«Поклонники Моторолы». Репортаж из детского лагеря, который посвящали и не посвятили памяти убитого ополченца Арсена Павлова

Первый патриотический слет «Юнармия Коми — 2016», который состоялся с 17 по 23 октября в лагере «Гренада» Сыктывдинского района, прошел бы практически незаметно, если бы не начальник управления молодежной политики Минобраза Коми Леонид Краснопёров. Он заявил, что мероприятие посвящено памяти убитого в Донецке ополченца Арсена Павлова, больше известного как Моторола. Когда вслед за «7x7» об этом написали несколько федеральных изданий, Краснопёров отказался от своих слов, а в Минобразе предпочли откреститься от его заявления, но избежать скандала не удалось. Чиновник пытался сгладить ситуацию, уверяя, что это была его инициатива, которую, впрочем, поддержали руководители патриотических клубов, кадетских классов и инструкторы лагеря. Именно поэтому на открытии слета память Моторолы почтили минутой молчания. Корреспондент «7x7» съездил в лагерь, чтобы поговорить с людьми, которые считают Арсена Павлова героем и учат этому детей.

 

«Не прихоти, а антитеррористические нормы»

— А вы сотрудники лагеря? — к закрытым воротам лагеря «Гренада» подходит пожилой охранник. Мы стоим за решеткой.

— Нет, журналисты. Нас должны сейчас встретить. Мы приехали репортаж писать, — говорю седому мужчине в черных наглаженных брюках и кожаной куртке.

— Ну тогда приходите, но подождите тут, — он открывает дверь.

 

Попасть в лагерь оказалось проще, чем это казалось еще днем ранее. О визите журналисты «7x7» договаривались с невольным автором скандала, господином Краснопёровым. Узнав, что мы хотим провести в лагере несколько часов, он попросил сократить это время до 60 минут, так как в «Гренаде» действует режим и «нормы антитеррористической защищенности». Никакие уговоры Красноперова не брали. «Это не наши прихоти», — писал он. «Я все Вам рассказал. Есть нормы, их нужно соблюдать. Жду информации», — так закончилась переписка с ним.

В региональном Минобразе, куда журналисты «7x7» звонили, чтобы заказать пропуск на территорию, сказали, что в лагере можно провести три-четыре часа, но все это время нас будет сопровождать заместитель министра Дмитрий Безгодов. Он специально приедет на слет, чтобы ответить на вопросы и лично показать объекты.

— Здесь раньше реабилитационный центр был, а с 2009 года — детский лагерь, — рассказывает нам встречающая женщина.

Мы идем по дороге мимо одноэтажных корпусов. Справа и слева — деревья. Чуть позади осталась игровая площадка. Чуть поодаль — плац и столовая. Мы сворачиваем в административный блок.

Дмитрий Безгодов, крупный мужчина с небольшими усиками, ждет нас в кабинете начальника лагеря. Он рассказывает, что на слет приехало 203 подростка от 11 до 17 лет из 17 городов и районов Коми. Их сопровождают руководители кадетских клубов и классов. Предлагает выпить кофе и поговорить до того, как начнется общее утреннее построение.

 

«Моторолу знаю по центральным каналам. Отчаянный парень»

 

 

— Как так получилось с Моторолой? — буквально сразу спрашиваю я.

— Что конкретно вы имеете в виду? Минуту молчания? [во время открытия лагеря память Арсена Павлова почтили минутой молчания].

— Леонид написал у себя во «ВКонтакте», что слет полностью посвящен памяти Моторолы. Он сказал об этом двум СМИ. А потом, когда звонили федеральные СМИ, его позиция изменилась.

— Ну... Да... Я думаю, что правильно, что в итоге развели частную инициативу и позицию министерства. В программу это не входило и не могло входить. Вот и все. Он объявил, что это его частная инициатива.

— Но ведь наши читатели справедливо замечали, что частную инициативу можно проявлять дома, а не в детском лагере. А если Краснопёров захотел бы посвятить слет сторонникам ИГИЛа [запрещенная в России террористическая организация]?

