"Левиафан" на линии огня

Повод для поста: с помощью знакомой журналистки нашел ссылку на доступ к фильму Звягицева «Левиафан», который давно уже многими обсуждается и без просмотра. Я дилетант в искусстве кино и ничего, кроме того, что художественная форма фильма мне показалась очень убедительной и способной вызывать глубокие переживания, сказать не могу. И в данном случае я рассматриваю этот фильм не как произведение искусства, а как социальный факт. 
Тема фильма - мафия в маленьком северном городе. Преступники, попирающие закон, выдавливающие или уничтожающие всех, кто пытается встать на их пути. Беззаконие творятся не бандитами, а главой района, прокурором, руководителем УВД. Формально верно и не придерешься, но, если вникать в символику, то очевиден далеко идущий намек: глава-преступник сидит в кресле под портретом Путина. Другой его зонтик - православная церковь. Мафиози регулярно пьет водку и чай с местным владыкой, советуется с ним, а тот его успокаивает: всякая власть от Бога! Кроме того, мафиози - прилежный прихожанин, регулярно ходящий в церковь, помогающий ей материально, стремящийся построить новый храм. 
Сюжет прост: глава района отбирает участок земли у простого местного жителя (глава определяет его ярко как "вошь"). Тот не согласился и был раздавлен, несмотря на привлечение на свою сторону влиятельного московского адвоката. На захваченной земле строится православный храм. В финале фильма местный владыка в церковной проповеди в новом храме говорит очень верные слова о правде, о Христе, а среди внимающих ему - и глава района со своим окружением. 
Такой фильм диссонирует с поставленным на поток производством социально-терапевтических фильмов, в которых зло неизбежно наказывается героическими слугами закона. У Звягинцева зло не наказывается, а торжествует на фоне полной беспросветности горизонта.

Имя Левиафана заимствовано изначально из Ветхого Завета, где упоминается морское чудовище, иногда отождествляемое с сатаной. Английский философ Томас Гоббс, заложивший один из краеугольных камней в современой интерпретации государства, использует образ Левиафана для описания другого чудовища - государства, которое, несмотря на всю свою неприглядность, является наименьшим злом перед лицом перспективы войны всех против всех. Это гадкий полицейский, который, однако, лучше, чем разгул преступности. Книга Гоббса «Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского» остается на полке современной классики. На рисунке в первых изданиях книги Гоббса Левиафан изображался в виде огромного человека, тело которого состоит из множества маленьких человеческих тел. В руках Левиафан-государство держит крест и меч. Иначе говоря, государство - это машина, но масса ее деталей приводится в действие массой людей, оглядывающихся и на крест, и на меч.
В этом фильме мафиозная власть (Левиафан) создает систему, в которой человека сознательно превращают в вошь. И глава района так и определяет простых граждан. Раздавить вошь - это акт, не могущий быть и основанием для сомнений, особенно учитывая то, что вошь давится для богоугодного дела: строительства харама, которому упрямый мужик мешал, отказываясь продать свой участок.
Смысл фильма не в авторской задумке, а в том, что в нем увидел зритель (или не увидел). Зрители разные, как различны и органы чувств и осмысления, помогающие переварить увиденное. В силу этого и смыслов у одного и того же фильма множество. Каждый видит и не видит в нем свое, а потому бессмысленно спорить. Можно только делиться впечатлениями от увиденного.

