Человек рисующий. Автопортрет

Существует театр профессиональный. Любительский. Драматический и постдраматический. Социальный и документальный. А ещё существует театр Светланы Ботевой. Не художника. Не фотографа. Не актёра. На самом же деле – всё это вместе.

В апреле в кировском Дворце молодёжи состоялась премьера моноспектакля Светланы Ботевой "Люблю хорошего человека" – третья большая работа Светланы, созданная в драматической лаборатории. Чуть раньше были роли в "Наташиной мечте" Ярославы Пулинович, прекрасном и ужасном "Июле" Ивана Вырыпаева. Обе – солирующие. И потому в какой-то степени закономерно, что следующим шагом стал моноспектакль.

Впрочем, само слово "спектакль" создаёт ненужные рамки. Диктует зрителям определённые представления и навязывает инструменты, с помощью которых работу Светланы сложно "измерить" и описать. Это не столько спектакль, сколько перформанс. Вид современного искусства, где "произведением являются действия самого художника". Как только возникает этот термин, всё сразу встаёт на свои места.

"Люблю хорошего человека" – это, как обещают авторы (художественный руководитель – Михаил Андрианов, художник – Ана Агапова), "немного красок, много слов и переживаний". О любви. Не только к хорошему человеку, но и к театру, и к миру. Тому самому, что виден за окнами кабинета, где идёт спектакль.

Понемногу темнеет. Крыши домов отражают полыхающий над Вяткой закат. Там живёт город. Здесь зрители ждут начала спектакля. На импровизированной сцене – сценография минималистична: пара мольбертов, лестница-стремянка, банки с кистями, стол деревянный, укрытый полиэтиленом, пара офисных стульев, зеркало на стене, широкая полоса бумаги, а под ней слой прозрачной плёнки и баннер с логотипами управления молодёжной политики – девушка в рыжей футболке, с рыжими волосами и рыжими серьгами-кольцами. Рассказывает о видах любви – агапе, людус, эрос, мания, прагме, сторге. И спрашивает: "Сколько видов любви вы испытываете одновременно?"

Общение со зрителями определено правилами игры. Потому что всё это, в сущности, просто разговор. А ещё это "глупо, не оригинально, не ново". Так говорит Светлана – автор и персонаж одновременно – в самом начале спектакля. Но в этом ли дело, когда речь – о том, без чего нельзя? О самом важном. О том, за что можно полюбить. Куда себя применить. И ещё, ещё, ещё. Вопросы, которые мучают нас, когда нам пять. Когда одиннадцать. Семнадцать. И далее – до самого конца. Ответа точка нет.

Эта самая точка, разбившая предложение посередине, – это к слову о сложной пунктуации перформанса. Его сбивчивой, пульсирующей лексике. Тут, как в доме Облонских, смешалось всё: живая – здесь и сейчас – речь автора/персонажа, цитаты из википедии, немного поэзии, немного прозы. И много чужих голосов: друзей, преподавателей, того самого "хорошего человека". Которому ближе к финалу автор скажет "Спасибо!" Не за чувства, которые оказались ему не нужны. А за "всамделишную любовь к театру".

В конечном итоге спектакль получился не только и не столько о любви. А о том, что у каждого из нас был кто-то, кто, конечно, протоптался грязными резиновыми сапогами по сердцу, насорил крошками от сушек в душе, но оставил после себя какую-то другую любовь. К театру. Живописи. Музыке. Или чему-то ещё. Это об умении перевести страдание в созидание. Про путь от "ты не умеешь всё!" к огромному автопортрету на стене. Который Светлана дорисует – несколькими широкими и смелыми мазками – под "Жёлтый лист осенний". Глаза у портрета закрыты. По щекам – слёзы. Или просто краска течёт? Узнаваемая линия губ. Тени на скулах. Ярко-рыжие волосы.

Я ничего не понимаю в театре и совершенно ничего – в живописи. Но мне кажется, это очень красивый автопортрет. И очень живой, искренний, настоящий театр настоящего художника.