Ученый Револьт Пименов: «Самое социально-опасное поведение — это пассивность»

Револьт Пименов прилетел в Сыктывкар из Санкт-Петербурга по приглашению Коми научного центра, чтобы рассказать о своем изобретении — эстетической геометрии. Погода в этот день была неважной и не особенно летной. Облачно и вьюжно. Самолет сделал три круга над аэропортом столицы Коми, прежде чем приземлиться. Пассажиры, мягко говоря, волновались. А когда все же удалось сесть — аплодировали. «Надо же, — делился с редакцией Револьт Револьтович, — тридцать лет не летал и сразу такое испытание». Тридцать лет и три круга. И разговор у нас получился на троих: ученый, преподаватель и блогер «7х7» Револьт Пименов, экс-редактор интернет-журнала Елена Соловьёва и его нынешний главный редактор Максим Поляков. А вот тем было две — сугубо научная и общественно-политическая. И наш собеседник предстал в двух ипостасях — геометр и гражданин.

ГЕОМЕТР

Е. СОЛОВЬЁВА: Во-первых, хочу спросить вас, что вас привело наконец-то в Сыктывкар?

Р. ПИМЕНОВ: Приглашение от Коми научного центра, от заведующего отделом математики Николая Алексеевича Громова. Он любезно предложил мне рассказать об эстетической геометрии, которой я занимаюсь много лет. Весной прошлого года вышла книга, и я очень обрадовался, для меня это и честь, и удовольствие. Я стараюсь, чтобы те идеи, которые я излагаю, стали частью науки и педагогики, и есть у меня надежды даже на междисциплинарные исследования. Когда я получил приглашение, я, с одной стороны, обрадовался самому факту, а, с другой стороны, подумал, что заодно я смогу встретиться с новыми и старыми друзьями, про портал «7х7» тоже подумал, ну и про Якова Юдовича, Леонида Зильберга, так что время у меня будет насыщенным не только математикой.

Е. СОЛОВЬЁВА: Объясните, что такое эстетическая геометрия и есть ли у нее какое-то прикладное значение.

Р. ПИМЕНОВ: Очень много. Я сейчас нескромно буду нахваливать свои же идеи. Лет двадцать назад я думал, что разговоры о законах эстетики — это некоторая болтология, что можно долго на эту тему философствовать, но ничего конкретного, чему можно научить людей, тут нет, нет какого-то научного объективного знания. Так я считал, пока, занимаясь геометрией, я не пришел к построениям, которые очень насыщены с научной точки зрения, а, с другой стороны, пригодны для построения изящных образов. Вдохновляясь эстетическими соображениями и исследуя научные стороны, понял, что это имеет колоссальную ценность для педагогики — можно объяснять достаточно сложные идеи современной науки. Даже в области математики теоремы порой иллюстрируются красивыми чертежами.

Е. СОЛОВЬЁВА: Приведите пример. Теорему Пифагора можно изобразить при помощи эстетической геометрии?

Р. ПИМЕНОВ: Можно, но это будет несколько наносным. Тут чаще идет речь о геометрии окружности и о симметрии окружности. Эта симметрия мало известна, и я к ней подхожу совершенно по-новому. С какими представлениями о геометрии мы обычно сталкиваемся? Первое, что вспоминают, это теорему Пифагора. И мало кто вспоминает о теоремах, которые доказываются при помощи симметрий. В геометрии окружностей таких теорем очень много, и симметрия там становится главным инструментом для доказательств и для построения красивых образов. Это уникальное сочетание, где сходится очень многое. Это показано и в моей книге, и в интернете много материалов на эту тему. Я пришел к этому кругу идей где-то в начале тысячелетия, много писал, занимался и геометрией, и программированием, создал цикл программных средств, с помощью которых можно все чертежи легко делать, а также программу Dodeca look для видеоарта, где эти геометрические образы оказываются в непрерывном движении. Продвигая свою работу, я быстро столкнулся с колоссальной рутинностью питерского художественного мира. Я наивно думал, что сейчас я приду в какую-нибудь дизайнерскую контору, мы пожмем друг другу руки и чудесно заживем. Нет! Оказывается надо учиться работать с программами, а люди этого совершенно не хотят. Но, к моему изумлению, через десять лет выяснилось, что научный мир закрыт не полностью. Началось с педагогики — замечательный учитель Валерий Адольфович Рыжик пригласил меня почитать для школьников. По большей части его усилиями издана книга об эстетической геометрии, с очень лестным его предисловием. Потом другой человек, Владимир Петрович Одинец, профессор математики, позвал меня на Колмогоровские чтения. Там я тоже смог что-то показать, и меня уже стали звать: и в Петрозаводске, и в Москве я выступал. В Москве это были какие-то очень хорошие центры, например школа имени Колмогорова при МГУ и центр непрерывного математического образования. Все это очень хорошо, но все-таки это чисто педагогическая направленность. А здесь меня позвали в Научный центр при Уральской академии наук, я это очень ценю.

