«По мелочи каждый год нефть плывет». Как село на севере Коми переживает очередной чрезвычайный нефтеразлив

Авария на Ошском месторождении на границе Коми и Ненецкого автономного округа снова привлекла внимание к Северу. 11 мая 2021 года нефть попала в реку Колву, уже через шесть дней она по Усе и Печоре дошла до села Усть-Цильма. Оттуда около 400 км по течению до Баренцева моря, где Печора разделяется на множество протоков. 

Это не самая крупная авария за последние годы, и может показаться, что к подобного рода сообщениям об “инцидентах” жители Коми и НАО давно привыкли. Но для людей, которые живут в селах и деревнях по берегам рек, это катастрофа: после нефтеразливов болеют люди и домашний скот, косить траву на заливных лугах нельзя, рыбачить в этих местах бесполезно несколько лет: ловить нечего, а если что и поймаешь, то рыба будет пахнуть соляркой. Местные жители уже не верят нефтяникам из "ЛУКОЙЛа" и властям, которые обещают быстро убрать нефть и рассылают в СМИ фотографии очищенных берегов. 

Глава 1. На ферме

От ближайшего города, Усинска, до села Колва — около 17 км. На въезде длинный темно-бордовый бетонный забор огораживает территорию единственного в селе фермерского хозяйства. Отсюда и началось мое знакомство с селом, которое вновь встретилось с нефтью.

Тишину за забором разорвал резкий лай черной кавказской овчарки, которая бросилась ко мне, защищая территорию от чужака. Собака остановилась в двух метрах от меня, через секунду вышел хозяин.

— Проходите. Она не тронет вас, когда я рядом. Его Барс зовут. — Барс послушно сел в ноги к хозяину в ожидании, пока я пройду мимо.

Мансур Велиев и его жена Ольга Костюрина два года назад взяли несколько десятков коров, теперь их 107. Одна родила буквально несколько часов назад. 

— Вчера [12 мая] коровы вернулись после нефтеразлива. Они немного попили воды из реки, им стало плохо, — рассказывает Мансур. — Это потому, что мы выпустили их в поле, а они по привычке пошли к реке. Мы пытались их не пустить, но несколько коров прорвалось. Поэтому сегодня мы решили не выпускать их, а накормить ячменем.

Глава 2. Статусные гости

О нефтеразливе на месторождении “ЛУКОЙЛ-Коми” в Ненецком автономном округе стало известно 11 мая 2021 года. Через два дня несколько десятков жителей Колвы вышли на берег реки, чтобы заснять маслянистые пятна тяжелых фракций нефти, которые принесло вместе со льдом и корягами, вымытыми половодьем с берегов. 

Успокоить разгоряченных людей 13 мая приехали глава Коми Владимир Уйба, мэр Усинска Николай Такаев и министр природных ресурсов и окружающей среды региона Алексей Кузнецов. Последний был в фирменной куртке “ЛУКОЙЛ-Коми”, на что сразу обратили внимание местные жители. Сенатор от Коми, бывший журналист одного из местных телеканалов Елена Шумилова приехала в Колву чуть позже - 19 мая. Она планирует встречаться с людьми в разных селах и обещает “разобраться”. 

Про разлив на встрече с главой региона сельчане говорили мало — минуты две-три. А потом тема поменялась: нет газа и нормальной воды, хороших дорог и детских путевок в оздоровительные лагеря. 

— А газ? Можно же котельную сделать на газовом оборудовании. Люди без дров живут. Делянка очень далеко, — спросила одна из женщин.

— Вы что предлагаете, лес к вам пододвинуть? Вы где раньше дрова брали? — вступил в беседу глава Минприроды Кузнецов.

— А как вывезти? На чем вывезти? Это же 30 километров. Техники нет, дороги нет… Пенсионерам не добраться туда. Так пусть дрова привозят, — женщина не отступала.

— Вот пенсионер два бревна спилил и заплатил за это штраф 40 тысяч рублей, — подхватила другая сельчанка.

— Знаю я это, — тише обычного сказал глава Коми. — Это полная дурь, но это, к сожалению...

