Несостоявшийся Greenpeace

19 августа в Усинске состоялся круглый стол по вопросам экологии и совершенствования законодательства в этой области. Его инициаторами выступили Greenpeace и «Комитет спасения Печоры» (КСП). В обмене мнениями приняли участие заместитель министра природных ресурсов РК Роман Полшведкин, куратор энергетических проектов Greenpeace Владимир Чупров, председатель КСП Федор Терентьев. Было запланировано выступление по скайпу  этнолога, кандидата исторических наук, члена Общественной палаты РК Дмитрия Несанелиса, долгие годы проработавшего в структурах ЛУКОЙЛа. Однако технические неполадки не позволили ему донести до участников круглого стола свои предложения. Наша газета публикует сегодня тезисы, которые Дмитрию Несанелису не удалось озвучить 19 августа…

1. Экономика РФ и Тимано – Печоры, куда входят Коми и НАО, в среднесрочной перспективе будет оставаться сырьевой. Китайский контракт Газпрома «СПГ – Печора» Роснефти, венесуэльские инициативы Роснефти и иракские ЛУКОЙЛа подтверждают эту мысль со всей определенностью. И, кстати, сырьевое развитие экономики – это отнюдь не только печальная судьба России, как думают некоторые наблюдатели. Авария ВР в Мексиканском заливе не остановила добычу там нефти. Потому что огромная часть человечества хочет и будет ездить на машинах, летать на самолетах, пользоваться продуктами нефтехимии. Альтернативы нет, повернуть историю и технический прогресс невозможно, да и не нужно.
 

2. Сегодня многие, и я в том числе, полагают, что налоговые потоки излишне централизованы. Нефтяные компании, работающие в Коми, частично смягчают эту диспропорцию за счет  масштабного социального сотрудничества с регионом и муниципалитетами. Усинский культурно- спортивный комплекс,, который поддерживает «РН – Северная нефть» (РН -СН) или Дворец культуры, которому помогает «ЛУКОЙЛ – Коми» (ЛК), храм Воскресения Христова(ЛК)  и Никольская церковь (Колва, РН - СН), которым помогают нефтяники, служат этому хорошим подтверждением. Когда мы критикуем компании за нарушения, надо не забывать об этом, очень весомом вкладе в социальные дела. Я уж не говорю о рабочих местах, зарплатах,  пенсиях и многом другом
 

3. Вместе с тем, у некоторых нефтяных компаний очевидны не только успехи, но и более чем заметные проблемы в области промышленной безопасности, экологии. Есть спорные моменты во взаимоотношениях с местными социумами, национально-культурными и экологическими объединениями. Вероятно, наиболее остро на сегодня они стоят у ЛУКОЙЛ - Коми, что отчасти носит объективный характер. Это самая крупная  по добыче и по другим показателям компания.

4. Ни для кого не секрет, что сегодня нефтяным компаниям, нарушающим экологическое законодательство, иногда выгоднее заплатить штрафы, чем модернизировать производство. Хотя последние очень масштабные штрафные санкции, предъявленные ЛУКОЙЛ - Коми, значительно поменяли ситуацию. Есть основания полагать, что часть эпизодов с разливами остается неизвестной. Здесь экологическая общественность может и должна сказать свое веское слово. Только неизвестные властям и надзорным органам разливы и другие инциденты должны быть надежно задокументированы. Дважды (если не ошибаюсь) это делал замечательный эколог Иван Иванов, выставляя на «Семерке» убийственные фоторепортажи о лукойловских разливах под Ухтой. Если все случаи нарушений будут зафиксированы, документированы и переданы в соответствующие органы, то это позволит значительно улучшить и правовую, и экологическую ситуацию.