Е. СОЛОВЬЁВА: В чем еще прикладное значение эстетической геометрии, кроме педагогики?

Р. ПИМЕНОВ: Она хороша для дизайна. У меня тут есть сверхидея, которая касается междисциплинарных исследований, компьютерных лабораторий, я слышал, есть такие. Речь идет не о просто гармоничном рисунке, а об иллюстрации теоремы, некоего математического явления, принципа. Это немного родственно фрактальной геометрии, но самостоятельная область.

Е. СОЛОВЬЁВА: А применима ли ваша геометрия к архитектуре?

Р. ПИМЕНОВ: Несомненно! В моей книге есть реальные модели трехмерных объектов, к книге прилагается диск, там все есть в цветном виде. И эти трехмерные объекты можно делать разных параметров. Например, я мечтаю о такой скамейке.

Е. СОЛОВЬЁВА: Она напоминает ленту Мёбиуса.

Р. ПИМЕНОВ: Конечно. И на такой скамейке сидеть можно с разных сторон. Кроме того, когда я показывал свои рисунки людям, мне говорили, что они как живые и, видимо, как-то связаны с биологией. Потом специалисты в этой области сказали, что мои образы могут иллюстрировать морфогенез — происхождение форм живых существ и растений. Такой цели я не ставил сознательно, но это, видимо, получилось благодаря самому свойству геометрии. Я надеюсь когда-нибудь поработать с биологами, думаю, если бы они узнали основы эстетической геометрии, они бы смогли ее применить и моделировать гораздо лучше, чем я. Другое применение — это анимация, мультфильмы, всякие там птички, рыбки, которые красиво двигаются по экрану. Но это мне одному уже не под силу, тут требуется лаборатория.

Е. СОЛОВЬЁВА: Как вы пришли к эстетической геометрии? Как все началось?

Р. ПИМЕНОВ: Ну как приходит идея? Это в большой степени случайность. У меня было время, я пытался некоторые философские идеи выразить с помощью геометрических построений и случайно наткнулся на тему, которая меня привлекала. Оказалось, что можно моделировать неевклидову геометрию. Потом оказалось, что можно делать красивые формы. Я помню, что распечатал чертеж к определенной теореме, и моя мама, глядя на него, сказала: «Какой красивый рисунок!» И потом я уже сознательно, обнаружив некоторые приемы и алгоритмы, стал делать что-то более красивое. Собственно, с помощью программы Dodeca look я делал уже построения и демонстрации образов и с годами стал себя чувствовать как геометр, некий абстрактный художник, развивающий идеи Кандинского и Дали. В моих глазах то, что я делаю, формализует и геометризует идеи Кандинского и Дали. Эшер делал что-то подобное, но он именно геометрией пользовался, а Кандинский и Дали пытаются выразить эти идеи более философски, этому невозможно научиться или научить других. Эшер же более систематически пользовался геометрическими приемами, но у него компьютера не было, он не мог так далеко уйти.

Е. СОЛОВЬЁВА: А вам компьютер помог уйти дальше Эшера.

Р. ПИМЕНОВ: Конечно. Сейчас ругают наше время, а я похвалю. Потому что сейчас один человек может делать столько, сколько один институт полвека назад — за счет интернета ты в курсе всего, любая литература под рукой. Если умеешь программировать, возможности становятся еще шире. Наше время для творческой деятельности совершенно замечательно. Поначалу я действовал как одиночка. И только через десять лет работы это стало откликаться каким-то признанием. Но я мог работать только потому, что у меня было огромное подспорье в виде компьютера и интернета. Где-то около 2005 года программные продукты были уже созданы. Однако есть у исследователя-одиночки и минусы — несколько лет назад обнаружил другие программы, например, GeoGebra, которая замечательна для чертежей и позволяет работать с геометрией окружности. Мы это делали с моими учениками. Уже несколько лет в физико-технической школе имени Иоффе в Петербурге я веду факультатив.

Е.СОЛОВЬЁВА: А есть ли у вас последователи, которые решили всерьез заняться эстетической геометрией?

