Предприниматель Дмитрий Потапенко: Я не хочу, чтобы Фёдор Овчинников стал новым Чичваркиным

Предприниматель, управляющей партнер Management Development Group Inc Дмитрий Потапенко по приглашению владельца «Додо пиццы» Фёдора Овчинникова 7 июля на один день прилетел в Сыктывкар, где выступил перед участниками ежегодного съезда партнеров его компании. В столицу Коми на два дня приехало более 300 человек — менеджеры, инвесторы, эксперты, которые «обсуждают дела и узнают последние новости фирмы». Корреспондент «7x7» встретился с Дмитрием Потапенко [в разное время управлял компаниями, в которых было более 2 500 сотрудников] в сыктывкарском аэропорту перед отлетом в Москву и спросил его о том, спасает ли открытость российских бизнесменов от уголовного преследования, почему он переживает за Овчинникова, зачем идет в политику и почему чиновники из написанных бизнес-сообществом законопроектов оставляют лишь несколько пунктов, зачастую — «ж», «о», «п» и «а».

Сыктывкарец Фёдор Овчинников пять лет назад запустил новый для себя бизнес — доставку пиццы. Спустя короткое время он открыл первый ресторан, а потом стал продавать франшизу под брендом «Додо». Сейчас в нескольких странах работает более 100 пиццерий. Общая выручка компании в июне 2016 года превысила 200 миллионов рублей. По словам Овчинникова, привлечь инвестиции ему помог его собственный блог, в котором он публикует финансовую отчетность и рассказывает о внутренней кухне «Додо Пиццы».

— Федор много раз говорил на разных площадках и писал в блоге, что любая компания может быть успешной, даже несмотря на то, что государство порой очень сильно усложняет жизнь бизнесу. Главное — принципы компании, ее подходы. Вы эту мысль разделяете?

— Вопрос в том, что мы понимаем под успешностью. В Сомали есть бизнес. С точки зрения инвестиционных вложений он прекрасен: покупаете по 500 долларов 5–6 автоматов Калашникова, баркас с мотором за 800 долларов, а потом захватываете танкер. Так несколько миллионов можно отжать. И это тоже бизнес. Поэтому все зависит от того, что мы хотим получить на выходе. Безусловно, при любой агрессивной среде есть возможность зарабатывать деньги.

— Если мы говорим про компанию «Додо Пицца», то Фёдор не захватывает танкеры. Он играет по правилам, платит налоги. И, несмотря на агрессивную среду вокруг, он строит успешную компанию.

— Он успешен, и это хорошо. Вопрос не в уплате налогов. Когда наш гарант [президент России] говорит о том, что более 170 тысяч дел возбуждено [против предпринимателей], это значит, что тысячи компаний отжали. Если в среднем в бизнесе работает от 50 до 100 человек, то через эту мясорубку прошли около 9–10 миллионов человек. Напомню, что при Сталине было 4 миллиона доносов, а у нас 10 миллионов. Вы думаете, они налоги не платили? Был бы человек, а дело-то мы найдем. Поэтому Фёдор делает все правильно. Но помимо него, повторюсь, есть 170 тысяч уголовных дел. А Фёдор — это прекрасный пример предпринимателя. Но у нас много печальных примеров. Дмитрий Каменщик [арестованный владелец аэропорта «Домодедово»], Женя Чичваркин [бывший владелец «Евросети», уехал из России]. Я почти молюсь о том, чтобы его [Фёдора Овчинникова] не трогали. Но когда у него возникают вопросы по линии Роспотребнадзора, я встаю в стойку. Я понимаю, что это всего лишь средний предприниматель. И эту историю могут затопить. Сейчас на моей памяти существенно больше людей, у которых отжали бизнес, они сели в тюрьму, умерли, чем каких-то звездочек [интересных предпринимателей]. Они все молились на Женю Чичваркина, и где теперь Женя? Я не хочу, чтобы Овчинников стал новым или, правильнее сказать, «-дцатым» Чичваркиным.

— Фёдор Овчинников — очень открытый бизнесмен. Как вы думаете, эта открытость помогает ему избежать проблем с разными группами интересов?

— Это не спасает никак. Ни открытость, ни публичность, ни знакомства. Если бы в России что-то спасало... Я всегда говорю: «Дайте мне столовую в Генпрокуратуре, снимите оттуда крышу, и через сутки она будет закрыта». Потому что законодательство осознанно построено так, что соблюсти его невозможно. Совсем. Я сегодня с Федей был в одной пиццерии, и, как пожарный инспектор, я могу сказать, что ей жить ровно 30 минут. Это закрывается на раз-два. Пожарная инспекция — это недорогая история. Любой конкурент по местным меркам долларов за 500 закроет его пиццерии.

— То есть понятных правил игры для бизнеса здесь и сейчас в России нет?

