Председатель КПК «Мемориал» Игорь Сажин: Будем обжаловать решение Минюста об «иностранных агентах»

Коми правозащитная комиссия «Мемориал» намерена обжаловать решение Минюста, которое предписало организации войти в реестр «иностранных агентов» после того, как в ее работе нашли политическую деятельность. На сегодня организация пока не попала в этот реестр. Председатель КПК Игорь Сажин верит, что у правозащитников есть шанс выиграть дело в суде. По его словам, последняя проверка Минюста, которая завершилась на днях, показала, что организация занималась политической деятельностью в 2013 году. Однако итоги проверки того же Минюста, которая состоялась в 2013 году, были прямо противоположными. Корреспондент «7х7» выяснил у Игоря Сажина, как восприняли последние новости его коллеги и что они намерены делать дальше.

— Сначала организации, которые попадали в реестр «иностранных агентов», были растеряны, никто не понимал, что с этим делать. Сейчас же, когда этот процесс поставлен на поток и много уважаемых организаций попало в этот список, их сотрудники шутят, что состоять в этом списке даже почетно, что это некое признание. Как вы оцениваете ситуацию с включением «Мемориала» в реестр?

— Я уже говорил, что рассматриваю это как ошибку. Потому, что это знают многие, кто общался с Коми правозащитной комиссией «Мемориал» с 1996 года. Я упорно всегда всем повторял: «Ребята, мы политикой не занимаемся». Когда люди, например, говорили: «Поддержите, я иду в депутаты», я говорил: «Нет». Даже те люди, которые считают себя противниками, они это знают. Не занимались мы политикой, и это ошибка. Первое и самое важное: вообще, нас реально никто не включал в реестр, а просто произошла следующая схема: в 2013 году мы нашли деньги на «7x7», на его поддержку, появились материалы, которые можно считать критическими к власти. Я, например, это не считаю политикой по одной простой причине. Я понимаю, когда люди критикуют для того, чтобы получить власть, или для того, чтобы удержаться у власти. А когда люди не собираются этого делать и просто подвергают критике то, что им не нравится вокруг себя, какая же это политика? Это какое-то слишком расширительное толкование. Тогда можно объявить политической деятельностью любую старушку, стоящую на остановке, которая вышла от медика и клянет Гайзера [Вячеслав Гайзер, глава Коми], клянет Путина. Все, ее можно считать политическим деятелем. Ну глупость. Не зря в том же английском есть два понятия: politics и policy, которые обозначают две политические деятельности: одна — брать власть, удерживать ее, а вторая — гражданская, действия по корректировке, улучшению, помощи. Мы с таким подходом забредем довольно далеко. Все это закончится тем, что политической деятельностью будет объявляться любое содействие, ведь критика — это очень часто попытка помочь исправить ситуацию. Это закончится полным абсурдом. К этому и идет.

Второе. В 2013 году нас уже проверяли, и мы получили бумажку, в которой было написано черным по белому о том, что мы не занимаемся политической деятельностью.

— Проверяла прокуратура?

— И прокуратура, и Минюст. Бумажка именно Минюста была. Тут очень интересная конструкция. Она заключается в следующем: нас пока иностранными агентами никто не признал; есть бумага, в которой указывается, что мы должны были в 2013 году зарегистрироваться как «иностранные агенты». Но нюанс в следующем — и для меня это загадка — одна и та же организация за один и тот же период заявляет нам: «Вы не занимались политической деятельностью, а значит, не должны быть в реестре». И через два года вдруг нам говорит: «Нет, ребята, извините, вы занимались политической деятельностью, и мы вас за это накажем». Здесь возникает такая парадоксальная ситуация. Единственный выход из этого парадокса, когда один и тот же надзорный орган в одно и тоже время выносит два противоположных решения и оба имеют юридическую силу, — заключается в том, что здесь в отношении нас никому и не нужно было это все. Кому-то был нужен пиар, вот и все. Проще говоря, нужно было и в том случае поскандалить, и в этом случае.

— Кому конкретно это было нужно? Минюсту?

— Минюсту едва ли. Они разумная структура. Я думаю, что здесь просто была очень важная вещь. В 2013 году они подошли очень серьезно и все это очень серьезно опубликовали. Там действительно был подробный разбор. Они поняли, что люди занимаются только помощью населению, и как бы это откинули. А вот в 2015 году уже другая схема. К ним обратились определенные федеральные органы, в данном случае ФСБ. Тогда по логике они должны были просто взять нас и включить, но они этого не делают, почему? Есть одна серьезная проблема. Мы до поддержки «7x7» никогда не получали иностранное финансирование, потом получили на «7x7». Нам легко от иностранных денег отказаться, потому что мы их только на «7x7» и получали. Мы до появления этого закона приняли решение, что спокойно выживаем без иностранного финансирования и делаем то же самое, что и делали всегда. Это никак нам не вредит, поэтому с легкостью от этого отказались. Очень многим организациям это сложно, потому что они уже привыкли к этой конструкции донорской внешней, а нам привыкать не к чему. У нас этого никогда не было и теперь нет. Минюст попадает в очень серьезный клинч. Включить он нас не может, потому что действительно те гранты, которые были даны в свое время, кончились, другие мы не берем, и получается, что не за что. Поэтому они нам выставляют требования. Я так понимаю, они пытаются выкрутиться перед ФСБ. Ну как это, из ФСБ присылают что-то, а они не реагируют.

— То есть юридически «Мемориал» сейчас не включен в реестр?

— Нет.