Уйба попросил своих помощников составить список социальных предложений, которые могла бы профинансировать компания. Его он пообещал обсудить с гендиректором "ЛУКОЙЛа" Вагитом Алекперовым, которого глава Коми пообещал “обработать” 8 июня. 

Женщины снова стали напоминать о проблемах на селе: от отсутствия детских площадок до уличного освещения. 

— Вы только обещаете, — в сердцах сказала одна из женщин.

— Я у вас первый раз, я не обещал. — Глава Коми сменил примирительный тон на жесткий. — Если я берусь, то буду делать. 

— Каждый год нам обещают золотые горы. — Женщины заговорили наперебой. 

— Золотые точно не обещаю, а вода, социальный пакет, отопление, по детям — это однозначно. 

— Каждый год Колва страдает. Еще и ветер. Я даже не могу открыть форточки, возле берега живу!

— Нефть мимо нас плывет, а для села ничего не делается. — Реплики стали растворяться в воздухе, чиновники отошли чуть в сторону, встреча завершилась.

Через день после Колвы нефть уже была в реке Печоре, а через два дня доплыла до села Мутный Материк. 

Там на стихийное собрание вышли 20 рыбаков. О жизни они говорили в основном словами на буквы Б, П, Х, Е:

— Больше половины Усинска — приезжие. Им по фигу, что у нас тут творится. Деньги заработали и уехали. Усинск бабки гребет, а вкладывать — *** [фиг]. Потом приезжаешь в деревню жить из города, думаешь, что в деревне лучше. Ни *** [черта] нет хорошего.

Через несколько часов запись этой беседы появилась в социальных сетях и собрала несколько десятков одобрительных комментариев и лайков. На следующий день глава Коми полетел на вертолете в село Мутный Материк, чтобы поговорить с местными жителями. 

Глава 3. Бочки

Возле синих емкостей, которые все называют полубочками и куда собирают с реки нефтепродукты, гуляет женщина с ребенком на руках. 

— Вы решили показать дочери, что происходит на берегу Колвы у села? - спрашиваю у нее.

— Да. Сначала мы хапали, сейчас они хапают. Мне сегодня друг из Кирова отправил сообщение: “Лена, а это что, у вас?” И мне стало так стыдно, что это у нас и мы тут живем. Они на нас смотрят и думают: “Бедные, бедные люди”. Но мы не хотим жить как бедные. Мы хотим как нормальные. 

Елена Данцевич родилась в соседнем селе, в Колву переехала после свадьбы. До декрета девушка шесть лет работала оператором на автозаправке. Муж тоже в нефтянке, но она, в отличие от многих сельчан, свою фамилию не скрывает и не боится критиковать нефтедобытчиков.

— На моей памяти это второй такой большой разлив. Первый был в 2013 году, и с тех пор ничего не изменилось. По мелочи нефть каждый год плывет. Никто не хочет на это смотреть, никто не хочет нюхать это. Но все хотят, чтобы кто-то что-то с этим сделал.

Жители Колвы то и дело выходят на берег реки. Отсюда отлично видна небольшая красно-белая палатка с логотипом "ЛУКОЙЛа", возле которой стоят белые канистры. Вокруг суетятся люди. Солнечно и жарко. 

В километре от села ниже по течению расположился полевой штаб по ликвидации ЧП. К высокому седому мужчине в сером комбинезоне иногда подходят рабочие. Водители самосвалов бойко отчитываются о том, что привезли оборудование, и спрашивают, куда его выгружать. Лодочники сообщают о количестве полубочек с собранной нефтью. Размеренный рабочий ритм меняется после обеда.

В это время по берегу рассредоточилось несколько человек с видеокамерами. Журналисты, прилетевшие одним рейсом из Москвы, предпочли сразу поехать к реке. К руководителю полевого штаба Евгению Волкову подбежал его заместитель.

— Шеф, тут “Пятый канал” приехал и кто-то еще. Сейчас покажут это на всю страну, и потом нас... — Мужчина сжал пальцы левой руки в кулак и несколько раз постучал по нему ладонью правой, явно сигнализируя о чем-то нехорошем. 

