В Карелии новый губер. Здесь именно его никто особо не ждал. Но президентское благословение получено, и на то, вероятно, есть божья воля. Почти три месяца как перманентно набожный генерал-губернатор временно исполняет обязанности, хотя, естественно, никаких улучшений не последовало. Он всё грозится навести порядок, жёстко спросить и, конечно, пополнить скудеющий бюджет. Вынашивает планы ускоренно развиваться. Обещал даже трансформировать структуру регионального управления, но так до сих пор и не утвердил изменения. Меняет лишь обладателей высоких кабинетов, впрочем, и здесь преобладают варяги, которые до этого о республике имели сугубо теоретические представления. Но разговор не о них. Разговор о тех, кто дружно стал млеть, выражать лояльность и демонстрировать безудержную надежду на исключительно положительные изменения.
«Москва направила человека, дайте ему поработать». «Его же президент поддержал». «Давайте поможем новому главе». И, конечно, практически классическое: «Надо подождать». Особенно умилительно всё это звучит из уст уже много раз наступавших на грабли журналистов. Нет, конечно, есть пресс-секретарь и сотрудники пресс-службы. Люди тратят свои жизни, мозги и таланты на то, чтобы объяснять мудрость, духовность и исключительно усложнённую организацию натуры начальства. Но остальные-то? Где вы, мастера слова? С кем? Всё желаете получить бенефиты и профиты, индульгенции и гарантии будущего непрессования?
Например, на сегежской зоне кого-то пытают, но журналист в этот момент занят многозначительной рефлексией о насилии. И вместо того, чтобы сказать «какого чёрта губер не замечает того, как пытают людей», он увлечён герменевтикой и феноменологией. Классификацией несуществующих, сложных смысловых связей в бытовой магии. В чём социальные причины того, что кого-то пытают? Только ли в формировании негативной идентичности? Можно ли изобрести язык описания, согласно которому пытка не является пыткой?
Удивительно, как за последние три месяца некоторые мои знакомые и приятели по бумагомаранию наперегонки устремились демонстрировать обостряющееся желание вписаться в этот адский контекст: как предложить нетривиальные интерпретации для государственного насилия, стремления отжать и поиметь? Как представить всё это более утонченным и показать свою интеллектуальную потенцию? Интереснейшая и амбициозная задача, занимаясь которой, уже нет необходимости рефлексировать о том, зачем ею вообще заниматься.
Удивительно, как за последние три месяца растворилась журналистская интеллигенция, которая до этого не участвовала в приватизациях и распилах, считала интересы власти для себя чуждыми, а идею службы позорной в моральном отношении. Писательский класс был не бенефициаром правительства, а его критиком. Да, порой было страшно обидно, а кому-то бывало просто страшно. Зато в отличие от многих не было пространства сказать: «У меня нет прав лишь только по факту жития в этом мире». И вот теперь, не приобретя ни новых прав, ни влияния на поведение нарциссического губера, многие журналисты начали искать в таком положении вещей преимущества.