— Нет. Это феодальное государство. Правила игры — как в известной басне: «„Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать“, — сказал и в темный лес Ягненка поволок». И это не закончится никогда. Феодальное государство не может закончиться никогда, потому что оно осознанно выращивает безынициативных людей. Даже налоговая инспекция признается, что в прошлом году было зарегистрировано 160 тысяч предприятий, а закрыто 308 тысяч. Когда увеличили социальные платежи, было закрыто около 600 тысяч ИП. Я уже шесть лет веду программы на радио [сейчас — на радио «Эхо Москвы», программа «Курс Потапенко»], и мне, чтобы найти героя для программы, надо постараться. Это должны быть предприниматели, которые не присосались к бюджету, а сами что-то делают на рынке. Их от силы полторы-две тысячи на всю страну. Когда я приглашал Фёдора на эфир, он просто оказался в Москве проездом, и мы записали программу заранее. И я это делаю регулярно. Да и люди по программам тусуются одни и те же.

— Я помню, когда первый раз я что-то о вас узнал. Лет восемь или девять назад вы стали героем сюжета на одном из федеральных каналов. Тогда вы были руководителем небольшой розничной сети продуктовых магазинов, но сами покупали продукты в «Ашане». И этот эпизод как раз попал в сюжет. Сейчас вы вновь оказались среди обсуждаемых персон после вашего выступления на Московском экономическом форуме.

— Ну это условно. Это мое третье пришествие, как у Христа. Первое было в 2009 году. Я выступал на конференции ритейлеров в апреле. И там было 15 человек. Я выступал 14-м. Был снят ролик, причем с коленки. И мой кусок был нарезан с фразой «Вам предложат „посидеть на дорожку“, если ваш бизнес приглянется какому-то конкретному пацану в погонах». Это было первое пришествие. Причем по странной логике оно произошло в июне, когда Майкл Джексон умер. Мне звонят и говорят, что ты второй после Майкла Джексона. Я говорю: «Надеюсь, не в очереди. Он же умер». Но я был второй в «Яндексе». В 2009 году этот ролик набрал сумасшедшее количество просмотров. Второе пришествие было в 2012 или 2013 году, когда Анатолий Вассерман каким-то странным алгоритмом посчитал, что в 2018 году президентом России станет Дмитрий Потапенко. Журналисты с телевидения зацепились за это и сделали целую программу. Был всплеск. А это — третье пришествие... Я к нему отношусь философски. И не очень понимаю причинно-следственную связь информационных полей, что и в какой момент выстрелит. А сейчас это все схлынет.

— Какие у вас политические амбиции?

— Я вхожу в тройку федеральной «Партии роста» и баллотируюсь по 97-му округу в Калининграде. У меня нет никаких амбиций. Сейчас бизнес-сообщество занимается законотворчеством. Мы пишем 100 законопроектов, с ними приходим в четыре бюджетные партии. И они, ковыряя в носу, говорят, что из 100 законопроектов им нравится только один. И нас, как обоссаных котят дотаскивают до какого-нибудь профильного комитета или в правительство. А там говорят, что им в законопроекте на странице номер пять нравятся буквы «п», «ж», «о» и «а». И они выпускают законопроект с этими буквами. Бизнес-сообщество что-то генерит, а в итоге мы получаем х****. Задача, которую я с коллегами ставлю, — появление механизма прямого действия. Скорее всего, нас будут посылать подальше, как и раньше это делали, но, по крайней мере, когда мы с вами встретимся через какое-то время и вы спросите, что я делал, я отвечу: «Вы знаете, я 100 законопроектов предложил, но меня 100 раз послали на хрен». Появится маленький шансик сделать маленький механизм, чтобы доносить мысли бизнес-сообщества и экономически активных граждан — что более важно — мол, хорош фигней страдать.

— Зачем идти с Партией роста? Ведь ее шансы, мягко говоря, небольшие.

— Небольшие. Этой партии приписывают, что она спойлерская. Но у нас выбор невелик.

— А почему, например, не «Яблоко»?

— У них еще меньше шансов. Должна быть прозрачная картинка. Потому что Партия роста выросла из бизнес-сообщества и экономически активных граждан. Там есть политики, узнаваемые люди. И они критичны к себе. Шанс прохождения пятипроцентного барьера есть. Там много подводных камней. Одномандатники могут пройти. И их в лучшем случае будет человек пять.

— Когда вам в последнее время было страшно?

— Каждый день страшно. И это нормально. Страх — хороший слуга, но крайне плохой хозяин. Бояться — это нормально.

— Чего вы боялись? Государства?

— Я с ним работаю каждый день. И каждый день можно не проснуться, можно не дойти до конца этой лестницы.

— А были в последнее время сигналы, чтобы вы что-то делали или не делали?

— Сигналы — это какое-то мифологическое существо. У нас каждый день идут проверки. Мы отбиваемся в качестве ответчиков. Сигнал ли это? Для нас — это ежедневная жизнь. Вы же не думаете, что сигналом о том, что у вас выпадут зубы, является чистка зубов. Вы их просто чистите. Поэтому вы живете в парадигме, в которой есть сигналы, а я живу в другой. У меня мир более агрессивен, и упаси вас господь оказаться в моем мире. У Гарри Гаррисона есть книга «Неукротимая планета». Там были две расы — людей и той расы, которая жила на планете. И для них агрессивная среда была абсолютно естественной, а человек там погибал. Так что для меня — ничего страшного.