При просмотре «Левиафана» невольно возникает соблазн сказать, что это метафора России. Не исключаю, что и создатели фильма не убереглись от него. И это естественный риск всех художников. Как плох солдат, "не мечтающий стать генералом», так плох художник, который не мечтает создать «энциклопедию русской жизни» или вывести формулу, раскрывающую смысл всего происходящего. Однако риски и соблазны, с которыми борется художник, не должны зрителю мешать смотреть фильм, думая своим умом.
Соблазн обобщения толкает либо к невольному заблужденнию, либо ко лжи (сознательному введению в заблуждение других).
Россия не такая. В то же время сказать, что фильм - это клевета, будет клеветой второго уровня, т.к. фильм патологически правдив. Я не увидел в нем ни одной значимой детали, которую бы сам не встречал в жизни. Значит, проблема не в фильме, а в неверном инструменте, который используется людьми, оценивающими его противоположным образом. Реализм ограничен конкретными рамками изображаемого явления. Но он превращается в пропаганду, когда конкретное представляется как всеобщее. И эта ошибка в равной мере характерна и для тех, кто говорит, что вся Россия такая, и для тех, кто утверждает, что это клевета на нее. Ложь в соблазне превратить факт в универсальную метафору - принимаемую или отвергаемую. Знак перед утверждением («плюс» или «минус») значения не имеет. 
Фильм вышел в неудачное для художника время. Духовная атмосфера в глобальном масштабе пропитывается агрессией, злобой и политическим ядом. В такой атмосфере самым естественным образом в головы людей приходит вопрос, поставленный Максимом Горьким : «С кем вы, мастера культуры?» (статья 1932 г.). В этой атмосфере возникает соблазн, говоря словами В.Маяковского (1926 г.) к «штыку приравнять перо", интегрировав искусство с пропагандой и, таким образом, сэкономив средства. Мало того, в любом пере мерещится чей-то штык. Что поделать? Таков дух нашего времени!
При всей органичности нынешнего министра культуры России этой атмосфере надо отдать ему дань уважения за то, что подведомственное ему министерство поддержало создание этого фильма, который не вписывается в примитивную патриотическую пропаганду (при этом самому министру фильм не понравился). 
Я подчеркиваю слово «примитивная», поскольку патриотизм бывает разный. Один состоит в том, чтобы не выносить сор из избы и превращать серьезнейшие проблемы в «отдельные недостатки» (классическая формула советской пропаганды). Другой патриотизм состоит в том, чтобы бить в набат, призывая спасать Россию, которую такой Левиафан ведет к катастрофе. И если понимать патриотизм именно так, то фильм Звягинцева - эталон патриотизма. После его просмотра в душе зреет однозначный вывод: "Так жить нельзя!" Но в условиях военного времени такой патриотизм определяется с помощью расхожей фразы "лить воду на мельницу врага". И тут уже камни летят и в адрес политически близорукого министра. Как пишет один из православных критиков фильма, "при финансовой поддержке Министерства культуры России (sic!) российский режиссер Андрей Звягинцев снял откровенно пропагандистский лживый фильм против Православной Церкви, против России и ее народа". А если с этим согласится администрация президента? А если Сам? Бедный министр! Теперь уже титулованного режиссера примут где угодно, а кому нужен министр?
"Комсомольская правда" (23.01.2015) уже ставит схожий диагноз: "...«Левиафан» берет приз за призом на западных кинофестивалях, а на родине многими (может быть, даже большинством - пока нет таких исследований) воспринимается чуть ли не как образчик изощренного предательства. Как удар в спину со стороны «пятой колонны». «Да как можно в наше время выпускать такой фильм»?! - читаю я гневные выпады. - Это же сплошное унижение матушки-России». 
В первых рядах критиков оказалась православная общественность. Т.н. "православные активисты" увидели в фильме клевету и на церковь, и на Россию, озвучив предложение о его запрете. "Левиафан" — это зло, а злу не место в прокате, — уверен глава Ассоциации православных экспертов Кирилл Фролов. Председатель Синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин поддержал мнение православных экспертов о картине, которую не видел: "Фильм сделан в расчете на западную аудиторию, точнее, западную элиту, так как сознательно воспроизводит расхожие мифы о России и помогает этим мифам укорениться". Протоирей Григорий Крылов дает обстоятельный разбор фильма, утверждая, что он не имеет ничего общего с действительностью: "Ну не было в России, и никогда не будет подобных взаимоотношений чиновников и обывателей. И уж тем более фантазии (известного авторства) – формат взаимоотношений местного архиерея и губернатора (мэра). Это похоже на детские страшилки. Как рассказы о том, что на Руси по улицам медведи ходят. В каком фантасмагорическом сне привиделось такое сценаристу и режиссеру? А эти «пастырские» наставления? Какое больное сознание могло их родить? А язык? Ну как же так можно самого себя так «обделать»? <...> И еще, благодаря своей яркой политической конъюнктурности, этот фильм вполне может стать оправданием и идеологической подготовкой готовящегося майдана в России. Ведь российское государство, по версии Звягинцева и его консультантов-белоленточников - это вселенское зло, сравнимое с библейским чудовищем, сатаной и его надо уничтожить".
В качестве резюме так и просится слово "национал-предатель", вновь введенное в широкий оборот президентом РФ.
Однако атмосфера холодной войны захлестывает не только Россию. Описанные выше соблазны военного времени сильны на Западе не в меньшей мере, чем у нас. И это толкает к тому, чтобы видеть в фильме страшную метафору всей современной России и в этом качестве использовать его в пропагандистской войне. И сам режиссер не против такого понимания фильма, мораль которого созвучна с его интерпретацией ситуации в стране, которую он дал в интервью английской газете: "У меня есть ощущение абсолютной бесполезности обладания здесь правом голоса. Мне 50 лет, и я ни разу в жизни не голосовал на выборах, потому что я абсолютно уверен, что в нашей системе это совершенно бессмысленно… Мы живем в феодальной системе, когда все находится в руках одного человека и все остальные находятся в вертикали подчинения».
И сила этого ресурса увеличивается с помощью наделения его символами признания и успеха. Аналогичную ситуацию попадания большого художника на границу между двумя враждующими сторонами мы неоднократно видели с Нобелевскими премиями мира и в области литературы. Так недавно через итальянскую газету «La Stampa» прошла информация о том, что в 1958 г. ЦРУ лоббировало кандидатуру Бориса Пастернака, чей роман был запрещен в СССР. И тут совершенно неважна достоверность столь деликатных данных. В атмосфере холодной войны ЦРУ не могло не быть объективно заинтересовано именно в таком решении. Аналогичным образом и КГБ было заинтересовано в распространении американской литературы, обнажающей язвы капитализма. И как тогда Пастернак оказался на линии огня, так и у Звягинцева есть такая перспектива.


