Вся жизнь служивого человека состоит из формальностей. Правда встречаются, не редко, кстати, разные забавности, эти формальности скрашивающие. В мои-то годы службы, в «лихие 90-е» этих забавностей было пруд пруди.
Все таможенные процедуры поделены на так называемые «режимы», т.е. твердые и установленные наборы тех зверств и пакостей, которые наше родное государство готовит участнику внешнеэкономической деятельности, в зависимости от того, чего он с ввозимым товаром хочет делать. Чтобы, значит, люди знали и заранее готовились.
Свой набор есть для «выпуска в свободное обращение», «транзита», «временного ввоза», прочих разных и среди них, на случай если какой-то товар прибыл к нам в Россию-матушку только для того, чтобы здесь и погибнуть, есть и самый забавный таможенный режим. Называется «Уничтожение».
Это когда после заполнения грузовой таможенной декларации, оплаты сборов за таможенное оформление, оплаты услуг специалистов и прочего служивого люда, складов, транспорта и пр. товар приводится в негодность и утилизируется.
Все под строгим таможенным контролем. Применяется такой таможенный режим вельми часто и всегда сопровождается разного рода нервенностями. Ну, оно и понятно. Кому охота собственный товар, за который деньги плачены, бульдозером давить? Никому. Но – надо. Таможенный кодекс – еще та вещица.
Уничтожали мы на моей памяти много чего. Бананы. Пиво в банках голландское. Консервацию болгарскую. Вино молдавское в бутылках. Вино не-молдавское в цистернах. Радиотелефоны «Сенао» корейские. Масло сливочное Литовское. Уже все не вспомню.
Самыми первыми были бананы. Четыре мехсекции, т.е. 16 вагонов-холодильников. Помню , что решено было бананы давить бульдозером. Операция все проходила ночью на станции Киров-1. Пригнали на какие-то запасные пути нам этот состав, выдали грузчиков и работа началась. Грузчики вагоны вскрывают, связки бананов в грузовики грузят, машины метров на 300 отъезжают, бананы сваливают в кучу. И когда кучка вырастет, по ней два бульдозера катаются, давят бананы в мелкую пыль и неаппетитную кашу, а потом сгребают остатки и снова на самосвалы и уже их на свалку.
Вот такая забавная процедура. Народу было в ней задействовано человек 20. Двое из таможни, я и Аркадьич Морогов «Терминатор», ну и целая толпа простого рабочего люда.
Начали весело и быстро. Где-то спустя час-полтора работы, когда народу процедура стала понятна, начались к нам «подходы».
- Давай, начальник, пару «Камазов» бананьев нам отдай, чтобы веселей работалось? Мы, естественно, ни в какую.
- Нельзя. Отрава это.
Народ неодобрительно покивал, но притих. Только пошушукались чего-то. Работа идет. Только смотрим мы, что народу у нас как-то меньше стало. Аркадьич пошел на площадку банановой казни выяснять как там дела и где люди.
Только ушел, слышу «Бух!», потом еще «Бух!! Ба-Бах!!». Стреляют, значит.
Ну я тетрадочку, в которой бананы учитывал, в сторону. За кобуру цап и бежать к нему. Чтобы, понятно, круговую оборону держать. Виданное ли дело, нападение!
Пока бежал чего только не передумал. Обоймы запасные сосчитал, на сколькерых супостатов хватит. Ладно. Прибегаю, уже хотел на землю прыгать, отстреливаться, но смотрю – жив Аркадьич. Стоит, «макаровым» своим в живот какому-то упырю тычет и матом на него орет.
«Ты,- говорит, - нехороший человек, зачем плохо так поступаешь? Ну, это я перевожу, конечно. С армейского, на удобочитаемый неподцензурный. Выясняется, что работяги наши, видя несговорчивость непонятных начальников и не желая нас травмировать прямым неподчинением и отступлением от выданных указаний, решили сами тихонько немного бананчиков семьям своим преподнести. По машинке на брата.
И застал их Аркадьич в аккурат за тем, как они с самосвала на свою, специально подогнанную «Газельку», режимные бананы и перебрасывали. Как положено, предложил им Аркадьич сдаваться, ну и для острастки в воздух давай палить и молнии метать. Дескать ему, офицеру имеющему ранения, за Родину кровушку проливавшего, за четверых зажмурившихся несунов-расхитителей ничего не будет, кроме еще одной медали, а патронов у него хватит на всех.
Повязали мы их, подъехавшим милиционерам сдали. После такого происшествия все очень быстро поуничтожалось, никто больше не шалил. Наутро нас с Акадьичем прокурорские за бумаги засадили, писать, что как было, кого и сколько раз предупреждали, куда стреляли и где гильзы.
Как водится человека списать легче, чем патрон стрелянный.
Мужики уж думали, что у нас после этой перестрелки оружие отберут и мы на досмотры будем с баллончиками ездить, но нет, обошлось.
Помимо хозяев уничтожаемых товаров всегда, кстати, простой люд переживал за добро, которое мы портили.
Когда пиво на свалке тракторами давили, зимой, так народ потом руками голыми кучи разгребал и, нет-нет, да и баночку найдет.
А вот, например, как вино уничтожали. Сидит работничек над канализационным колодцем, ему подтаскивают бутылки с молдавским вином, он их открывает и над люком колодезным опрокидывает, выливая все в канализацию.
Чтобы, значит, бутылки целы были, все добро чтобы не пропало.
Так ведь чего удумали-то. Подвесили чистое эмалированное ведро на веревочке в люк и ну себе сливают винцо. Ну и регулярно ведро достают и в канистры себе сливают. Ладно вовремя мы это заметили, пресекли. Ничего, кстати, смешного и нелепого в истории нет. Винище точно было метанолом приправлено, горчило, а бананчики те, про которые выше, вообще ядом каким-то, так что мы их не пробовали.
Вот и выходит, что режим «Уничтожение» самый сложный и для таможенника опасный. Отравиться можно.
