Исследователь Юрий Дмитриев: Ребенка можно чему-то учить только через любовь

Верховный суд Карелии 14 июня отменил оправдательный приговор городского суда Петрозаводска карельскому исследователю сталинских репрессий Юрию Дмитриеву по делу о создании порнографии. Основанием стали «вновь открывшиеся обстоятельства», а именно — беседа приемной дочери с психологом. По словам адвоката Виктора Ануфриева, в ней девочка рассказывает о «порочащих репутацию» его подзащитного сведениях. По мнению Юрия Дмитриева, на суде он услышал то, чего никогда не было в их жизни с дочерью. Он считает, что эти слова она могла сказать под давлением своей бабушки, с которой девочка живет последние полтора года.

В беседе с корреспондентом «7x7» исследователь рассказал о том, как он боролся за право удочерить ребенка, о годах воспитания и о своих переживаниях из-за расставания с дочкой, с которой он мечтает хотя бы поговорить уже более полутора лет. Беседа состоялась до задержания Дмитриева сотрудниками ДПС 27 июня. 

 

Год семьи

2008 год был объявлен Годом семьи. Тогда по телевизору была реклама — Чужих детей не бывает. Она била по мозгам. Я всю свою сознательную жизнь присматривался к детдомовцам по той простой причине, что я знаю, что меня самого усыновили. И даже когда я не был женат, лет в 25 я для себя решил, что, когда будет у меня своя семья и будет возможность, мы с женой ребенка из детдома усыновим. Ну и когда пошла эта реклама, я подумал, что дети у меня выращены, в доме собака есть, кошка есть — гуляй — не хочу. Моей второй жене бог детей не дал. И вот, когда реклама начинается, вижу, что начинает она ворочаться, что ее это беспокоит. И как-то под Новый год мучилась-мучилась, кряхтела, потом подходит так робко: «Юра, давай возьмем ребенка из детдома». Ну я: «Давай». Человек не верил своему счастью: как это так, я, не долго думая, сказал «давай»?! Я ж не говорил ей, что я тоже об этом долго думал.

 

Подготовка

Я в интернете прочитал все, что связано с оформлением документов, с приемной семьей, с воспитанием таких детей, ну и выбрали для себя такую форму, как приемная семья. В такой форме, как усыновление, не устроило то, что возраст у меня уже немолодой, я понимаю, что в то время, когда ребенку надо будет поступать в университет, мои доходы существенно снизятся, поэтому я еще тогда прикинул, что наших доходов не хватит на то, чтобы дать ребенку образование. Такая форма, как приемная семья, позволяет ребенку поступать на бюджетное место. Это был один из ключевых моментов, почему мы выбрали такую форму устройства семейного.

Начали готовиться: я читал свои материалы, а супруга какую-то литературу по психологии, а потом обменивались знаниями. Решили, что возьмем мальчишку лет пяти-шести, чтобы годик до школы дома подержать, дать привыкнуть, чтобы в школе от других детей не отличался. Ну и мы понимали, что ребенок, выросший в детдоме, требует какой-то адаптации. Сделал под это дело небольшой ремонт: поменял в кухне всю технику. Мы же понимали, что придут из опеки смотреть квартиру.

 

Дайте девочку

Я люблю все проверять на прочность, поэтому после ремонта пригласили одно семейство в гости: у них мальчишка примерно такого же возраста был из детдома, а я хотел посмотреть, нигде ли он цепляться не будет, все ли у меня достаточно надежно прикреплено, в общем, такой эксперимент. И вот пришел этот мальчишка, был у нас часа четыре, и разнес все! Людка говорит: «Нет, я с мальчишкой не справлюсь, давай девочку возьмем — они поспокойнее». Ну я говорю: «Это не факт, но мне все равно, я могу и девчонку научить рыбу ловить и на машине ездить». Собрали мы документы все, какие положено по закону: открыл семейный кодекс, положение о семье, комментарии юристов, которые писали, что если от вас требуют что-то еще к этому списку, то ищите коррупционную составляющую. Ну я документы собрал, прихожу в опеку, говорю: «Тут мальчиков с девочками раздают?» А мне: «Заходи, мы отсюда уже видим, что ты прекрасный патронатный воспитатель». Я говорю: «Нет, никакого патронажа, мы с женой посоветовались, решили выбрать форму „приемная семья“». Мне: «Нет-нет, только патронатный воспитатель вам подходит». Я говорю, что это вообще такое, даже в семейном кодексе такого нет вида опеки. А мне: «У нас есть свой карельский закон, вот по нему работаем». Я говорю: «Я, конечно, юрист аховый, но, говорю, ваш закон не выдерживает никакой критики». Там получается, что за ребенка отвечает директор детского дома, приемные родители числятся у него якобы на работе, но, по сути, ты не имеешь права ни вывезти ребенка за город, ни отправить его в магазин совершить мелкую бытовую сделку, не можешь в школу за отметки разбираться ходить, потому что по закону этим правом наделен только опекун, а им в этом случае является директор детдома, а ты вообще фиг знает кто и с боку бантик — никаких прав у тебя нет. Ну я от такого отказался, а мне в ответ: «Не хотите быть патронатным воспитателем, то никогда вам приемным родителем не стать».