— Тогда бы его сразу уволили. Две вещи тут: и закон, и нравственное чувство. Большинство различают ИГИЛ* и Моторолу.

— Что конкретно вы имеете в виду, говоря про нравственные чувства?

— Позвольте вам это не объяснять. Если вам не понятно, — Дмитрий Безгодов чуть-чуть посмеивается, — я объяснять не буду.

— Я хочу узнать, что вы вкладываете во фразу «нравственные чувства».

— Между ИГИЛом* и Моторолой разница есть. Я думаю, это понятно любому гражданину России, который следит за ситуацией. Отсюда и разная степень напряжения. Когда чиновник по частной инициативе делает проступок... можно сказать: «Нехорошо. Больше не делай». А когда он посвящает памяти ИГИЛа*, тогда это преступление.

— А вы как сами относитесь к Арсену Павлову?

— Как частное лицо? — замминистра опускает глаза вниз и пару секунд молчит. — Мне бы не хотелось делать официальных заявлений, как чиновнику. Но я сочувствую его позиции, а теперь и его семье.

— Он для вас герой?

— Поскольку я знаю о нем как о человеке, который воевал на Донбассе, то разумеется. Для меня это человек мужественный, совершивший много дел, которые, с моей точки зрения, на пользу стране.

— Когда его убили, люди в социальных сетях условно поделились на две части: патриотически настроенные россияне героизировали Моторолу, либералы публиковали видеофрагмент, в котором он признается, что убивал пленных. Вы видели эту запись?

— Не видел.

— Поэтому и возникает вопрос — герой ли он?

— Мы оперируем сейчас некими образами... Для меня это человек, которого знаю не только по интернету. Я его знаю по центральным телеканалам... Отчаянный парень, смелый.

— А какие каналы вы смотрите?

— «Первый», «Россия», НТВ, «Пятый», «Звезда», «Мир». Первые 18–20 каналов. Но моя картина происходящего на Украине не только из этого складывается. Не только из СМИ, не только из книг, а из жизни, из общения. Для восстановления картины я не считаю нужным листать СМИ.

В этот момент в комнату зашел парень в камуфляжной форме. Дмитрий Безгодов представляет «главного за программу и организацию лагеря», работника регионального центра поддержки молодежных инициатив Дмитрия Алексеева.

— Общего построения сегодня не будет. Не хотим морозить ребят. Сейчас они пошли на завтрак, — отчитался Алексеев, добавив, что у нас есть время закончить беседу.

 

Я же вспомнил о выступлении Дмитрия Безгодова на круглом столе в Общественной палате Коми в апреле 2016 года, участники которого искали способы повысить патриотизм. Во многом выступление заместителя министра перекликалось с посылами государственной пропаганды на центральных телеканалах.

— Вы там сказали о том, что «надо помолиться богу за такую неспокойную внешнеполитическую обстановку. Если бы не это, мы бы расслаблялись и дальше». Что конкретно вы имели в виду?

— Рост уровня патриотичности. Я глубоко убежден — чтобы страна восстанавливалась, возрождалась, надо пересмотреть соотношение экономического и духовного. Мы продолжаем разделять и советскую, и капиталистическую догму о том, что, только если появятся экономические предпосылки, можно что-то сделать. А все прямо наоборот. С точки зрения экономических предпосылок все слабые страны — а Россия сейчас гораздо слабее, чем Советский Союз — заранее должны встроиться в определяемый кем-то миропорядок. Если мы этого не хотим, надо сделать ставку на иные ресурсы. Отсюда вывод: я надеюсь, что эти изменения заставят людей, например, нормально относиться к рождению детей, даже если вы небогаты. И если вы родили, то предпочитать тратить деньги на их образование, чем дорогую одежду, не переживать от того, что у вашего ребенка нет таких же гаджетов, как у богатых соседей. Или, например, не тратить такое большое количество денег за рубежом, как сейчас, а из патриотических побуждений поездить по Золотому кольцу, посетить дворянские усадьбы, где родились и творили наши писатели и композиторы. Это здорово. Понятно, что там не такой сервис, как на Западе, но там есть что посмотреть. И если не обсуждать только в плоскости комфорта, то можно пожертвовать комфортом, потратить чуть больше денег, но потратить их здесь.