Р. ПИМЕНОВ: Пока нет, но я надеюсь, что будут. Я постоянно надеюсь на соавторство с педагогами, потому что тут можно делать методики, сильно обогащающие преподавание. А также с биологами, дизайнерами. С последними это было бы даже коммерчески замечательно. Это не пустые надежды с весны прошлого года, когда вышла книга. Показываешь книгу, и уже другое отношение возникает. Я это эксплуатирую как умею. Есть и другая возможность для публикации — интернет. Там больше отзывов. Зато на книгу больше реагируют профессионалы.

ГРАЖДАНИН

Е.СОЛОВЬЁВА: Теперь хотелось бы перейти к другой теме, к теме иностранных агентов. Именно с вами я хочу поговорить об этом, потому что, как известно, ваш отец был другом академика Сахарова. А недавно Сахаровский центр в Москве обвинили в том, что он исполняет функции иностранного агента, минюст грозит штрафом за то, что организация отказывается добровольно признаться в этом. Поддерживаете ли вы отношения с Сахаровским центром и как вообще относитесь к этой ситуации?

Р. ПИМЕНОВ: Хоть и жаль, что у них нет ссылок на сайт Револьта Ивановича, в этом столкновении, конечно, я целиком на стороне НКО. Я считаю, что все подобные действия — это, с одной стороны, плод бюрократического рвения, а с другой стороны, науськивание общества на некоммерческие организации. Это все очень вредно — омерзительная политика изображения всего активного иностранными агентами, науськивание одной части общества на другую. Это началось уже давно, но сейчас, в связи с украинскими событиями, приобрело уже масштабы шизофренические, истерические. Тут только психиатрические термины идут на ум. Мы должны этому как-то противостоять.

МАКСИМ ПОЛЯКОВ: Для меня очевидно, что причина нагнетания обстановки со стороны властей в том, что НКО, в их парадигме, представляют опасность для действующего режима. Они высказывают альтернативную точку зрения. Как вы думаете, что должно произойти, чтобы изменилась эта ситуация, чтобы люди по-другому стали относиться? Сейчас большая часть общества, 86%, поддерживает подобное: «Да, иностранные агенты, давайте их сейчас закроем, замочим в сортире».

Р. ПИМЕНОВ: Я думаю, что в ближайшее, а может, и не в самое ближайшее время много чего изменится, и проблемы НКО будут казаться какой-то мелочью, очевидно, идет развитие в неприятную, мрачную сторону, на фоне экономического кризиса эти темы не будут сильно людей волновать. У власти есть галочки, по которым они с бюрократическим рвением продолжат работать. Впереди много трудных событий, может, и приятных в том числе, я не говорю, что все будет обязательно плохо, но время спросит с нас, чего мы стоим, это неизбежно. Мы провели «сытые годы» в большей степени бездарно. Нет, мы много чего делали: знакомились, создавали семьи, науки. Но у нас нет социальной структуры, пользующейся общим доверием, наши партии похожи на сектантские организации. В общем, кризис — это суд.

Е.СОЛОВЬЁВА: А вам не кажется, что с партиями так происходит, потому что последние пятнадцать лет выкашивалось это поле и выдавливались яркие личности, способные создать что-то на периферии. И опять же, если взять совсем не сектантскую, с моей точки зрения, «Партию прогресса», то отделениям партии часто не дают зарегистрироваться, всячески мешают.

Р. ПИМЕНОВ: «Партию прогресса» я не могу назвать сектантской, она только зарождается. Навальный для меня — одно из тех имен, как и Илья Шлосберг, как и малоизвестный мэр Петрозаводска Ширшина, как и более известный Ройзман, мэр Екатеринбурга — к которым термин «сектантство» совершенно неприменим. Я имел в виду старые структуры. Например, Немцов руководит демократией гораздо дольше, чем Путин Россией. И совсем другой пример: Алла Пугачёва является первой певицей страны еще дольше. Это рутинное явление нашей жизни, где бюрократическое мышление не только в бюрократических организациях, но и в общественных структурах. Ну не может быть демократической партия, где на счету лидера столько поражений, как в «Яблоке» у Явлинского, при всем моем уважении к Григорию Алексеевичу и допущению, что он еще сыграет положительную роль. Но все это показывает, что некоторые бюрократические рефлексы есть просто у общества, не только у власти. И со всех нас за это немножко спросится. А может быть, и множко. Пока не потребуется значительных усилий, чтобы различать, где человек дельный, где добро, где зло, к чему примыкать, что нужно создавать. Всем нам будет непросто, потому что сделано очень много того, чего быть не должно. Вы правильно сказали, что активные люди выдавливались. Но в первые восемь лет правления Путина давление было слабым, слишком легко было выдавиться. Сейчас давление резко возросло. Тем не менее по некоторым оценкам мы все еще живем в свободной стране, где могут сосуществовать разные точки зрения, и должны этим правом пользоваться, пока и оно не исчезло.