 

Суды

Но я все равно документы свои оставил, говорю, через десять дней по закону вы должны приехать принимать жилищные условия, а потом уже будете принимать решение: буду я приемным родителем или нет. Условия жилищные устроили, но в бумажке пишут: «Не могут быть приемными родителями, потому что таких-то документов не донесли». Я им говорю, что требования эти не основаны на законе. Ну я пишу в прокуратуру жалобу, оспариваю отказ в суде. Городской суд встал на сторону опеки, Верховный тоже. Через десять дней домой приходит решение: не просто отказать, а вернуть на рассмотрение в суд первой инстанции. Я опять кучу документов собираю. На этот раз в суде пристали с тем, что я обязан пройти курсы приемных родителей, мол, у меня нет опыта воспитания детей. Я им говорю: «Да у меня двое детей и внуки! Совсем, что ли?» Но между заседаниями сходил я в Минобразования, спросил, что за школа приемных родителей такая, как ее окончить. Оказалось, что набор только через несколько месяцев начнется только! Но предложили мне пойти на курсы педагогов для этой школы родителей. Ну зачислили меня туда: все занятия отходил, зачеты и экзамены сдал, дали мне бумагу, что я сам могу учить приемных родителей.

В итоге в суде, когда вопрос опека опять подняла, я сказал, что, во-первых, у нас школы такой нет, а, во-вторых, я сам родителей могу учить. Тут начальник опеки совсем разозлилась: «Это неправильная бумага, он ее подделал». Пришлось в суд вызывать замминистра образования, который мне бумажку эту подписывал, был в приемной комиссии на экзамене. Он подтвердил, что документ верный.

 

Ребенок по ордеру

В итоге суд дал мне право стать приемным родителем, но жене отказали. Она уже повторно судиться не захотела, мол, и так детей нет, а еще и лицом в грязь тыкают, ребенка не дают взять. Ну, прихожу я в опеку с решением суда, а мне говорят: «Понимаете, Юрий Алексеич, что с таким отношением к нам для вас в городе Петрозаводске никогда не найдется ребенка». Я говорю: «Нашли чем напугать. Дайте мне бумагу, что я могу быть приемным родителем, я сам разберусь». Ну я в тот же день пришел в Министерство образования, у них вся база на детей по Карелии, которых можно усыновить. Ну стали смотреть девчонок. Нашли близняшек лет шести. Я говорю: «Нет, двух сразу я не потяну, как бы я не хорохорился, а сразу двум барышням достойное содержание не обеспечить с моими финансовыми возможностями. Это же лечить, учить, учебники, бантики, колготки, резинки всякие, рюшечки. В общем, девицам много всего надо, это не пацана одеть». Искали-искали, нашли девчушечку 3,5 лет. А у нас критерий какой был: мне уже за 50 было, я понимал, что мне надо ребенка лет до 22–23 вырастить, что верхний предел для меня — лет 70, а дальше уже как лотерея. Ну ладно, позвонил жене, рассказал, что есть девочка, но младше, чем мы рассчитывали, она без колебаний сказала: «Давай!» Ну я решение озвучил, а мне опять: «Ну вообще, далеко ехать надо!» Спрашиваю: «Далеко — это где?» «600 км от Петрозаводска». «Выписывайте бумагу!»