— А вам не кажется, что мы расплачиваемся за патриотизм экономикой?

— Более русофобского времени, чем 90-е годы, в принципе не было. Может быть, только после революции. «Московский комсомолец» мог писать «Россия, ты сдурела» или «Россия — родина козлов» прямо большими буквами. И это не сопровождалось экономическим ростом. Это было время полнейшего развала. Вот вы не помните, что учителя полгода не получала зарплату, а дочь ела гречневую кашу полгода без мяса. А в Москве стреляли. Ты в общежитии спишь и слышишь. А порнографические фильмы крутили в видеосалонах. И все кандидаты наук превратились в челноков. Поэтому тут нет корреляции между ростом патриотизма и экономическим кризисом и наоборот.

— С 2000 по 2008 годы было вполне себе хорошо. Сейчас же государство забирает накопительную часть пенсии. Сейчас сокращают учителей, врачей. И все это за последние два года. У вас же в ведомстве оптимизация идет. Ваши же коллеги жалуются на это.

— Если мы посмотрим на уровень зарплат, то он держится — и у учителей, и у врачей. И это неплохой уровень...

— Но ведь за эти два года произошло сокращение реальных доходов россиян. Это же факт.

— Понятно, что экономическая ситуация непростая. Была волна экономического кризиса, есть санкции. Какой выход? Согласиться на предлагаемые условия? Завтра с Белоруссией так поступят, с Казахстаном. Потом создадут Поморскую область, Урал, Казакию. Ведь это все делается. Это социально-коммуникативные технологии. Через 10–15 лет. А мы будем соглашаться и превратимся во вторую Африку. Есть смысл попытаться предложить новому мировому порядку некие свои условия. На многое претендовать мы не можем, но на безопасность и достаток внутри России мы хотели бы претендовать.

— Так об этом и был мой вопрос — видите ли вы связь снижения уровня жизни россиян с повышением уровня патриотизма. Одно компенсирует другое.

— Здесь никогда не бывает моментального наступления последствий. Мы говорим сейчас о закрытии каких-то школ, например, в поселке Верхняя Максаковка закрылся корпус колледжа, это во многом следствие демографических тенденций. В сравнении с советским периодом нас в республике стало на 40 процентов меньше. Не может тот же объем инфраструктуры сохраняться для того же объема населения.

— Мне кажется, что в советское время, что в российское в Максаковке жило примерно одинаковое количество людей.

— Я говорю не о Максаковке, а в целом по республике. В том колледже при плановой загрузке в 600 человек осталось 100. И студентов перевели в Сыктывкар. Многие негативные явления, которые состоялись в 90-е или нулевые сказываются здесь и сейчас. Я убежден, что наши проблемы в экономике из-за этих причин, а не из-за роста патриотизма. Тогда надо показать, как рост патриотизма компенсирует снижение благосостояния.

— Почему патриотизм милитаризирован?

— Если говорить о том, что сейчас гораздо больше военных образов тиражируется, я убежден, что это не столько ради подъема патриотических настроений, сколько ради того, чтобы мир понимал, что оружие просто есть. Здесь та ситуация, когда надо показывать мускулы на всякий случай. Я думаю, что во все времена официальные СМИ и использовались. Кстати говоря, когда Советский Союз был сильным, то и этого было меньше. Тогда показывали результаты трудовых подвигов, потому что таких опасений было меньше. А сейчас ситуация на грани. Потенциальный противник должен понимать, что у России есть оружие, что это не блеф.

— Не секрет, что нашей разведке и военным примерно известно, какое оружие и в каком количестве есть у США, Англии, Франции и других стран. Их разведкам известно про наше оружие. Это не нужно демонстрировать. Те, кто принимают решения, это прекрасно знают.