Волков отошел минуты на три в сторону, поговорил с кем-то по телефону, вернулся к палатке и сказал журналистам: 

— Вся работа ведется ниже по течению. Прямо сейчас у нас семь лодок. Они собирают нефть в полубочки и доставляют их на берег. 

Глава 4. "ЛУКОЙЛ"

Одноэтажное деревянное здание сельского клуба Колвы выкрашено в светло-зеленый цвет. На крыльце стоит настольный футбол, в холле — два музейных пулемета. В зале суетится девушка: ставит бутылки с минеральной водой в президиум, раскладывает салфетки. 

— На гербе Колвы изображена рыба. А вы знаете, какая именно? Семга? — спрашиваю у нее.

— Ой, не знаю. Белая какая-нибудь. Меня, кстати, Анита Овсянникова зовут. Я — глава сельского поселения.

В зал зашли первые участники встречи — среднего возраста пара. Анита просит их пересесть с последнего ряда на первый, чтобы “задавать адекватные вопросы”. 

Мэр Усинска вошел в зал вместе с директором “ЛУКОЙЛ-Коми”. Александр Голованев в начале встречи подчеркивает, что никто не скрывает, что ЧП произошло, возбуждено уголовное дело, будут наказаны и компания, и отдельные сотрудники:

— Много шума было по поводу возрастного парка. У нас отказал нефтепровод, возраст которого 11 лет, а гарантийный срок работы нефтепровода — 20 лет. Это первый отказ, для нас это неожиданность. Спасибо активности наших рыбаков, мы успели поднять вертолеты и все обнаружили… Ориентировочно до 1 июня мы эту проблему решим, берега будут очищены. Сейчас 221 человек работает, 25 лодок, из которых три лодки — ваши. Рубежей установлено достаточно. 

Дальше Голованев зачитал перечень тех требований, которые составили жители Колвы. Например, в этом списке были дополнительные путевки для детей в пансионат или лагерь, строительство спортивных площадок, ремонт Дома культуры, снова вода и снова дороги. 

— В 2020 году сказали, что проведут отопление, уже 2021 год — а отопления все нет, — вразноголосицу кричали с мест.

— Было бы хорошо перевести котельную с нефти на газ. Этим надо вдолгую заниматься, — парировал директор “ЛУКОЙЛ-Коми”.

— Да вы что, охренели? У нас нефть идет, а они про тепло и воду. Какая вода? Сначала думайте, как нефть убрать. 1994 год забыли? — стал возмущаться один из рыбаков. — У вас охрана на каждом объекте. Постоянно тормозят: “Куда едете?” Я по работе еду. Я электрик. Просят специальный пропуск. А почему не пускают? А потому, что я могу все сфотографировать. 

— Вы не попадете на любой объект промышленной опасности. Это не связано, — попытался сказать Голованев, но его перебили. 

— Нас за людей не считают.

— Почему не считают? Уважаемые! Давайте поработаем так, как мы работаем с Комитетом спасения Печоры [старейшая и крупнейшая экологическая организация в Коми]. Если у вас есть желание куда-то попасть, соберитесь в группу. Мы дадим представителя, поедем с вами, и вы носом нас туда тыкнете. 

Член Комитета спасения Печоры, депутат Госсовета Коми Екатерина Дьячкова рассказала, что несколько раз ездила в рейд с сотрудниками “ЛУКОЙЛ-Коми”, но каждый раз служба безопасности компании требовала у них не снимать — ни на телефон, ни на фотоаппарат.

— Мы не хотим фото- и видеосъемок. Мы еще не все привели в порядок. Вы же резонансная организация и из мухи слона делаете. Вы радикально-агрессивно настроены на процессы, которые влияют на развитие бизнеса, — сказал Голованев.

— А можно сделать так, чтобы нефть вообще не текла? — В этот момент люди в зале стали аплодировать. — Каждый год одно и тоже.

— Ну не каждый, — пытался отбиваться директор “ЛУКОЙЛ-Коми”.

— И не говорите, что они [берега] залиты нефтью, — обратился мэр Усинска к собравшимся.

