Один из подсудимых по «пензенскому делу» о террористическом сообществе «Сеть»* Арман Сагынбаев заявил, что почти год молчал о пытках током, чтобы не умереть в СИЗО. На допросе в Пензенском областном суде 24 сентября он признался, что до сих пор не ощущает себя в безопасности. «7х7» собрал показания Сагынбаева в 15 цитат и монологов.
Кто такой Арман Сагынбаев
Арман Сагынбаев — один из фигурантов дела о террористическом сообществе «Сеть»*. Его сотрудники ФСБ задержали в Санкт-Петербурге 5 ноября 2017 года. По версии обвинения, Сагынбаев в «Сети»* был «сапером» — он отвечал за подбор и снабжение самодельными взрывными устройствами, компонентами для их изготовления, гранатами, минами, фугасами, зажигательными смесями, учил обращаться со всем этим остальных участников.
До переезда в Петербург Сагынбаев родился и жил в Новосибирске. Работал программистом в Новосибирском технопарке, интересовался точными науками, увлекался вегетарианством и придерживался антифашистских убеждений. В Пензе Сагынбаев был трижды: в мае 2015 года, в середине 2016 года и в январе 2017 года. В это время он виделся с другими фигурантами «Сети»* на квестах и играх в страйкбол. На момент задержания работал программистом в Петербурге, выращивал овощи у себя на балконе и занимался производством веганского сыра без молока. Незадолго до задержания у Сагынбаева сгорело веганское кафе в Петербурге.
Жизнь до «Сети»*
О нападении неонацистов в Новосибирске
— В 14 лет на меня напали семь неонацистов в центре Новосибирска. Это было в центре города, на остановке, в час пик. И ноль человек обратили на это внимание. Я получил серьезную травму головы, но уголовное дело было закрыто. В 2013 году я купил травматический пистолет 43 калибра. Для самообороны. Но в 2015 году сдал его: понял, что он не нужен и что все равно не смогу выстрелить в человека.
О своем имени
— Имя Арман мне не нравилось, чаще я представлялся Андреем. Когда искал работу, то несколько раз представлялся Андреем, потому что если представлялся Арманом, то мне отказывали еще до личной встречи. Так было с жильем и с работой: говорили «мы вам перезвоним» или «мы вам не сдадим жилье». Хотя я выгляжу довольно цивилизованно. <…> Бабушка и дедушка крестили меня под именем Андрей и называли «Андрюшей». Пришлось долго объяснять сотрудникам СИЗО, почему они меня так называли в телефонном разговоре. <…> «Андреем Безопасность» меня никогда не называли: это звучит так же абсурдно, как и «Андрей Опасность».
О «навыках выживания»
— Увлекался походами и сплавами с семи лет, ходили вместе с семьей. В армии не служил по здоровью, поэтому мне всегда были интересны военно-патриотические игры типа «Зарницы». <…> Я очень часто ездил автостопом. Два раза ездил по четыре тысячи километров из Питера в Новосибирск. В пути велика вероятность застрять где-нибудь в поле. Для этого изучал некоторые навыки — не выживания, конечно — скорее, ориентирования на местности.
Походы, «Сеть»* и роль «сапера»
О связях с другими фигурантами «Сети»*
— Был знаком со всеми, кроме [Михаила] Кулькова. С [Дмитрием] Пчелинцевым познакомился в Москве в сентябре 2010 года, с [Ильей] Шакурским — в мае 2015 года в Пензе на игре в страйкбол. С [Максимом] Иванкиным виделся два раза в Пензе в середине 2016 года. С [Василием] Куксовым и [Андреем] Черновым виделся на квесте в заброшенном лагере «Карасик» [село Колос, Пензенская область] в январе 2017 года. Там же один раз видел Егора Зорина.
О походах и страйкболе
— Заинтересовался страйкболом в 2015 году, когда был в гостях у Пчелинцева. [С другими фигурантами «Сети»*] нас связывали общие интересы к вегетарианству, страйкболу и [совместный] отдых в экологически чистой местности [Пензе]. <…> Правила игры я гуглил в интернете, играл в «горке» [походной одежде]: купил ее на рынке в Пензе. <…> [Страйкбольного] привода у меня не было, арендовал. Некоторые играли в масках, потому что повреждения от игры в страйкбол — не очень потрясающее зрелище. Я надевал на лицо футболку, подходящего ничего не было. <…> Когда пропал интерес к страйкболу, я перестал приезжать в Пензу.