— Мы должны им помочь выдерживать давление общественного мнения. Если общество настроено, что Саддам Хусейн плохой, готовит войну, то общество давит и просит разобраться. Надо показать не только руководителям, но и обывателям. Даже если Россия вам не нравится, она может себя защитить. Поэтому есть только один способ — искать компромисс. А силой ничего не получится.

 

«Американцы везде. Идет борьба за мировое господство»

Дмитрий Безгодов предлагает пройти к плацу, где началась строевая подготовка у одного из отрядов. Самые взрослые отрабатывали шаг.

— Смирно. Равнение направо, — кричит парень, и все поворачивают голову на флагшток.

Отряд проходит два круга и тонкими, юношескими голосами затягивает «Катюшу».

 

Недалеко от плаца на площадке перед корпусом младшие школьники тоже отрабатывают шаг.

— Это наша визитная карточка — показ строевых приемов, — тихонько говорит руководитель кадетского класса ухтинской школы № 18 Василий Гермогенов, но тут же значительно повышает голос. — Саша, Аня, вытянули руки и измерили расстояние. Что так близко? На исходную. Заново. Еще раз маршируем.

 

 

— Зачем нужен лагерь? — спрашиваю его.

— Опыт перенять друг у друга. Проверять себя в дисциплинах. Цель — воспитание. Нам не нужны потребители, нам нужны управленцы, — Василий не отводит глаз от марширующих детей. — Лагерь помогает воспитать управленцев, тех же офицеров. У нас министерство образования пытается из детей создать только потребителей. Поэтому наш лагерь и нужен.

 

В этот момент дети выстраиваются в шеренгу и кричат хором:

— Станем русским щитом. Не посрамим Отечество! — чеканят каждое слово дети.

— Вы замечали, что в СМИ стало больше военных тем, идет милитаризация?

— Стало больше из-за пропаганды. Это, наоборот, в плюс идет. У нас хотя бы к чему-то, но будут готовы.

— К чему? К войне?

— Хочешь мира, готовься к войне. И этим все сказано, — улыбается он.

— А вы верите в то, что война может быть?

— Все возможно с нашими соседями американцами. Запросто. Вот примеры — Грузия, Сирия, Украина.

— Везде американцы виноваты?

— Они везде. Идет борьба за мировое господство, — Василий извиняется и уходит в домик, чтобы продолжить занятия с детьми там.

 

Игра в террористов

 

 

К нам подходит студент четвертого курса сыктывкарского педколледжа, вожатый Владимир Попов. В его отряде дети из Инты, Усинска и Сторожевска. По его словам, распорядок дня в лагере — полуармейский. Дисциплина строгая, но дети счастливы.

— Когда у нас подъемы по тревоге проходят, они все: «А-а-а!». Мы придумываем историю, например, надеваем маски, как террористы, прячемся на территории лагеря, и они нас ловят.

— Почему террористы? Почему не войска другой страны?

— Не знаю, так проще детям объяснить. Назвали террористами, и все понятно.

— Террористы — это ярлык. Назовите человека террористом, так с ним можно все что угодно сделать.

— Ну у нас дети их хватают и ведут сюда. У нас никто не стреляет.

— Это же условия игры, — к беседе подключаются другие вожатые.

— Просто это понятие более распространено. Сейчас много об этом говорится, — объясняет Владимир.

— Слово «террорист» сейчас в СМИ сильно «накачали». Если говорится «террорист», значит, что это уже не человек. А значит, можно его взять и...

— У нас основная легенда о том, что террористы закладывают бомбу, — рассказывает Владимир Попов.

— А можно спросить, — в разговор вступает еще один вожатый. — А вы полагаете, что террористы достойны лучшего отношения?

— Они достойны справедливого суда. Как и все мы.

После этих слов Дмитрий Безгодов приглашает понаблюдать за лекцией руководителей отряда поисковиков, которые приехали в «Гренаду», чтобы рассказать о том, как они ищут останки погибших во время Великой Отечественной войны солдат.

 

«Сейчас дети не владеют оружием — а вдруг война?»