Они сначала выписали гостевой ордер. По закону сначала можно посмотреть, познакомиться с ребенком, а потом уже выдают второй на то, чтоб забрать ребенка. Ну я и говорю: «Пиши мне второй сразу ордер». Жена, конечно, сначала сказала, мол, как же так, посмотреть бы сначала. Ответил: «Не в магазине! Что господь дал, то и будет!» И на следующий день в пять утра я уехал.

 

Первая встреча

Сначала меня в детском доме поругали, что я поздно приехал. Это часов в шесть вечера было. Ну что поделать. Встретила меня заведующая. Впечатление было... Вот в нынешней тюрьме, пожалуй, чище и приятнее, чем там было: казенное здание с облупленной штукатуркой, некрашеными полами. Ну бумажки свои отдал, мне говорят, хотите посмотреть ребенка? Конечно. Входим мы в игровой зал: там две комнатки, разновозрастные дети, десятка два, наверное, все чем-то заняты. И сидит такая клопуха, как сейчас помню, в серой кофте, коричневых штанах, в облезлых ботинках. Воспитательница позвала ее, она подошла, я присел на корточки, чтобы в глазки ей посмотреть, говорю: «Девочка, как тебя зовут?» «Натаса». «А пойдешь ко мне в дочки?» Секунд на пять, наверное, задумалась, потом подбегает, за шею — хап: «Пойду!» Ну тут я понял, что все — никуда мне больше не деться. Так с Натаськой на плече я целый вечер и проходил, пока бумаги оформляли. Я тогда у медика спрашивал: «Что в вашей карте соответствует действительности?» Она ответила: «Честно говоря, не знаю, но у нас бабушка ее работает, может, она что расскажет».

 

Бабушка (и мама)

Познакомили меня с бабушкой, поговорили о том о сем, она спросила, есть ли где мне переночевать, ну я сказал, что у меня палатка в машине, ну она предложила у нее заночевать. А мне даже лучше — есть возможность анамнез о родственниках собрать: кто чем болел, чем дышал, социальное, асоциальное поведение. Я ж хорошо помню, чему меня учили на курсах! Узнал о том, как получилось, что Наташка в детдоме оказалась, о том, чем болел ребенок, мать ее, вообще о здоровье родственников со стороны матери все узнал.

Потом, когда я забрал Наташку к себе, первое время бабушка звонила, общались они по телефону. Даже на день рождения подарок прислала, куклу. А потом пошло на спад. Бабушка к тому же непредсказуемая: могла позвонить вечером поздно, когда Наташка уже спит. Или звонит, а на заднем плане какой-то рев, крики пьяные. Я трубку не давал в таких случаях. И от мамы, которая лишена родительских прав, тоже никаких известий не было. Меня опека заставила счет открыть на Наташино имя, мол, туда будут алименты приходить. Но мама ее после этого еще двух детей родила и нигде не работала. Так что на счете как было пусто, так и осталось. Так что у бабушки, кроме Наташи, еще четверо внуков, все в разных семьях. Один только у нее воспитывался. Она хотела еще одного взять, но местная районная опека ей по какой-то причине отказала. Хотя она у меня просила ей помочь, и я даже пытался это сделать, но не сработало.

//В этом году бабушка пару раз засветилась в СМИ. Первый раз жаловалась, что ей за Наташу не доплачивают: «Что, государству будет выгоднее, если я сдам ребенка обратно в детский дом?» Второй раз она жаловалась, что нет никакой медицинской помощи в поселке и что приходится вызывать скорую за свой счет. Что действительно так.//

 

Новый дом

На следующий день ездил собирал еще документы, в обед в детский дом приехал за ребенком, а ко мне заведующая подходит, говорит: «Юрий Алексеич, у вас денежка какая-нибудь есть? Вы не могли бы Наташе одежду купить? Если вы сейчас ее так заберете, то нам детей не во что одевать будет». Ну что делать, пошли мы с бабушкой по местным рядам — закупил все, за исключением обувки, не нашли ее размера. В общем, одел я Наташку, и они у меня с Греськой (собака) на заднем сидении Нивы 600 км до Петрозаводска ехали.