— Садитесь ко мне в лодку. Я покажу, — позвал Иван Игнатьев.

Сельчане обсуждают встречу в клубе и на следующий день. Жительница Колвы Елена, с которой мы познакомились на улице, о себе рассказывать не хочет: тут многие так себя ведут — опасаются подставить себя или родных, которые работают в нефтянке. Спрашиваю, что думает про вчерашнее собрание.

— У каждого своя корысть. Каждый тянул одеяло на себя, — считает Елена. — Люди хотели все для себя, а не для окружающих, не для общего будущего. Мы говорили с девочками на работе об этом. Они мне сказали: “Дура! Ты почему тоже ничего не просила?” А мне, наверное, больше нечего просить, кроме здоровья. Деньги я ведь в гроб с собой не заберу. 

Деньги за загрязнение рек сельчане вряд ли увидят. Нефтяные компании платят штрафы, и еще есть компенсации за ущерб, нанесенный природе. Раньше компенсации за ущерб водным объектам поступали в региональные и местные бюджеты. В июле 2020 года Госдума приняла поправки к законодательству, теперь ущерб за загрязнение водных объектов идет в федеральный бюджет. И это вызывает беспокойство у бывшего министра природных ресурсов Коми Романа Полшведкина: по его словам, и за осеннюю аварию, и за эту ни бюджет республики, ни бюджет района не получат ничего. А эти компенсации нужны именно пострадавшим деревням и селам и конкретным отраслям, например сельскому хозяйству, чтобы минимизировать последствия аварий. 

Другая Елена (по фамилии Соскова) живет в новом районе села. Там несколько лет назад муниципалитет раздал землю и разрешил строить дома. Улицу назвали Рябиновой. Елена купила дом, но оказалось, что провести к нему коммуникации практически невозможно, поэтому в ее доме до сих пор нет воды и газа. 

— Подъезжает водовозка, и я заполняю баки. Как вода закончится, я снова звоню поставщику. Бывает так, что воды остается мало, и начинаю сильно экономить перед длинными выходными или праздниками. 

Елена рассказывает, что газ обещали провести в поселок в 2013 году после последнего крупного нефтеразлива, потом — в 2016 году перед выборами главы Коми (когда победил Сергей Гапликов). Теперь газ пообещал новый руководитель региона Владимир Уйба. 

Вендетту с чиновниками женщина начала со спора об уличном освещении. Многостраничная переписка, жалобы, три года ожидания, и наконец-то “там вкрутили три лампочки”. Мусорные баки поставили еще через полтора года. Рыба снова появилась в реке году в 2018-м. 

— Мои родители приехали в Усинск в 1978 году на заработки, мне был годик. Я жила в бараке, в балке, в общаге — где я только не жила. И ничего. А потом познакомилась с будущим мужем, мы с ним рыбаки-охотники. Северная рыбалка — это что-то особенное. Здесь есть сиг, чир, пелядь, щука, налимы! Такого нет нигде в средней полосе. Я пешком от дома могла спокойно с удочкой пойти к Колве, на спиннинг поймать полуторакилограммовую щуку и приготовить уху. У меня на все уходило 40 минут вместе с походом. А сейчас приблизительно лет пять уйдет на восстановление флоры и фауны. И если не проведут газ и водоснабжение, то нас просто вынудят отсюда уехать.

— Где вы работаете с супругом? 

— В нефтянке.

— И как оцениваете последствия аварии и работу “ЛУКОЙЛ-Коми”?

— В структуре "ЛУКОЙЛа" много предприятий. Если бы были организации покомпактнее, то порядок было бы проще навести. "ЛУКОЙЛ" есть за что защищать. Благодаря "ЛУКОЙЛу" в Усинске построили много площадок, скверов, парков. Это колоссальные деньги, которые не выделяют ни город, ни регион. Единственное, что обидно, — это человеческий фактор, что допущена эта погрешность. 

