Нас не отпускает культура погрома

Погромная культура — это часть культуры гражданского общества. Это надо очень четко понимать. Как и суды Линча. Это способы решения проблемы путем немедленного гражданского вторжения. Если гражданам что-то не нравится, то они, не используя существующие в наличии те или иные правовые технологии влияния, начинают использовать не правовые технологии немедленного вторжения, технологии ускоренного решения проблемы.

Намеренный отказ от деятельности в рамках правового поля, по тем или иным причинам. Может быть, из-за неэффективности правового поля, может быть, из-за ограниченности правовых технологий, может быть, из-за медленности правовых инструментов. Но очень часто из-за неспособности воспользоваться правовыми инструментами для решения проблемы. 

В основе погромной культуры лежат технологии насилия и унижения или технологии угрозы насилием и унижением. Кстати, самым крупным проявлением погромных технологий является именно революция. Это как бы квинтэссенция погрома. Когда погром становится технологией дестабилизации права и основной заменой вообще всей правовой машины, культивируемой современным государством как основа существования, когда погром как бы становится основной культурой. Даже в мелочах.

Когда все исходят из позиции не правил, уравнивающих слабого и сильного, а из позиции — тот получит, кто сильнее, агрессивнее, быстрее, наглее. Т.е. в магазины или еще куда-то стоит очередь — это правовая культура, когда вне очереди прорывается к прилавку более наглый и более сильный субъект — это проявление погромной культуры. Даже блат — это правовая культура, правда снижающая ценность права, потому что в обход общих уравнивающих правил приходит правило клановости, семейственности и т.д. и т.п, названий этому придумано много. 

Очень важный момент. Хочу обратить внимание, что государство кровно заинтересовано в правовой, а не в погромной культуре. Как только государство обращается к погромной культуре, начинает ее пропагандировать, развивать, происходит самое опасное. Сама погромная культура выходит из-под контроля и пожирает государство. 

19-20 век — это были века расцвета погромной культуры, культуры революций. Сегодня, в 21 веке, мы находимся либо на излете погромной культуры, либо в момент ее перерождения и формирования другого варианта погромной культуры.  кстати, водораздел погромной культуры и постпогромной культуры проходит где-то в наши дни. Культивирование революций как способов решения проблемы не правового абсолютизма — это был основной тренд конца 18 - начала 19 века. Романтизация революционеров. Гарибальдийцы, декабристы, якобинцы. Это стройный ряд бандитов и убийц, который не просто романтизировали, а подняли до божественной величины. 

Погром как единственный способ сопротивления абсолютной власти — .это стало основной идеей на многие десятилетия для всего мира. Эта культура наиболее полное собрание получила в учебниках истории СССР. Вся история — это цепь революций. Во всей истории выхватываются восстания против абсолютизма, и это подается как основной двигатель истории, как смысл истории. В характере человека, захваченного этой культурой, самое главное — это рубануть изо всех сил по узлу противоречий и  крикнуть «стоп — хватит терпеть». Только немедленный не правовой путь — это способ разрешения всех социальных проблем. 

А что же дальше? Ну хорошо, погром и революции разрушили всю сложность. Тут интересный перелом. Для конца 19 века основным героем погромщиком, типа Овода (Книга Этиль Войнич), был революционер, погибший в погроме. Улицы и площади наших городов заполнены названиями погибших погромщиков: Бабушкин (вез оружие для погрома и был расстрелян), Халтурин (подорвал одну из комнат со слугами в царском дворце и был повешен), и т.д. и т.п.

Гибель в погроме как высшая степень вознесения, как причисление к лику святых. А потом иконостас из этих святых по всем улицам и площадям страны. В 20 веке погромщики получают власть, и культура революции, которая их привела к власти, вдруг становится основной технологией власти. Погром как ежедневное, ежесекундное существование власти. Власть, основанная не на праве, а на погроме, на терроре. Но такого ведь не может быть!

Это правда, погром — это состояние перехода, это состояние овладения властью, а когда вы у власти погром должен быть обуздан и погромщики должны быть ликвидированы, заперты, социализированы. Да, частично так и произошло. Погромщики были либо социализированы, либо ликвидированы. Так закончились все революции, они закончились террором против тех, кто эти революции делал. Но погромная культура не может исчезнуть сама по себе. И вот тут происходит чудо — погром канализируется в право. Погром как бы загоняется в рамки права и обретает формы права. 

Наиболее ярко это видно в превращении погромной культуры в правовую на примере Германии периода 33-45 года 20 века и России периода 19-53 года 20 века. Как же эта канализация выглядит. Более четкого определения этой погромно-правовой культуры дал Муссолини: «Друзьям все, врагам — закон». Закон как погром, а не общий регулятор. Право превращается не в общие правила, а в систему кары за недружественность и нелояльность.

Эта культура была очень заразительна, она проникала во все страны и культура правового погрома стала всепобеждающей. В нее уверовали даже самые активные противники революции, как таковой. Карательно-правовые системы государств стали оттачиваться. Пласт наказаний за мысли становится очень серьезным довеском во всех самых развитых правовых культурах мира. Во всех без исключения странах появляются институты преследования собственных сограждан за неправильность. Отличия были только в очерченном наборе преследуемых идей (где-то список преследования был вообще не ограничен и заменялся списком лояльности) и радикальности системы наказания (где-то стремились искоренить неправильность, а где-то исправить).

Самое интересное, что не только государство стало носителем культуры погромного права, но и общество стало носителем культуры погромного права.  До середины 20 века общество могло со спокойствием создать внутри общин правило изгнания человека за нелояльность обществу. Ты нам не нравишься — пошел вон. В середине 20 века, извлекая урок из немецкого погромного права, которое привело к массовому насилию, была попытка как-то обуздать общественный и государственный погром. Возникла концепция толерантности, возникла концепция Права Человека. В общественную жизнь, в право как таковое, в нормативное право стали вживляться принципы, которые с точки зрения интеллектуалов Европы 20 века, могли бы не допустить развития погромной культуры. 

Увы, увы, увы. Погромное право, революционное право продолжает быть культурой основной и для начала 21 века. Идея экспорта погрома, экспорта революции, возникшая, наверно, еще в конце 18 века, продолжает быть нормой межгосударственных отношений. Попытка надеть узду на погромное право через создание Лиги Наций, через создание ООН пока привело только к одному. Сами международные инструменты ограничения погромного права очень похожи на погром. И опять погромщик-революционер становится героем нашего времени.

Нас не отпускает культура погрома, мы зачарованы культурой насилия. Мы кричим: «нет революциям» и творим революции, мы кричим «нет войне» и творим войну, мы кричим «нет насилию» и творим насилие. И самое ужасное, что это все начинается с нас самих, мы на уровне нашей личности и наших личных отношений с другими людьми предпочитаем культуру погрома другим культурам.