Вместо справки о посещении ИК-6 г.Копейска 14 февраля 2014г. группой наблюдателей
14 февраля погода, наконец, угомонилась и ехать в шестую колонию было приятно: снег в лобовоестекло не летел, глаз радовала прозрачность перспективы. В шестёрке мы не были давно: а что там делать? Колония притихла, новая «и.о. – администрация» на осуждённых, считай, не давит – ШИЗО, ПКТ в меру, так сказать в штатном режиме. Сами заключённые притихли не меньше: жалоб от них нет, родственники их не звонят. Единственное, что интересует «контингент» - почему в СИЗО вывозят на два месяца на следственные мероприятия, ведь в таком случае получается, что на эти два месяца строгие условия содержания, которые им определены судом, без каких-либо причин заменяются на тюремный режим, к которому суд их не приговаривал. Вопрос этот возник в связи с уголовным делом Механова Д.С., бывшего начальником ИК-6 в момент бунта 12-го года, которое в настоящий момент слушается в Копейском городском суде. Кроме этого, есть ещё три уголовных дела по «шестёрке»: дело о пытках и избиениях – на стадии предварительного расследования (по слухам, там уже 48 томов, обвинение никому не предъявлено – ждут итогов «механовского суда», чтобы определиться, как же дело поворачивать); дело о массовых беспорядках (тоже на стадии предварительного расследования, но обвиняемые – осуждённые – уже есть) и дело по иску Механова и его подчинённого Щёголя к осуждённому (тогда) Абакумову Даниилу за, якобы, ложный на них донос (Абакумов рассказал членам ОНК, что заключённый ИК-6 Коровкин скончался не от болезни, как гласит официальная версия, а в результате избиений. В настоящий момент суд возвратил дело в прокуратуру для устранения замечаний, смысл которых: все доказательства, на основании которых обвиняется Абакумов, являются недопустимыми, т.к. собраны с нарушением закона). Вот по этим четырём уголовным делам и этапируются в СИЗО многие осуждённые из ИК-6, так как проходят по ним свидетелями, потерпевшими, обвиняемыми. Мы и поехали в колонию, чтобы провести там небольшие семинары-консультации с осуждёнными, рассказав им и ситуацию с уголовными делами, и с их статусом, который возникает, когда они привлекаются по этим делам в качестве свидетелей или потерпевших. Кроме этого, был ещё один, достаточно щекотливый, момент: на суде Механова потерпевшие-осуждённые, как все помнят, в самом начале отказались давать показания, требуя обеспечить им безопасность, так как имели угрозы как себе лично, так и своим родственникам. Угрозы эти были одного характера: обещание расправы, если они будут давать показания против Механова, т.е., если они будут рассказывать правду о ситуации в ИК-6, когда ей руководил Механов. При этом ни один из потерпевших не заявил, что угрозы исходили от сотрудников ФСИН. В такой ситуации вставал и последний вопрос: а что там с осуждёнными, внесёнными в Реестр безопасности? Так что было, что посмотреть в присевшей на коленки колонии.
Начали с отряда СУС, камер ШИЗО и ПКТ. Результат? – «всё хорошо, гражданин начальник». Более 15-ти суток никто не содержится, нарушения типичные: выражался нецензурно в присутствии администрации (т.е., когда рядом сотрудника нет – можешь вволю поупражняться с великим и могучим?), курил в неположенном месте, нарушил форму одежды… При этом за одно и то же нарушение кому трое суток, кому десять – видимо, учитывается личность нарушителя и его послужной список (а как иначе, такведь?).
Ещё в кабинете начальника колонии отдали сопровождавшему нас сотруднику список находящихся в Реестре безопасности, с кем мы хотим встретиться, потому после ШИЗО нас повели по отрядам, где эти осуждённые находились. Посещения проходили спокойно, в рабочем темпе, с нашими подопечными всё было в порядке; осуждённым мы провели несколько коллективных консультаций, но в одном отряде нас ждал просто шикарный сюрприз - в девятом отряде.