Глава 5. Церковь и нефтеразлив

Сколько человек сейчас живет в Колве, никто точно сказать не может: от 300 до 400. Все дома частные, больше похожи на небольшие дачи. Два магазина, деревянный одноэтажный клуб с залом на 40 зрителей, крохотный фельдшерско-акушерский пункт, обшитое красным сайдингом здание администрации села и контейнер для раздельного сбора мусора около него.

Историю Колвы, которую основали в 1825 году осевшие на этой земле ненцы-кочевники, ее нынешние жители, кажется, отмеряют по двум большим событиям.

Первое — основание церкви, которую заложили здесь в 1831 году. Второе — разлив.

Когда построили церковь, несколько десятков лет в Колву как в православный центр приезжали жители северных деревень и сел справлять свадьбы или крестить детей. 

В советские годы церковь забросили, она начала разрушаться. Деньги на ее восстановление собрали только в середине 1990-х. Сейчас новая церковь с ярко-зеленой крышей закрыта по будням, настоятель приезжает на службы только в субботу и воскресенье.

Разлив случился в 1994 году, когда трубопровод Возей — Головные сооружения прорвался сразу в нескольких местах. В общей сложности на землю попало 200 тыс. тонн нефти, по площади разлив занял более 1 тыс. футбольных полей. До сих пор эта авария считается самой крупной на суше в мире. Нефть текла по рекам потоком, заболевших коров увозили на убой целыми баржами.

70-летняя Олимпиада Батманова хорошо помнит тот разлив. Тогда у нее погибла корова.

— Через несколько дней после разлива было так: корова идет, потом упадет, полежит, потом встанет. И так несколько раз. Я вечером стала доить — натурально молоко соляркой воняло. И пришлось корову зарезать. Жалко было. — Женщина предложила зайти к ней в дом, причитая слегка, что ноги ее уже не слушаются, а сейчас самое время заниматься рассадой. 

В одной из комнат на небольшом диване спит ее муж. Они познакомились 47 лет назад, когда она жила в деревне Лае, “которой уже нет”. Супруг выучился на тракториста и привез Олимпиаду в Колву. Тут им сначала выделили комнату в бараке, а потом они своими руками “подняли дом”. 

Уже больше 10 лет супруг ничего не видит. Олимпиада максимально освободила стены до кухни и туалета от мебели и лишних предметов, чтобы мужу было проще туда добираться. 

— Я не верю, что это когда-нибудь прекратится. Я никому не верю. Обещают золотые горы, но ничего из этого не бывает. — Олимпиада переключилась с грустной темы на сына, который теперь живет в Сыктывкаре.

Надежда Малькова хорошо помнит другой нефтеразлив, 2013 года. Она угощает меня домашним компотом из черноплодки, который, если верить новостям из интернета, может защитить от ковида. 

Надежда всегда была одной из самых бойких и неугомонных. После каждого нефтеразлива она требовала от добывающих компаний и чиновников выделить больше денег на развитие Колвы. Но в 2013 году у нее заболела мама, сил на борьбу не осталось.

— Я как рыба тогда билась одна головой об лед. У нас были люди, которые возмущались дома. Я им говорила: “Приходите на собрание и говорите. Почему наша семья должна за все бороться?” Вот тогда у меня было из-за этого разочарование. Но все меняется. Я сейчас иначе смотрю на вещи. Да и людей, которые готовы бороться, стало больше.

Двор возле дома Надежды украшен детскими велосипедами, скульптурами из автомобильных шин и многочисленными горшками с цветами. Неподалеку от дома семья Мальковых построила беседку. 

— Когда ж наступит время, когда остановятся эти бесконечные потоки нефти? Для меня идеальное развитие событий — это то, как было до 1967 года [добыча нефти в районе Колвы началась в 1967 году]. Тогда все в Колве держали коров, у нас были чистые пастбища, мы свободно ловили рыбу в реке. Ведь Колва в переводе с ненецкого означает “рыбная река”. А сейчас об этом только мечтать можно. 

18 мая Иван Игнатов проснулся около 4:00. Он — один из немногих жителей Колвы, кто откликнулся на предложение “ЛУКОЙЛ-Коми” собирать нефть самостоятельно на своих лодках. 