5. Что здесь можно сделать еще с точки зрения экономики и права? Мне кажется, что финансовые средства, предусматривающие минимизацию экологических рисков, должны закладываться на стадии формирования инвестиционного проекта. Например, компания выигрывает конкурс или аукцион на разработку месторождения. Инвестиции в его освоение оцениваются, допустим, в $100 миллионов/ Целесообразно законодательно закрепить по выбранной шкале фиксированный процент на экологические мероприятия. Каков должен быть этот процент, я не готов сейчас сказать, но он точно должен быть внушительным, например, это может быть сумма в 5 или 10 %. То есть от 100 миллионов – это 5 или 10 миллионов. А дальше эти миллионы делятся на две части, опять же регулируемые законодательно. Какая – то часть непременно тратится на лабораторные и полевые тесты и испытания, которые контролирует компетентная и независимая. Вторая часть экологического сегмента инвестиционного проекта – это своеобразный депозит, который хранится на специальном банковском счету. Если предприятие на протяжении, предположим, трех лет не допускает разливов, взрывов и других нарушений, то на его счет начинают возвращаться проценты с вложенной суммы. Но сама она (то есть основная сумма) остается нетронутой до завершения проекта, регулируемого лицензионными условиями. Если тратить ее не придется, то она тоже возвращается компании. Это – понятный для компаний финансовый стимул соблюдения экологических норм и правил

6. Особенным и специальным образом все это касается арктических шельфовых проектов. Только здесь степеней защиты, условно говоря, должно быть в три раза больше, чем в случаях с комфортной природной средой. Вряд ли нужно доказывать специально, что разработка арктического шельфа требует совершенно особых инженерных, технологических, транспортных, да и юридических подходов. Вспомним Фукусиму, там была острейшая ситуация в ходе землетрясения и цунами, но все таки, степень прочности АЭС оказалась такой, что самого страшного не произошло. В противном случае человечество столкнулось бы с техногенной, экологической и гуманитарной катастрофой такого масштаба, что авария BP в Мексиканском заливе показалась бы детской игрой. Думаю, очевидно, что особые меры предосторожности, многократного лабораторного и полевого тестирования, столь же необходимы для арктических шельфовых проектов.
 

7. В этой связи законную озабоченность вызвала недавняя попытка депутатов ГДРФ внести на рассмотрение проект, отменяющий экологическую экспертизу для арктического шельфа. Моральную сторону этой инициативы я специально выношу в данном случае за скобки. Но есть и прагматичная сторона. Она заключается в следующем. Освоение арктического шельфа невозможно без международной кооперации. Реальные и потенциальные партнеры Роснефти, Газпрома и, возможно, ЛУКОЙЛа по освоению арктического шельфа – это, прежде всего, американская Exxon Mobile, голландская Shell, норвежский Statoil Hidro, американская Conoco Filips. Эти компании не станут работать на российском арктическом шельфе, если проекты на нем  не будут предваряться экологической экспертизой.

8. Теперь вернемся с шельфа на материк. Большинство аварий на трубопроводах происходит в последнее время на объектах ООО ЛУКОЙЛ – Коми. Сам ЛУКОЙЛ пришел в Тимано – Печору в 1999 году. В южной части провинции (Коми) компании досталась изношенная инфраструктура «Коминефти». Порой износ оборудования достигал 60, а в отдельных случаях – 80%. Разумеется, ЛУКОЙЛу пришлось приложить огромные усилия для ее модернизации, обеспечения непрерывного технологического цикла, решения социальных задач и так далее. Это достойно уважения. Но нельзя же, как это часто происходит бесконечно, списывать многочисленные инциденты на предшественников. И здесь мы тоже подходим к одному юридическому  сюжету. Полагаю, что в ресурсно ориентированной углеводородной экономике, каковой еще, вероятно, долго останется российская, должны быть точно прописаны и соблюдаемы правила, регулирующие предельный коэффициент амортизации оборудования. Например, если он превышает 50% (здесь виднее профессионалам – технологам и инженерам), то работы не начинаются или замораживаются (в зависимости от ситуации). Наконец, отдельного и, вероятно, более детального регулирования заслуживает то, что мы именуем «человеческим фактором». Вспомним масштабную аварию РусВьетПетро(РВП) вблизи Колвы в мае прошлого года. Ее крайне отрицательного воздействия на водную флору и фауну, на среду обитания человека можно было избежать или минимизировать, если бы менеджеры компании, а позднее муниципальная комиссия по ЧС, действовали бы  оперативно и решительно (Ситуация начала выправляться после прибытия в Усинск – Колву министра природных ресурсов Юрия Лисина). Сейчас в РВП и в усинском муниципалитете новые руководители, чья компетенция и гражданская позиция выглядит значительно лучше, чем у их предшественников. Но вообще – то экологический мониторинг, профилактика, устранение аварий не должны зависеть от «Иванова» или «Петрова», а строго регулироваться федеральным и региональным законодательством. И еще один штрих – вот почему нет разливов, взрывов и аварий у ООО РН – Северная нефть? Да, в силу объективных причин это предприятие обладает значительно более современной производственной инфраструктурой, чем, например, ЛУКОЙЛ – Коми. Но есть и фактор субъективный. Я хорошо знаю, как серьезно и тщательно ведется работа в РН – Северной нефти с персоналом в области промышленной безопасности. И это дает свои очевидные результаты. Боюсь, что у некоторых коллег роснефтевцев из других предприятий эта работа поставлена значительно хуже.
 

