистами, с волонтерами, которых мы приобщаем к гражданской активности, потому что спрос есть, и проблематика такая есть, поэтому мы стали работать. Это не наша инициатива, они просто просят. И эти наши проекты готовы вести без денег и грандов, потому что у молодежи есть запрос. Сейчас, после митингов 26 марта во всех регионах обострилось отношение между гражданским обществом и органами государственной власти, и наш регион этого не избежал. Мы знаем, что наши коллеги в Москве и других регионах организовали ликбезы о том, как обычному и простому человеку, который не имеет юридического образования, не является адвокатом и никак не общался с органами государственной власти, защитить свои права и права других людей. Мы в ходе работы с молодежью увидели у них такую потребность. У нас сейчас возбуждено уголовное дело по нарушению чувств верующих, там задержали 8 человек. Мы с ними общались, проводили тренинги, они хотят научиться себя защищать, у них нет возможности нанять адвоката, потому что это дорого, они не являются членами ОНК, но они хотят как-то использовать свои права, защищать их, защищать друг друга. И кроме этого, у нас много такой молодежи, которую мы хотим научить этому. Я вообще считаю, что закон должен быть равным для всех, а также должно быть равное правосудие. И сейчас, организовав такую школу, мы дали такой призыв сказать им, что они от нас хотят, какие инструменты они хотят получить, мы готовы научить их, как себя защитить в рамках административного расследования, уголовного производства, показать тактики гражданской защиты, поделиться своим опытом, секретами и объяснить им, какие механизмы надо пройти для обращения в Европейский суд. Мы сейчас готовим план, собираем запросы, ожидания и формируем группы. Мы будем делать из простых людей общественных защитников, делать так, чтобы защита была доступна для каждого.
В.И: Уже примерные сроки известны, когда начнет первая группа обучаться? Сколько человек в эти группы входит? Кто вошел в предварительные списки? Кто сейчас претендует на то, чтобы пройти подобного рода обучение?
С.Х: Последний раз мы проводили тренинг, там порядка 12 человек было, они изъявили желание. Сейчас рано говорить об этом, нам еще работать с кандидатами, мы будем их отбирать.
В.И: А для Иркутской области насколько это все актуально? После митингов 26 марта много где по России были скандальные моменты, на которые обращали внимания СМИ из разных регионов. Вот в Иркутской области насколько это отразилось?
С.Х: Я считаю, что это очень актуально. А актуально почему? Вот молодежь, рожденная в 90-е годы, еще не застали того государства, которое развалилось в 1991-м. Они были рождены на принципах демократии. Они спрашивают: а что, у нас разве не демократическое государство? И для них очень удивительно, когда они слышат, что там чиновник не так поступил, там полицейский пытал. И именно они выходят на улицу, они протестуют против этого произвола. Если мы, люди более старшего поколения, может быть, с чем-то смирились, потому что застали то авторитарное государство, то эта молодежь не готова к этому, чтобы их просто так отдать, они были рождены свободными. А поскольку они хотят свои права и свободу защищать, я считаю, что наш гражданский долг дать им этот инструмент защиты. В нашей области я вижу таких людей, я думаю, что ближайшее мероприятие будет уже в июле проводиться.
В.И: По личной практике, как юрист, как можете оценить степень важности знания законов? Насколько важно молодым людям быть в курсе, как себя правильно вести с точки зрения закона? В какие негативные моменты это незнание может вылиться? И удастся ли избежать проблем, если подростки пройдут обучения в вашей школе?
С.Х: Я думаю, что это будет важно и им самим, и органам государственной власти, потому что я буду настраивать их на мирное поведение, на законопослушное поведение, на то, чтобы в их действиях во время их гражданской активности не было никакого насилия и нарушения закона. Я думаю, что это важно для обеих сторон этого гражданского общества и государственной власти, чтобы у нас на улице не было каких-то нарушений закона. Говорят, что в Москве 26 марта полицейских били — чтобы такого не было.
В.И: Святослав, спасибо вам большое, что побеседовали с нами, желаем вам удачи на мероприятии, на котором вы присутствуете. До свидания.
С.Х: До свидания.
В.И: Мы сегодня обсудили очень много вопросов, а мне остается только проститься с вами. Слушайте наши эфиры в подкастах на сайте salt.zone. До свидания.
Источник: https://salt.zone/radio/7712