О распределении ролей
— Роли на играх могли быть: медик, инженер, тактик, разведчик. Они распределялись по принципу «камень, ножницы, бумага» или голосованием. Если было мало людей, то тот же медик был нужен только для того, чтобы подбежал, «наложил повязку» и человек как будто «воскресал». Игра продолжалась. Но, в целом, конечно, это игра на доверие: если в тебя попали, ты должен уйти. Не очень интересно играть с «бессмертным» человеком.
О «Сети»*, терроризме и оружии
— Во время встреч с Пчелинцевым мы общались на бытовые темы — например, как у него с Ангелиной [женой]. Смену власти и политику не обсуждали. Про группу «5.11» и ее подгруппу «Восход» мне ничего неизвестно. В политических собраниях и съездах участия не принимал. Навыков стрельбы, изготовления взрывных устройств и смесей у меня нет. Про тайники с оружием на территории Пензенской области Зорин мне не говорил. Это было бы странно: мы виделись всего один раз в машине по пути на квест.
О Владе Добровольском
— С [секретным свидетелем «Кабановым» по версии обвинения и неонацистом и провокатором — по версии защиты] Добровольским я общался в январе 2017 года в Пензе и по скайпу потом. Шакурский попросил меня об этом из-за своей известности [у пензенских неонацистов]. Я играл роль «отбитого» и неадекватного человека, который хочет революции. Добровольский говорил мне, что в Тюмени у него есть соратники, которые хотят устроить госпереворот, приглашал меня туда. Я рассказал ему, как переустановить операционную систему [на компьютере]. Потом я начал его игнорировать, потому что он оказался «отбитым».
Задержание
О первом обыске
— Примерно в 6:30 утра [5 ноября 2017 года] ко мне домой [в Петербурге] довольно громко постучали. Я уже проснулся, потому что надо было гулять с собакой, но был еще сонным. Мне сказали, что это участковый, и я, как любой законопослушный гражданин, открыл дверь. Я бы сказал, что ко мне ворвались пять человек, двое из них были с пистолетом, тыкали мне им в лицо. Они кричали: «Мордой в пол, **** [грубое определение женщины], это ФСБ!» Я был потрясен. Они повалили меня на пол, тыкнули какой-то бумагой в лицо, наверное ордером на обыск, надели наручники. Так начался обыск. На нем было двое понятых от ФСБ. По окончании мне дали подписать протокол обыска и сказали: «Собирайся, ты поедешь в СИЗО». Потом я уже узнал, что двое из них были сотрудниками из УФСБ по Петербургу, остальные оперативники, один из них из Пензы. Но ни одного технического специалиста при изъятии электронных устройств не было [у Сагынбаева изъяли ноутбук, два телефона и жесткий диск, который открылся у сотрудников ФСБ и не открылся в суде. Сагынбаев говорил, что диск давно был нерабочим].
О втором обыске и дороге в Пензу
— Меня отвели в машину бордового цвета, и мы поехали на место моего фактического проживания в [Петербурге]. На голову мне натянули мешок или балаклаву прорезью назад. Сотрудники ФСБ изъяли все что захотели и положили в ту же машину. В протоколе они написали ложь: что изъятые вещи передали в УФСБ по Петербургу и Ленинградской области. Через мешок я видел эти вещи, они все 30 часов ехали со мной до Пензы. Пока мы ехали, сотрудники ФСБ останавливались, чтобы купить коньяк и пепси. Им было весело, они шутили и смеялись.
О пытках током
— Как только мы отъехали, один из сотрудников ФСБ достал коробку коричневого цвета. Там были переменные резисторы — как те, когда переключаешь громкость — и подключили провода [от коробки] к большим пальцам моих рук. Они проверили [на мне] ток.
Я орал. Пчелинцев точно описал эти ощущения: как будто с тебя заживо снимают кожу, а когда ток отключают — как будто ничего и не было. Боль — это неподходящее слово. Это была не только физическая и не только боль. Это мучения, страдания.