— Утром нефть холодная, — рассказывает Иван. — Ее удобно собирать. А днем, когда солнце поднимается, начинается сильное испарение. Лицо опухает, дышать невозможно. У меня всегда спирт или водка с собой [чтобы оттирать нефть, если она попадет на кожу]. Второй раз мы выезжаем в рейд в 21:00.

Сколько “ЛУКОЙЛ-Коми” платит за одну бочку, непонятно: одни говорят, что 2 тыс. руб., другие — что аж 10 тыс. По словам Ивана, он собрал за три дня 17 бочек. Объявления о наборе людей на уборку "нефтесодержащей жидкости" на Колве публикуются в социальных сетях от имени ООО «СПАСФ „Природа“» - усинской компании, которая специализируется на ликвидации последствий аварийных разливов нефти и нефтепродуктов. На сайте компании говорится, что структуры "ЛУКОЙЛа" выступают заказчиками ее услуг.

— Давайте я вас провезу по реке и покажу, что происходит вдоль берегов. — Иван протянул мне белый костюм, в таких по технике безопасности все волонтеры из местных жителей должны собирать нефть. — Лодка у меня “Крым”, дюралевая. Она мне от отца покойного досталась. 

Отплываем на километр вверх по течению. Берега там, действительно, все в черной пленке. Нефть облепила стволы деревьев, траву и сбилась в большие черные кучи — такие получаются, когда сорбент, который высыпают в реку, стягивает на себя нефтяную пленку. 

Как только нефть дошла по реке до села, Иван запретил своему 14-летнему сыну рыбачить в Колве. 

— У нас тут поля ягодные, и это все испортили нефтью, — показывает Иван направо. — Как жить дальше, мы не знаем. Рыба погибнет. Сейчас сезон начался, а мы ничего не можем сделать. 

Мы проплываем боны. Это специальные рукава, которые растягивают примерно до середины реки. Они захватывают нефть, которая прибивается к берегу. Недалеко от такого бона у берега стоит лодка, в ней трое мужчин, один орудует лопатой.

— Чтобы такую бочку собрать, сколько времени уходит?

— По-разному, в зависимости от того, насколько нефть сама по себе скреплена. Если она спрессована и связана травой, то три-четыре минуты, — отвечает сборщик. — Компания много тратит денег на защиту окружающей среды. Это производство, от этого никуда не деться. Но как и в любом производстве, у нас риски связаны с природой.

— Вот вы говорите, что это все компенсируют. А кому компенсация пойдет? — кипятится Игнатов.

— Это не ко мне вопрос. Я не генеральный директор. 

— Они сейчас опять на кусок асфальта в два метра положат и все? Каждый год такая фигня. Заткните рты свои.

— Не нам с вами это обсуждать. Природа сама где-то берет, где-то компенсирует. 

В село мы возвращаемся молча. Напоследок спрашиваю у Ивана, пойдет ли он вечером в клуб, куда на встречу с местными жителями должны приехать гендиректор “ЛУКОЙЛ-Коми” Александр Голованев и мэр Усинска Николай Такаев. 

— Зачем? Что я там услышу? Я лучше передохну и в 21:00 снова поеду собирать нефть, — отмахнулся Иван, но все-таки пришел на встречу.

Эпилог

Пока чиновники, спасатели и нефтяники решают, что делать с очередным разливом, семья единственных фермеров Колвы думает, как дальше быть со своим скотом. Возле входа в коровник сын Ольги и Мансура разводит костер под ванной, в которой набрана вода. Именно там он хочет сварить ячмень для коров. Сегодня их не выпустят на луга. Там теперь нефтяная пленка. Надо или искать для коров новое место для пастбища, или каждый день покупать сено. Оба варианта для фермерского хозяйства обременительны. Ольга переживает, что этим летом они не смогут сами заготовить корма, а их покупка затормозит развитие небольшой фермы. 

В 2 км от фермы, в центре Колвы, стоит сенатор Шумилова и кому-то звонит:

— Алло, Саша, привет. Ты в Усть-Цильме? Мимо вас еще не прошло нефтяное пятно? Еще ждете?