Девятый отряд – «блатной» отряд. Только не в тюремном смысле этого слова (не отряд «блатных»), а в советском: условия там самые лучшие и содержатся в нём осуждённые, очевидно, «по блату». Но не СДиПовцы – для них отряд отдельный. (Не упрекайте меня, пожалуйста, что секции дисциплины и порядка сейчас упразднены.) В девятом отряде Татьяна Михайловна (посещали колонию вдвоём: Щур Т.М. и Щур Н.А.) начала беседовать с осуждённым из Реестра, а я решил пройтись по помещению отряда – посмотреть изменения с последнего посещения. Со мной вместе отправились два сопровождавших сотрудника: и.о. заместителя начальника колонии по воспитательной работе и сотрудник оперативного отдела с видеокамерой. Не успел я пройти и десятка метров, как открылась боковая дверь и оттуда вышел небольшого роста человек, одетый хоть и в чёрное, но совершенно не по форме (я тут же вспомнил скольких осуждённых только что встретил в ШИЗО, куда они попали за нарушение формы одежды). Руки он держал в карманах брюк и весь вид его был демонстративно самоуверенный.
- Это кто тут ходит? – достаточно грозно задал он вопрос сопровождавшему меня заместителюначальника колонии -! Тот замялся, потупил взор и как-то не нашёлся что ответить.
- Это кто тут ходит? – достаточно грозно задал он вопрос сопровождавшему меня заместителюначальника колонии -! Тот замялся, потупил взор и как-то не нашёлся что ответить.
- Я спрашиваю: кто тут ходит? – ещё суровее спросил вышедший, по-прежнему не вынимая рук изкарманов.
Сопровождавший меня сотрудник пришёл в себя и, просительно глядя на меня, тихо сказал:
- Представьтесь, пожалуйста, Николай Алексеевич.
- Ах, да, - ответил я, - меня зовут Щур Николай Алексеевич, я – член Общественной наблюдательной комиссии Челябинской области. А Вы, скажите, кто такой?
Вышедший смерил меня достаточно высокомерным взглядом и отчеканил:
- Я – Вилли!
- А дальше как, в паспорте как полностью записано? – спросил я, видя, что Вилли национальность имеет не славянскую и надо бы знать, как правильно к нему обращаться.
- Вилли! – был мне ответ. Видимо, здесь этого было больше, чем достаточно.
- Вы зачем здесь ходите? – не сбавляя суровости в голосе, спросил меня Вилли.
- А с какой целью интересуетесь? - в свою очередь, переходя на понятный ему язык, спросил я его.
- Я –Вилли! Это Я здесь контролирую ситуацию!
- Здесь – в отряде? Или вообще ЗДЕСЬ? – попросил я его уточнить.
- Здесь - везде! – отрезал Вилли.
- Позвольте с Вами не согласиться, - заметил я ему – Вы чего-то путаете: ЗДЕСЬ ситуацию контролирует администрация, - указал я на сопровождавших меня сотрудников, которые стояли, боясь пошевелиться.
- Не-е, не они, - сказал Вилли, едва усмехнувшись, - Я здесь всё контролирую!
И, спустя некоторое время, добавил:
- А чего вы на меня так смотрите?
- Знаете, - ответил я ему, - Вы меня так повеселили сейчас: я много лет знаю эту систему, но ни разу ещё не видел, чтобы осуждённый вот так себя вёл – стоял бы, засунув руки в карманы («А что, - нельзя?» - тут же среагировал Вилли) и такое вот говорил в глаза администрации.
После этого я развернулся и пошёл назад к Татьяне Михайловне, оставив сотрудников, которых при мне только что «опустил» Вилли, выпутываться из этой ситуации – поставил, так сказать, психологический эксперимент. Зам. начальника отвёл Вилли в сторонку и начал ему что-то тихо выговаривать. Тот бурновозмущался. Я подождал некоторое время и присоединился к ним. Стоить заметить, что всё это время не менее трёх десятков осуждённых внимательнейшим образом наблюдали за развивавшимися событиями.
- Ну и позабавили вы меня сегодня, - сказал я Вилли, подойдя к нему и заму. – Вы знаете кто я?
- Знаю, - ответил Вилли, - и прекратите писать о колонии плохо. Запомните: у нас тут ВСЁ хорошо!
- А откуда Вы знаете, что я пишу о колонии? – будто бы удивлённо спросил я его.
- В Интернете читаю, - ответил Вилли, всем видом показывая мне, что я – валенок, очевидных вещей не понимаю.
- А-а, - ответил я ему, - ну, ещё раз спасибо за то развлечение, которое Вы мне сегодня устроили.
Вы же всерьёз не воспринимаете то, что говорили мне?
- Сказал – Я тут главный, - уже раздражённо ответил Вилли.