Не берусь судить о художественных достоинствах фильмов, выдвигавшихся на российскую премию "Золотой орел", но победа фильма Н. Михалкова "Солнечный удар" над гораздо более признанным мировым киносообществом "Левиафаном"мне кажется вполне логичной в сложившейся духовной атмосфере. Западные и российские эксперты, раздающие премии, уже начали заметно расходиться в оценках.У меня нет сомнения, что в широкий прокат фильм не пойдет - ни в кино, ни на ТВ. Причина идеологическая, убедительный повод формальный, но к нему не придерешься: в фильме много мата, что запрещено законом. И режиссер стоял перед дилеммой: либо правду сказать, либо закону соответствовать. Без мата такую правду не скажешь.При этом в Великобритании фильм вышел на экраны в 2014 г. Правда, вопреки традиционной для киношнико коммерческой логике, этот фильм пошел в Интернет, где его увидит гораздо больше людей, чем могло бы увидеть в кинотеатрах. 
Однако, несмотря на неизбежность вовлечения фильма «Левиафан» в грязные политические игры, стоит отделять само произведение от замыслов людей, преследующих совершенно иные цели и не путать обсуждение эффективности пропаганды с обсуждение художественной правдивости этого великолепного фильма. 
Фильм о России и только о России. Но парадокс в том, что толчком для осмысления этой темы и написания сценария «Левиафана» стал реальный случай из американской жизни – трагическая история колорадского сварщика Марвина Джона Химейера, у которого цементный завод пытался отобрать дом. Химейер запаял себя в бульдозере, превратив последний в танк, и снес завод с лица земли, а потом покончил с собой. Я в это время был в США и смотрел видео об этой потрясающей истории, активно обсуждавшейся американцами. И это позволяет говорить, что фильм не только о России, а о власти вообще, которая то тут, то там создает такие мафиозные углы, в которых человек превращается в вошь. Однако режиссер, поразмыслив, видимо, решил, что Россия - это более убедительная сцена.

Оригинал