Меня она с первого дня, как на шею в детском доме кинулась, так папой называла, жену тоже сразу мамой называть стала. Тощенькая была — ужас. Месяц она привыкала к нормальной пище: что такое фрукты, ребенок не знал, ела бананы постоянно, а при виде макарон трясти начинало — сырыми в рот запихивала. Первый год она была дома: я работал, а она на ковре что-то строила, пазлы складывала — развивали мелкую моторику, потому что пальчики не очень развиты были. Потом одна нога немного в сторону стояла, может, врожденный вывих был такой, но одна знакомая мне подсказала, что массаж надо делать специальный, у меня как раз соседка с ребенком ДЦП почти профессионально массажировала, ну и через полгода уже все в норму пришло. Ну так и жили: первый год здесь — как могли подтягивали, развивали, ко врачам водили. Через год в садик она пошла. Ребенок растет: формируется личность. А у меня в доме люди интересные: журналисты, писатели, режиссеры. Василий Фирсов сказки ей свои и писал, и рассказывал, вместе даже сочиняли сказки, Василий Вейки стихи ей писал и посвящал, учились стихи писать, фотографы учили ее фотографировать.

 

Отец-одиночка

Все хорошо было, даже чудесно. Потом уже, перед самым выпуском [из садика] у нас [в семье] начались проблемы. Жена моя, прямо сказать, кошек любила больше, чем Наташку, уж так у нее повелось. Ну и как-то она пыталась Наташку «дрессировать». А ребенка можно чему-то учить только через любовь. Через наказание и нотации не получится. Потом у нее (жены) мама сломала шейку бедра, и она начала разрываться на два дома. Что-то они тут не поделили, и она мне заявила: «Давай, возвращаем назад». «Ты твердо решила?» «Да, твердо». «Ну тогда до свидания». Собрал ей чемодан, спустил вниз, дал ключи от новой машины: «Так хватит?» «Хватит». И уехала к маме. Больше здесь не появлялась и даже ребенка с днем рождения не поздравила.

Скажу честно: хоть я многое умею делать, в том числе руками, в том числе по-хозяйству, но женщина все же в этом хозяйстве занимает определенную нишу. И когда все это свалилось на меня, то по первому времени было сложновато. Даже не то что сложно, просто я привык к своему распорядку жизни: я мог сесть в шесть утра за компьютер и вылезал из него в час ночи. И какие-то бытовые вещи меня не сильно беспокоили. Понятно — ребенка покормить, на горшок сводить, еще что-то, это без проблем. Всем остальным, конечно, жена руководила. Но пришлось приспосабливаться. Честно говоря, гладить не люблю. Но пришлось — платьишко обязательно гладить надо. Но самое муторное — колготки [смеется]. Катюшка, конечно, помогала, и Данька с Соней часто были здесь. Так что Наташка даже не особо переживала, разве что иногда спрашивала, где мама.

 

Порядок и дисциплина

Лет с пяти я начал ее приучать к порядку: «Наташенька, поиграла — игрушки убери за собой, красками намазала — возьми тряпочку, вытри». Все потихоньку. К семи годам она у меня уже совершенно спокойно подметала тут. Бывало, прибегут подружки: «Можно Наташа с нами гулять?». «Можно, только она немного занята, можете ей помочь. Умеете подметать?» «Умеем!» И вот эта пигалица, сама ниже веника, хватает его — и давай махать, видно, что в жизни веник в руках не держала [смеется]. Потом еще появилась подружка, тоже с нашего дома, на год старше ее. Там уже все по-взрослому было: и поиграют, и чаю попьют, и обедом покормятся, если надо. Лет в восемь Наташа начала посуду мыть. И научилась стиральной машиной пользоваться. Потому что придет с гулянки вся чумазая — так проще было научить машинку включать, чем за ней бегать, одежду грязную собирать: «Вот дверцу закрываешь, тут поворачиваешь, тут кнопку нажимаешь». Пару раз переспросила, и потом проблем не было со стиркой.

С первого класса она уже в магазин ходила. Сначала со мной, потом сама. Понятно, что не что-то тяжелое, но уж батон купить или сахару килограмм. Девчонок в магазине я предупредил: ребенок будет ходить. «Без проблем». Вечером зайдешь в магазин купить что потяжелее, продавцы: «Заходила твоя, купила то-то, то-то. И два «Сникерса», или два чупа-чупса» [смеется]. Потом карточкой [банковской] научил пользоваться.