— Мне интересна схема. ФСБ заказывает экспертизу…

— ФСБ что-то показалось. Чтобы оправдать собственное «нам показалось», они обращаются к эксперту. Эксперт выдает: вам правильно показалось. Они могут проводить всякие проверки на предмет, а вдруг там есть что-то. У нас серьезная проблема с экспертным сообществом. Я был недавно на одной научной конференции, там выступал именитый профессор, который рассказывал историю, произошедшую где-то год назад. Был форум, его собрало правительство Российской Федерации, согнало туда кучу экспертов, там стояли какие-то экономические задачи. Они говорили: «Скажите нам, как лучше в этом направлении действовать», а эксперты все как-то так очень мутно говорят. Пошли на кофе перерыв, сели, чаек пьем, и тут эксперты начали выдавать рекомендации, а представитель правительства говорит: «Что ж вы нам там ничего не говорили?» А они: «Мы привыкли, это у нас с советской поры, если к нам обращаются официальные органы и просят заключение, мы должны прежде всего узнать, чего конкретно они хотят. Проще говоря, какую точку зрения мы должны подтвердить. Если скажут, что нужно урезать такую-то часть бюджета, мы обоснуем это».

— То есть в вашем случае это примерно так и было?

— Я подозреваю, что конструкция именно такая. Представить себе, что экспертное сообщество вдруг поднимется на дыбки и скажет: «Нет, ну что вы, здесь ничего нет». Это мужество такое экспертное должно быть. То есть человек науку ставит выше политического и финансового расчета. Эксперт понимает, если я сегодня скажу нет, они расстроятся и закажут экспертизу другому. Было ли так в этом случае? Я так аккуратно скажу: «Не знаю». Но такая тенденция в экспертном сообществе очень распространенная.

— Я прочитал в «Фейсбуке» у члена правления КПК «Мемориал» Эрнеста Мезака, что этот же эксперт делал заключение по делу Саввы Тереньтева…

— Довольно позорное судебное решение Российской Федерации.

— Как в организации восприняли информацию от Минюста? У вас прошло заседание правления.

— Весело. Первое — это какой-то элемент гордости. Вау! Быть в одной обойме с такими людьми, как Игорь Каляпин, ну что вы… Мы даже себе представить не могли. Как Олег Орлов… это такие люди! Игорь — это такой человек, который так беззаветно бьется с произволом в полиции и это делает настолько профессионально. Или Павел Чиков — это высший пилотаж юридической мысли в России. Или Светлана Ганнушкина. И вдруг мы, вот это вот маленькое шевелящееся существо. Это действительно впечатлило. Я думаю то, что мы сирые и убогие, суд все равно признает и не включит нас никуда и не оштрафует потому, что мы реально не догоняем, там профессионализм очень высокий.

Я понимаю идеи наших властей. Это тенденция давняя. Просто так широко эту борьбу с иностранными деньгами внутри общественных организаций не вела еще ни одна страна. Кроме Беларуси. Там Лукашенко зачистил гражданский сектор под ноль. Мы, наверное, просто по этому пути пошли. А так эти конструкции, контроль этих денег и особое отношение, отчетность более повышенная — это присутствует в очень многих странах: надо регистрироваться и показывать, как двигаются деньги. Но ситуация в том, что там не было этого тотального: в сторону власти косо посмотрел — все, политическая деятельность. До такого глобализма только Лукашенко опустился, но сейчас мы встроились в фарватер Лукашенко и потихонечку плывем за ним. Все это потом придется восстанавливать.

— Какие планы? Что будете делать? Обжаловать?

— Обжаловать. Любой парадокс должен решаться в суде. У меня есть большая уверенность, что если не местный наш суд, то надзорный суд это все заметит, потому что глупость какая-то. Два разных решения положить на стол… любой судья скажет Минюсту: ну ребят, что вы делаете-то? Сигнал-то должен быть внятным. А если два одинаковых сигнала, при этом они в разные стороны смотрят.

— То есть шансы велики?

— С моей точки зрения, высокие, но там политический заказ высокий. Понятно, что могут прогнуться под политический заказ, но если правовое поле будет жестким, то, скорее всего, мы окажемся сирыми и убогими.

— А если все-таки…

— Пока нам никто не заявляет о признании. Никто. Нам только сказали: «Вы должны были в 2013 году». Никто не собирается признавать. Нам светит штраф просто.

— А гипотетически? Могут ведь произойти разные невероятные коллизии…

— Там есть правовая конструкция выхода, напишем заявление. Мы уже два года не получаем иностранных денег, а по закону ты можешь избавиться от этого статуса, если год не получал иностранных денег. Но это ни на что вообще не влияет. Хуже или лучше не будет. Думающие обыватели смотрят на это все и довольно положительно к нам относятся. А в глазах не думающих обывателей, которые ведутся на всякие пиар-ходы, там плюнь в глаза, скажут, божья роса. Тут хоть пляши, хоть не пляши, ничего не изменится. Он будет верить, что в Украине одни каратели, что в США у детей кровь пьют, а в Голландии все голые по улицам ходят. Людям надо замещать реальность чем-то, вот они и будут этим замещать.

— Как складываются отношения с коллегами из общественных организаций, которым не грозит попадание в этот реестр?

— Люди ведь общаются с людьми. Мы все понимаем, в связи с чем ведутся эти игры. Я не понимаю, что это значит, что вот организацию признали иностранным агентом. От этого у людей что, рожки выросли и хвостик отвис? Тогда это бред, мы в сказке живем. Для меня львиная доля организаций, находящихся в списке, — это люди, которых я глубочайшим образом уважаю, перед которыми приклоняюсь, у которых учился, и считаю, что это люди, которыми страна может только гордиться.