[Сотрудники ФСБ] задавали бредовые вопросы про группу «5.11», моего тренера в спортзале и как делать бомбы. У нас семерых есть шутка: что у них в это время заработал «электрозапоминатель»: они сами говорили, как делать бомбу и что [мне] нужно сказать. Они говорили, что напоят меня водой и ток будет проводиться лучше. Угрожали присоединить датчики тока к гениталиям. Все это сопровождалось матом, оскорблениями и ударами по голове.
О веганском бургере, селитре и пудре
— В кармане у меня [при задержании] была записка со списком продуктов. Не знаю, как он [список] спроецировался у [следователя] Токарева на бумагу в этом виде [по версии обвинения, на жестком диске Сагынбаева нашли документ «Свод „СетиЛ»*, в котором, среди прочего, был рецепт веганского бургера]. <…> Аммиачную селитру, которую у меня нашли при обыске, я использовал как удобрение. Алюминиевая пудра — часть светоотражающих элементов для выращивания растений. Я хотел их изготавливать и продавать, потому что западные аналоги сильно подорожали на рынке после 2014 года.
Жизнь в СИЗО
О карцере и одиночной камере
— Месяц я находился в спецблоке, где холодно и сыро. Это одиночная камера №26, где сидел Пчелинцев. Я бы описал ее как место, способствующее смерти. Поэтому я поддерживал свои [признательные] показания, чтобы не умереть. <…> По возвращении в СИЗО и отказа от показаний у меня нашли лезвие в спичечном коробке. Но его никогда у меня не было. После этого меня посадили в карцер на три дня. Сказали, что так было нужно.
О признательных показаниях
— Когда я был в КПЗ [камере предварительного заключения СИЗО], сотрудники ФСБ сказали, чтобы я признался в участии в террористическом сообществе. Чтобы я сказал это мерзкое и отвратительное слово. Потому что «когда меня заключат под стражу, они смогут прийти и добиться своего». <…> Я давал признательные показания и не отказывался от них до последнего [последний раз признательные показания Сагынбаев давал 1 июня 2018 года, заявил о пытках 4 сентября 2018 года], потому что следователи давили на самое больное и самое дорогое. Они говорили: «Если возьмешь 51-ю статью [отказ свидетельствовать против себя], мы пустим по кругу [Анну] Топчилову [девушку, с которой Сагынбаева связывали тогда «суперблизкие», с его слов, отношения] всем оперативным отделом». Они называли адрес, где живет дочь с бывшей женой. Кстати, сегодня ей исполнилось семь лет. В той ситуации я посчитал единственно верным решением подписать все, что они [сотрудники ФСБ] хотели.
Тогда и далее я все время осознавал, что они могут сделать с моими близкими все что угодно.
Просил адвоката не предпринимать ничего, что могло бы обидеть, огорчить или навредить сотрудникам ФСБ. Я не хотел, чтобы у меня поехала крыша. Но я до сих пор не ощущаю себя в безопасности.
О здоровье
— У меня серьезное хроническое заболевание, я состою на учете в Новосибирске. Ежедневно принимаю лекарства в СИЗО два раза в день. Но это далеко не полное лечение, которое мне необходимо. После ареста я пропустил 10 дней [лечения] и 20 приемов лекарств. Когда меня возили на обследование в стационар в Саратове — было еще три дня пропуска. Сейчас у меня постоянно болит голова. Я писал жалобы на действия сотрудников медчасти СИЗО, но их игнорируют.
О террористическом сообществе «Сеть»* стало известно, когда в октябре 2017 года ФСБ возбудила уголовное дело.
В мае прокуратура огласила обвинительное заключение, подсудимые не признали свою вину и заявили, что дали признательные показания под пытками. Часть этих показаний впервые огласили 15 января 2019 года на открытом заседании в Пензенском областном суде. Ни одно уголовное дело по заявлениям о пытках фигурантов дела не возбуждено.
О давлении и пытках по делу «Сети»* заявляли родители и друзья подсудимых. Некоторые из них отказались от своих показаний, которые дали на следствии. Жены Пчелинцева и Куксова тоже заявляли суду о давлении ФСБ на их мужей.
*«Сеть» — террористическая организация, запрещенная в России.