9. Однако надо понимать, что не только у нефтяных компаний, но и у местных сообществ и этноэкологических объединений есть, с моей точки зрения, как спорные требования, так и уязвимые позиции. Приведу пример. Замечательный этнограф Кирилл Истомин, специалист по ненецкой культуре и оленеводству, написал работу, в которой показал, что ареал кочевий оленеводов состоит из четырех совершенно разных по ценности хозяйственных сегментов. И если, допустим, нефтяники устанавливают вышку на зимнем кочевье, то это не смертельно. А если в отельном загоне, то это наносит страшный удар. Порой это просто надо понимать и учитывать для того, чтобы сместить производственный объект на один километр. Исследование Кирилла – это не только  наука, но и пример ценной  и практически значимой экспертизы.
 

10. Разовью свою мысль на другом примере. В Коми есть серьезный правозащитник Эрнест Мезак. Он очень внимательно изучает действующее законодательство и требует в своей правозащитной деятельности  его соблюдения. Это касается и экологии. И правовой путь здесь– путь правильный и цивилизованный. Но вот есть некоторые ижемские активисты, они требуют – «нефтяники, убирайтесь с нашей земли!». Более того, звучат открытые призывы и угрозы сжечь производственные объекты!!! Я не хочу крови, но за такие призывы этих людей надо очень быстро привлекать к самой серьезной административной и/или уголовной ответственности. Иначе они всем нам устроят рукотворную Фукусиму. 

11. Я не вижу пока системной, плановой работы наших экологов (отношусь к которым, особенно к Тамаре Макаровой, Валентине Семяшкиной, Ивану Иванову, с огромным уважением). Не вижу планов на краткую и среднесрочную перспективу, обозначения параметрв снижения экологической нагрузки, где просвещение, где группы «В контакте» и в Фейсбуке? Когда «Комитет спасения Печоры» будет объединять пятьсот человек, станет понятно, что речь идет о влиятельной и массовой общественной организации. Которой по силам наладить системный и регулярный экомонитоинг. Сегодня такая деятельность выглядит более чем скромно.
12. Приведу случай из своей практики, когда я работал в ЛК. У нас случился разлив. Жители села выразили абсолютно законное возмущение. Начались переговоры о том, как смягчить ситуацию. Договорились, в частности, комиссионно обследовать территорию разлива. Компания выделила транспорт и специалистов. Жители села сформировали свою команду для осмотра. Пришел назначенный день, и ни одного сельчанина не было на месте условленного сбора. А там уже были и транспорт, и нефтяники. Пришлось делать обследование, так сказать, корпоративно. Виноваты ли в этом нефтяники ?

13. Для развития реального диалога и сотрудничества власти, нефтяники и общественные организации должны слышать и слушать друг друга. Когда я призываю это делать лукойловцев, то исхожу из того, что по прежнему причисляю себя к большой лукойловской семье. А ведь хочется, чтобы в семье все были живы и здоровы. А для этого приходится порой слух говорить неприятные вещи. Но ведь и лекарство тоже не всегда бывает вкусным… Главное – чтобы оно помогло преодолеть болезнь!