 

Деньги и опыт

Это было во втором классе. У меня была заначка небольшой в коробочке. Я уже не помню, по какому случаю: то ли на машину копил, то ли долги отдавать. Смотрю как-то раз, коробочка эта не в том месте лежит. Открываю: е-мое! Много чего не хватает. Посторонних дома не было. Ладно, думаю, подождем, пока Наташка со школы придет. Не успела вернуться — звонит учительница: мол, зайдите в школу. Прихожу, она говорит: «Ой, вы знаете... Вы Наташу не ругайте...» Я говорю: «За что? За что?!» Выяснили все спокойно: «Наташа, денежку брала?» «Брала». «Куда дела?» «Ребятам в классе раздала». «А зачем?» «Ну пап, у нас же их много...» [смеется] Ну посмеялись. Но у учительницы глаза круглые, видимо, не поверила, что наказывать не буду. На следующий день пришла ко мне барышня с опеки (Отдел опеки и попечительства Министерства образования Карелии). Пришлось еще раз объяснить, что все в порядке.

Я вообще никогда деньги от детей не прятал. Когда Катюха с Егором росли, точно так же деньги лежали в коробочке, ну может, коробочка была другая. Прибегут, скажут: «Папа, дай денег, пойдем на дискотеку!» Я им отвечаю: «Вон коробочка, сами знаете. Посмотрите, прикиньте, сколько нам до конца месяца надо на жизнь. Если считаете, что что-то остается, берите на свою дискотеку». Они сами принимали решение, и бывало так, что решение было не в пользу дискотеки. Так что и Наташа узнала, что это за бумажки и какова их ценность.

Вернулись тогда почти все деньги. Что-то учитель успела забрать, что-то родители передали. Но одна бумажка где-то потерялась. Но полученный опыт ценнее, чем эта бумажка. [улыбается]

 

Спорт и хобби

В первом классе она на футбол записалась. Тут у нее подружка была, которая на футбол ходила. «Папа, я тоже буду ходить». «Ну давай!» Купил ей бутсы, гетры, форму. С полгода где-то ездила занималась, потом охота пропала. Стала ходить в детский Дворец творчества на кружок по кино-чего-то-там. Педагог там из девочек пытался актрис сделать. А я думал, что их там снимать [на камеру] будут учить. Мне-то в экспедициях фиксатор нужен, я и обрадовался. [Смеется] Но не тут-то было. Ну и она походила-походила, потом сказала, что больше ходить не будет. Ну не будешь — и ладно. Сиди дома — книжки читай, рисуй. У нее, кстати, рисовать очень хорошо получалось. А потом Данька [внук, старший сын Катерины] пошел на самбо. Ну, сходили на пару тренировок. Потом у него соревнования были. Я смотрю, она прямо вся переживает, ерзает на лавочке рядом со мной. Я ей говорю: «Хочешь тоже заниматься?» «Хочу!» «Ну давай!» Договорились с тренером сначала платно, а потом буквально через месяц он мне говорит: «У нее хорошо получается. Если она будет ходить, давай я ее на бюджетное место возьму». Конечно, тут была некоторая хитрость. Там на одного тренера 20 ребят. Ну что он там увидит: показал прием, они сами по себе повторяют — у кого лучше, у кого хуже. А она как приедет с тренировки, я ее спрашиваю, мол, какие приемы отрабатывали. Она покажет. Я ее поправлю: э, нет, не сюда надо руку класть, а чуть выше, или: чуть ниже, потом сюда. И так далее. Так и отрабатывали дома. Через три месяца тренер сказал, что выставит ее на соревнования. По городу сразу заняла второе место. Через три или четыре месяца снова городские соревнования: первое место! Потом чемпионат Карелии: первое место среди девчонок в своей возрастной категории! Кубок получила, размером больше нее [смеется]. Ну я что, против, что ли?

 

Учеба

Я никогда не ругал ее за плохие оценки. А они всякие были. Моя задача была — научить ее учиться. Не то чтобы кто-то должен разжевать, репетитор там какой-то. Нет, она должна сама захотеть учиться. Так что к четвертому классу я почти забыл, что надо с ней заниматься учебой. Конечно, бывают сложные задания, когда она сама приходит и просит помочь. Но в остальном обходилась без моей помощи. В 2016 году она закончила первую четверть с одной четверкой, остальные пятерки. Я к этому уже никакого отношения не имел. Это ее заслуга, ее работа.

