Голодовка и письмо губернатору: пенсионерка из Рязани намерена добиться ремонта своего старого дома

Осенью 2014 года в разных районах Рязанской области умерли два одиноких пенсионера. Местные СМИ отмечали, что во многом это произошло из-за того, что в их домах не было отопления. Старики попросту замерзли. Эта история рискует повториться и грядущей зимой.

В декабре прошлого года пенсионерка Лидия Кузнецова в СМИ попросила помощи у рязанских властей: она живет в старом доме со сломанной печью по улице Чернобаевской. Чиновники так и не помогли, поэтому Лидия Сергеевна боится, что не переживет еще одну зиму. Пенсионерка намерена объявить голодовку. Кроме того, она написала письмо мэру и губернатору, в котором спрашивает: «За что же нас убивают? За то, что сами не умираем? Зажилась слишком долго?».  

Корреспондент «7x7» побывала в доме пенсионерки, узнала историю ее переезда в Рязань, приобретения дома и его обветшания до состояния «черной-черной избушки» из детских страшилок.

 

 

 

Буквально несколько дней назад Лидия Кузнецова встретила свое 79-летие в старом деревянном доме, который уже не первый год в плачевном состоянии. Из трех крошечных комнат только одна жилая: в остальных прогнил пол, там стоит подвальный холод. Крыша протекает, из потолка вываливается утеплитель, пол в некоторых местах обрушился до самой земли, газа и горячей воды никогда не было. Единственный источник тепла — печь — пришла в негодность. Ремонтировать ее не взялся даже опытный специалист: побоялся, что только тронет, весь дом развалится. С прошлого года Лидия Сергеевна греется около небольшого калорифера. Он стоит в ее спальне рядом с кроватью. Однако ночью пенсионерка все равно влезает в спальный мешок ярко-красного цвета: обогреватель с сыростью избушки не справляется.

— Я всем говорю, что живу в избушке, как у Бабы-яги, только куриные ножки уже прогнили и отвалились. Вот тут у меня как бы кухня, здесь стояла плита, но пол провалился вместе с плитой, — Лидия Сергеевна показывает сквозную дыру на холодной террасе. — Теперь я ее на улицу вынесла, готовить практически не на чем. Если горячая вода нужна — кипятильник использую. Летом моюсь в сарайчике, зимой — только голову, а там как придется. Тут еще вот в чем дело: рядом железная дорога, идет поезд, весь дом ходуном ходит, каждый раз боюсь, что прямо сейчас развалится.

«Вот тут у меня как бы кухня, здесь стояла плита, но пол провалился вместе с плитой»

В юности Лидия Сергеевна отучилась в Томском инженерно-строительном институте, вышла замуж и поехала по распределению в Нальчик. Родила двух сыновей и дочку, расплатились с мужем за трехкомнатную кооперативную квартиру, но тут наступили 90-е. Тогда в Нальчике русских выгоняли с работы и из собственных домов, поэтому в семье стали думать, куда уехать. Муж стремился на свою родину — Украину, жена решила ехать в Россию, в Рязань. Именно здесь уже отучились в Радиотехническом институте оба ее сына. Супруги развелись, Лидия забрала дочку-семиклассницу и практически сбежала из города, который в одночасье стал враждебным.

— Муж был не против развода, но и имущество делить не собирался. Не до того и мне тогда было. В Рязани сын устроил нас с дочкой в общежитие Учебного комбината на время, но оказалось, что на 4 года. Меня туда же и работать взяли. А когда исполнилось 60 лет, поехала к бывшему мужу, решила хоть что-то потребовать, ведь он, по сути, оставил своих детей без ничего! — пенсионерка продолжает рассказ, не отнимая рук от обогревателя.

 

 

 

Бывший супруг много денег не дал. Их хватило на этот самый старый дом. Кузнецова мечтала, как они пристроят еще пару комнат и ванную, проведут газ… Однако оказалось, что дом уже был «приговорен» к сносу. Не разрешали ни строить на этом месте, ни прописывать сыновей. С пропиской со временем разрешилось, остальные улучшения так и остались в мечтах. К тому же дети редко стали появляться в доме: устроились кто-как. А недавно зашла в гости, да так и осталась бездомная кошка. Пенсионерка назвала ее Рыжкой. Ест немного, зато вдвоем спать гораздо теплее.

 

 

 

Два года назад недалеко от дома Лидию Сергеевну сбила машина. Водитель, не останавливаясь, уехал, а пенсионерку с трудом «собрали по частям»: у нее были сломаны ребра, ключица, бедро, травмирована голова. После выхода из больницы пожилая женщина получила II пожизненную группу инвалидности. Теперь хромота и непрекращающиеся головокружения — ее постоянные спутники. Из-за них пожилая женщина не в состоянии встать на стул, чтобы убрать паутину с потолка, не в силах помыть окна. Говорит, что голова кружится так, что при ходьбе спасает только палочка.

После долгой беседы начинает путаться в датах, сбивается, нервничает. Ее заходит проведать соседка, из похожего, дореволюционного дома. Таковых на этом пятачке осталось не более десяти.

— Вы не смотрите, что у нее сейчас кавардак, она тут всю улицу по нескольку раз в год убирала. И мусор, и ветки, бутылки, которые молодежь оставляет, — все у Лиды в чистоте было. И двор весь цветами пестрел, — рассказывает соседка. — А сейчас… ну, так вот жизнь поворачивается, никому не нужна стала. Да и все мы тут — люди второго сорта. Машины ставят прямо у наших калиток, уличного освещения нет, глубокие колеи, лужи, молодежь по вечерам пьянствует. А за старух заступиться некому, старухи свои силы стране отдали — и ладно, можно помирать вот так, в грязи и холоде, почти в центре города.

Да и все мы тут — люди второго сорта. Машины ставят прямо у наших калиток, уличного освещения нет, глубокие колеи, лужи, молодежь по вечерам пьянствует

— Вы уже уходите? — спохватывается Лидия Сергеевна. — А я вам много еще чего сказать хотела. Что бутылки пластиковые собираю. Видела, как из таких дом построили люди, что ко мне тут приходили, предлагали в старческий дом устроить… как его? Дом престарелых! Еще сказали, что не знают точно, когда нас расселять будут. Наш участок попадает под программу развития застроенных территорий, но все зависит от того, какая компания и когда решит возводить тут дома. Раньше говорили, что точно в 2017-м расселят, теперь уверенности нет, — глядя в мутное окно, устало сообщает Кузнецова.

Просит прощенья за то, что так и не нашла письмо, которое начала писать мэру города Олегу Булекову и губернатору Олегу Ковалеву. Но цитирует его на память: «…Выживала в войну, училась, работала, рожала. За что же нас убивают? За то, что сами не умираем? Зажилась слишком долго? Рада бы в рай, да грехи не пускают».

 

 

 

Провожая меня до хлипкой двери, задумчиво бормочет о том, что, может, она и не заслужила «царских хором», но заслужила хотя бы человеческих бытовых условий. Что люди вообще не должны жить так, как она. И что, видимо, тех, кто уже отработал свое и потерял здоровье, даже за людей считать перестали.