- Знаете что, - совершенно серьёзным тоном ответил я ему, - я эту систему знаю хорошо, сам её прошёл и хочу Вам заметить, что на самом деле Главный никогда это афишировать постороннему не будет, того же, кто с бахвальством об этот заявляет, трудно считать умным. Вилли вспыхнул и со словами: «Не буду больше с вами говорить», - убежал.
А тем временем Татьяна Михайловна закончила свою беседу Причем, для того, чтобы осужденный сел напротив нее за стол, ей пришлось применить настойчивость («Надеюсь, что полномочий, данных мне Законом, хватает, чтобы вы сели на этот стул?» - без разрешения Вилли осуждённый не смел сесть для беседы с членом ОНК - !). Мы пошли из отряда. Проходя мимо той самой двери, я обратил внимание Татьяны Михайловны на то, что несколько осуждённых что-то горячо обсуждали с Вилли в комнате.
- Вилли, - позвал я его, - до свидания, Вилли. Я рад, что Вы узнали, что Я – есть. Так что, если что,обращайтесь.
- У нас всё – хорошо, - как-то на автомате, заученно ответил Вилли.
- Да не стесняйтесь, обращайтесь. Мы помогаем – ВСЕМ, - улыбнулась Татьяна Михайловна, и мы пошли к выходу.
А в спину нам продолжалось доноситься растерянное Виллино «у нас всё хорошо», « у нас всё хорошо»…
Начальнику колонии (и.о.) мы не могли не рассказать о номере художественной самодеятельности, свидетелем которого стали, не преминув заметить, что, исполняя этот номер, Вилли «опустил» администрацию колонии на глазах у всех. («Если вы ходатайствуете, я его прямо сейчас в ШИЗО закрою!» - отреагировал начальник. Мы не ходатайствовали.) В Акте мы записали, что воспитательному отделу надо усилить свою работу с осуждёнными.
Ну, а теперь серьёзно. Конечно, мы про этого Вилли слышали. Встречаться с ним в колонии не собирались – сам на нас
выскочил. И слышали мы вот что: пережидая последствия мирного, но вышедшего из-под контроляадминистрации колонии, «бунта» 12-го года, фсиновцы приняли привычную для себя схему выхода изкризиса – отпустили колонию под управление имевшихся на тот момент «авторитетов». Тогда мы этоотмечали в своих справках и пресс-релизах: колония персоналом не управляется, осуждённые правилавнутреннего распорядка не выполняют, сотрудники не то, что в жилую зону не заходят – заперли ворота в неё – вот как боялись заключённых! А далее всё по учебнику простой человеческой психологии: объевшихся вседозволенностью «авторитетов» потихоньку вывезли в разные места, а растерявшейся колонии привезли залётного «смотрящего», с помощью которого бунтарей на коленки и поставили. Да не просто колония на коленках стоит, а запугивание свидетелей и потерпевших от механовского режима, как мы видим - реальность.
Всё то, о чём мы говорим уже не первый год, осталось прежним: профессиональный уровень сотрудников Челябинского ГУФСИН, в особенности оперативников, таков: договориться с «блатными» за пряник, чтобы они через кнут держали порядок в колониях – сами они обеспечить спокойствие в учреждениях не могут.
И кто же тогда контролирует ситуацию в Челябинском ГУФСИН и отдельно взятой ИК-6? Откуда, кому и каких угроз ждать?
.....
И кто же тогда контролирует ситуацию в Челябинском ГУФСИН и отдельно взятой ИК-6? Откуда, кому и каких угроз ждать?
.....
Николай Щур
17 февраля 2014г.
П.С. Вчера пришла информация, что у одного из осужденных ИК-6 вот эти самые кавказские блатные вымогают весь семейный бизнес - даже привозили нотариуса в колонию... Жена его боится заявлять в полицию, так как ее мужа, ее саму и их детей кавказцы обещают убить, если они пожалуются. Где ФСБ?! Если информация подтвердится - это же спайка криминалитета и челябинского ГУФСИН...
П.С. Вчера пришла информация, что у одного из осужденных ИК-6 вот эти самые кавказские блатные вымогают весь семейный бизнес - даже привозили нотариуса в колонию... Жена его боится заявлять в полицию, так как ее мужа, ее саму и их детей кавказцы обещают убить, если они пожалуются. Где ФСБ?! Если информация подтвердится - это же спайка криминалитета и челябинского ГУФСИН...
Комментарии (0)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