 

Здоровье

Одна была проблема: с первого по третий класс у меня ребенок не рос. Вот в одном сарафане так и ходила: не растет, хоть ты тресни. Я сначала обратился к врачам на диспансеризации, которую раз в год приемные дети проходят. Но там такой конвейер: с 8 утра до конца дня она пропускали по 120 детей. Так что там толку не было. Хотя я им говорил: посмотрите, явно дефицит веса у ребетенка. Говорят: «Ничего, такое бывает, задержки случаются, давайте понаблюдаем». Год наблюдаем, два наблюдаем, три наблюдаем. В итоге плюнул, договорился с республиканской больницей. Ее там месяц разбирали по составным частям. Сказали, что мелкие проблемы есть, но ничего серьезного не нашли. Потом, когда начала подрастать, нашли какие-то болячки по девчачьей части. И как раз зимой должны были положить на обследование, чтобы решить, как это исправляется: гормонально или хирургически. Надо сейчас эти проблемы решать, пока можно без хирургии. Господь нас сделал такими без ножа и без топора, так что хирургические вмешательства очень нежелательны. Но без меня никто этим заниматься не стал. Недавно тут разбирал бумаги и нашел это направление. Надо как угодно это продолжить!

 

Крестины

Как-то приходит ко мне, говорит: «Папа, вот ты крестишься, молишься. Я тоже хочу». Говорю: «Наташа, понимаешь, чтобы креститься, молиться, надо сначала покреститься [в церкви]». «Да, я хочу». «Ну я вряд ли смогу тебе объяснить все правильно, что это значит, зачем это надо. Могу, конечно, сказать по простому, что креститься надо, чтобы Бог тебя берег. Но это как-то упрощенно». Вот она всю зиму ходила в воскресную школу в православный центр «Журавушка». Где-то в мае сказала твердо: «Папа, хочу креститься». «Это твое добровольное решение?» «Да, добровольное». «Хорошо». В августе мы ее покрестили. Ей было 9 лет. Договорились на Соловках, в Свято-Вознесенском скиту на Секирной горе. За всю историю этого скита, почти 200 лет, мужиков, которых там крестили, по пальцам одной руки пересчитать. Девок — вообще ни одной. Она первая и единственная. Когда собирались ее крестит, погода была ужасная — ветер, дождь, холодрыга. Отец Матвей молодец: первую часть службы отслужил в храме, потом отвез на озеро. В озере вторую часть ритуала. Она уже не младенец, так что все было как положено: сшили крестильную рубашку, в озеро завели. И крестная мама была назначена. После купания ее девчонки вытерли, переодели, привезли обратно в церковь. Постригли, как положено по обряду. И вот как только эту церемонию завершили, сразу и дождь прошел, и ветер стих, тучи разогнало, и солнце выглянуло. Я ей тогда сказал: «Ну, Наташка, крестили тебя в очень святом и очень страшном месте. Поэтому жизнь у тебя будет, с одной стороны, очень тяжелая, с другой — у тебя будет очень мощная защита». Так оно, в принципе, и вышло. Как-то на тренировке она тот крестильный крестик сняла, куда-то сунула, ну и потеряла. Я ей, конечно, другой купил, но... Не прошло и трех месяцев, и — бубух [меня арестовали].

 

Экспедиции. Киношкола

В экспедиции я начал брать Наташку с 9 лет. Сразу поехали на Соловки. Я езжу, конечно, и в другие экспедиции, где надо очень много ходить, и там бывает трудно физически. В такие поездки я ее, конечно, не брал. Я же всегда знаю, что мне надо будет делать и где я буду жить во время экспедиции. Вот когда есть более-менее приличные условия, человеческие, то почему бы и не взять детей. У меня и Катька, и Егор лет с семи-восьми со мной таскались. В экспедициях она себя нормально проявила, да и ей там не скучно было: хоть там обычно ребята постарше (ученики Московской международной киношколы, которые участвовали в экспедициях Юрия Дмитриева), но всегда находились подружки и друзья. Первые дни, может, немного и стеснялась, а потом понимала, что это такие же, как она, только чуть повыше ростом. В этом смысле Московская киношкола — уникальное заведение: там нет никакой дедовщины, там нет никакого деления на старших и младших — там все равные. При этом у каждого свои обязанности, дисциплина, взаимопомощь. Я не помню, к какой группе тогда Наташку прикрепили, и вообще я суровый в этом плане папа: если все одинаковые — значит все одинаковые, все в равных условиях. В той экспедиции ее еще рисовать подучили, потому что там же проходили курсы мультипликаторов.