 

 

Иван Игнатов не должен был ехать на слет, но руководитель патриотического клуба «Сокол» в Удорском районе заболел, поэтому начальство отправило вместе с шестью школьниками его. Он хвалит организацию в лагере (сам бывал здесь в юности), признается, что все в «Гренаде» изменилось в лучшую сторону. Спрашиваю его о том, почему военной теме стали больше уделять внимания. Иван уверен, что из-за событий на Украине.

— А вы считаете, что война будет? — спрашиваю собеседника.

— Будет, — понизив голос, отвечает он. — Был видеоролик интересный, как за последние 300 лет нападают на Россию. Но мы держим свою политику. Нас никто не может захватить. А вот США с Украиной — финансы (трет указательные пальцы друг о друга), чтобы Россию позорили, чтобы нас унижали. Но они не смогут это сделать.

— Но ведь и раньше патриотизм больше воспитывали на истории, географии...

— Оружие — очень важно в этом плане. Я сам был на военно-патриотическом сборе. И мы стреляли. А сейчас дети не владеют оружием. А вдруг начнется война? Они элементарно не смогут выстрелить. Это очень надо. Мы изучаем атласы и глобусы, краеведение. Но когда выстреливаешь, ощущение хорошее.

 

 

— Но если начнется война, то первыми на фронт должны пойти профессиональные военные. Не дети.

— Ребенок с 12 лет должен уметь семью защитить. А если кипиш начинается, они не знают, что делать.

— То есть учить детей обращаться с оружием надо всегда? Даже если напряжение во внешней политике пройдет?

— Надо создать единую систему, в которой были бы все направления. И одно из них — военная подготовка.

 

«У нас тут 200 человек, а ощущение, что идет милитаризация»

В этот день в лагерь приехали страйкболисты. Они разложили оружие и амуницию в одном из корпусов, куда пригласили старших школьников.

В комнате очень шумно. Подростки по очереди надевают бронежилеты и каски, берут в руки автоматы и пистолеты, спрашивают про прицелы и предохранители.

— Пистолет верни! — один из страйкболистов просит девочку положить пистолет, но она его не слушает, поэтому он повышает голос. — Пистолет верни! Одна девочка в Москве на соревнованиях сделала так [заглядывает в дуло]. А там был патрон. У нас их нет, но один раз в год и палка стреляет.

 

 

— А девушки могут служить в ОМОН? — спрашивает школьница.

— Вроде я слышал, что в Москве есть ОМОН, где служат девушки, — отвечает страйкболист.

На улице вожатые и гости разыгрывают сцену с захватом УАЗа, которая ожидаемо заканчивается спасением заложников. Дмитрий Безгодов провожает нас к выходу.

— Может быть, если бы я приехал в этот лагерь лет пять назад, то у меня были бы другие ощущения. А сейчас меня не покидает чувство, что мы готовимся к войне, — говорю заместителю министра образования Коми. — Может быть, здесь есть правильные вещи, но контекст, в котором все это происходит, заставляет меня внутренне сжиматься.

— Знакомство с оружием полезно, пока мы не воюем. Было бы здорово, если бы мы 100 лет жили без войны, но при этом знали, что такое оружие... Мы на занятиях собирали и разбирали автомат, стреляли в тире, бегали в противогазах. А потом был период, когда все это исчезло. И по контрасту с этим нынешнее небольшое внимание к теме — ведь тут собралось 200 человек — а ощущение, что идет милитаризация. Это всего лишь контраст с совершенной пассивностью, которая была пять-шесть лет назад.

 

 

— Но когда про войну говорят в прогнозе погоды на центральном канале: «Сегодня хорошая погода, чтобы бомбить Сирию», то, по моему мнению, что-то не в порядке. Поэтому я жду подвоха и тут — в детском лагере.

— Коль скоро мы попытались заявить о каких-то своих интересах, неотъемлемых правах, суверенитете и их приходится отстаивать с оружием в руках, то нужно задуматься о том, кто будет это делать после того, как ветераны уйдут на пенсию. Мне это кажется нормальным.

* ИГИЛ — запрещенная в России террористическая организация