На следующий год мы сначала поехали в Лодейное поле (город в Ленинградской области, в окрестностях которого, возможно, были расстреляны заключенные одного из этапов с Соловецкого лагеря), там провели недели две. Потом она у меня отпросилась в Москву в гости к подружкам-киношкольницам. Ну почему нет, если берут? Вот они там и в зоопарк сходили, и в луна-парк, и на Красную площадь... Приехала вся счастливая, причем с Москвы сразу на Соловки — в следующую экспедицию. Тогда она мне сказала, что очень хочет учиться в киношколе. Ну, говорю, если закончишь хорошо семь классов и Ольга Алексеевна (Ольга Керзина, руководитель Московской киношколы) посчитает, что ты достаточно умная, разумная, самостоятельная барышня у меня, то, может быть, тебя в эту школу возьмут. С тех пор у нее дополнительный стимул появился. И стала рисовать дальше, по-настоящему, как учили киношкольцы.

 

Суд и будущее

Ее слова, которые были зачитаны на суде (из-за появления которых формально и был отменен оправдательный приговор)... в них я не верю! Они либо вырваны из контекста как-то, либо это уже бабушкина работа, она ее могла накрутить. За эти полтора года могла внушить ей мысль, что она опозорена и так далее. Возможно, обработала, как ей надо: общаться с Наташей никто из нашей семьи сейчас не может. Она надеется, что меня посадят. Но зачем ей это, я не знаю. Ради денег? Как она о здоровье ребенка заботится? Если у меня она рыбу не ест, то я ее и не заставляю. А она на первом заседании заявила с возмущением, что ребенок не ест рыбу.

Не проходит дня, чтобы я о ней не думал. Это мое. Моя дочь. Ну не могу я ее там оставить. Я все хотел с ней поговорить перед получением паспорта о семье, о родственниках ее. Ведь она может сама решить, какую фамилию дальше носить, если захочет быть Дмитриевой, я буду счастлив.

---

Юрий Дмитриев — руководитель карельского отделения общества «Мемориал», исследователь Сталинских репрессий. 13 декабря 2016 года его задержали по обвинению в изготовлении порнографии. По версии следствия, Дмитриев фотографировал приемную дочь обнаженной. Защита считала, что это были снимки из ее дневника здоровья, который Юрий Дмитриев делал для органов опеки. Той же точки зрения придерживались эксперты.

Судебный процесс по делу Юрия Дмитриева начался 1 июня 2017 года, дело рассматривали в закрытом режиме. Его обвиняли по трем статьям Уголовного кодекса России: 242.2 («Производство порнографических материалов с изображением несовершеннолетних»), 135 Уголовного кодекса («Совершение развратных действий без применения насилия») и 222 («Незаконное хранение огнестрельного оружия»).

22 января 2018 года по требованию прокурора города Елены Аскеровой институт имени Сербского завершил психиатрическую экспертизу Юрия Дмитриева — для этого историка специально этапировали в Москву. 27 января 2018 года Юрий Дмитриев вышел из СИЗО под подписку о невыезде. 27 февраля суд огласил результаты экспертизы — Юрий Дмитриев был признан здоровым.

Прокурор Елена Аскерова потребовала для Дмитриева 9 лет колонии строгого режима. Адвокат Виктор Ануфриев 22 марта назвал дело Дмитриева издевательством по отношению к дочери историка. 5 апреля суд признал Юрия Дмитриева невиновным по делу об изготовлении порнографии. По статье «Незаконное хранение огнестрельного оружия» судья назначила наказание в два года и шесть месяцев ограничения свободы. За вычетом времени, которое Дмитриев уже провел в СИЗО, в свободе он ограничен три месяца.

12 мая Юрий Дмитриев по разрешению суда смог принять участие в церемонии вручения премии Московской Хельсинкской группы в области защиты прав человека. Он стал лауреатом за исторический вклад в защиту прав человека.

14 июня Верховный суд Карелии отправил дело исследователя на повторное рассмотрение в суд первой инстанции.

Подробнее о деле Дмитриева — в материалах «7x7» по ссылке.