Е. СОЛОВЬЁВА: Как ни парадоксально, но, может, именно потому, что давление возросло, и стали появляться более яркие люди?

Р. ПИМЕНОВ: Да. И портал «7х7» — это тоже важная площадка, значение которой может возрасти в будущем. Сейчас нужно объединяться, иначе будет сожрано все, что удастся сожрать.

М. ПОЛЯКОВ: Хочу уточнить. Вы говорите, что нас ждут трудности. А как, по-вашему, поведут себя россияне в этих условиях: они сплотятся вокруг условного коллективного путина или все-таки начнут анализировать, сопоставлять факты и делать выводы? Стало меньше денег и свобод, и они вдруг задумаются, почему, станут искать причинно-следственные связи. Сейчас большинство этого не делает.

Р. ПИМЕНОВ: Да нет, в общем, делает. Проблема не в том, что люди ругают оппозицию, многие недовольны именно тем, что она слаба: «Что вы нам объясняете, какой Путин плохой? Можете его оттеснить? А раз не можете, молчите и не мешайте». Но народ — это не один человек, это масса людей, и, дай бог, они будут вести спор. Для меня донецкие события — это пример того, что может произойти, если мы не будем разговаривать, если мы будем социально пассивны. В Донецке на митинг об отделении и присоединении к другому государству ходила тысяча человек, это в миллионном примерно городе. И в этих условиях общего спанья заговорили пушки. Это наглядный пример того, что позиция страуса опасна, самое социально опасное поведение — это пассивность.

М. ПОЛЯКОВ: Я более пессимистично смотрю на развитие событий. Люди этого не понимают. Я не вижу предпосылок к тому, чтобы...

Р. ПИМЕНОВ: Мы же с вами сидим — вот уже предпосылка! Я общаюсь с самыми разными людьми. Хозяин жилья, которое я снимаю, может уважать Новодворскую и одновременно носить георгиевскую ленточку, он помогал при избирательной кампании Явлинского — водителем работал, он часто интересуется разными украинскими событиями. Но, напившись, может рычать что-то вроде «убей хохла», «был бы я моложе, пошел бы воевать». Потом, протрезвев, он будет спрашивать мое мнение и даже как-то здраво реагировать. Словом, один человек — это нечто сложное, что-то постоянно внутри него борется.

М. ПОЛЯКОВ: Я к тому, что события последних полутора-двух лет показывают: люди, которые пытаются анализировать разные точки зрения, проигрывают эту борьбу, проигрывают, условно, телевизору.

Р. ПИМЕНОВ: Телевизор совершенно не обращается к уму. Он дает некоего интересного болтуна в доме и говорит то, что людям приятно слышать, неважно, по какому поводу. Почти все, кто согласен с телевизором, прекрасно знают, что там вздор, но им приятно повторять эти фразы, такие ключевые клише. Сейчас немного меняется ситуация, есть высказывание «холодильник победит телевизор». Я с ним совершенно не согласен. Холодильник проиграет, потому что электричество-то может исчезнуть из-за кризиса, а радиоточка будет работать. Ее будут генерировать. Многие наивно думают, что кризис доведет людей до цугундера, и они пойдут что-то делать, революцию устраивать. А я считаю, что кризис на руку Кремлю: бедное население охотнее пойдет в армию, а страх потерять работу будет на людей действовать лучше, чем ГУЛАГ. Я даже среди оппозиционеров в меньшинстве, потому что вижу, как Навальный хорошо использует коммуникации, во время какой-нибудь акции он видит свою роль в том, чтобы привлечь к ней как можно больше людей. А «Яблоко» озабочено тем, чтобы объяснить всем уже старым участникам, как и что нужно делать. Но настроения у людей меняются. Я давно в группе христианских демократов, я вижу, как кардинально с осени ситуация стала меняться — люди стали более открытыми.

Е. СОЛОВЬЁВА: Ну не холодильник же сыграл в этом свою роль.

Р. ПИМЕНОВ: Конечно, нет, и я не верю в холодильник как во что-то кардинальное. Я не материалист, но здравый смысл говорит, что сама по себе голодуха не дает революцию.

Е. СОЛОВЬЁВА: Это пессимистичный вариант развития событий, потому что бедные охотнее пойдут в армию, а многие из тех, у кого есть сбережения и мозги, охотнее уедут из страны, и с чем мы останемся? Мы и сейчас не можем толком развивать науку. Хотя вот вы что-то делаете...

Р. ПИМЕНОВ: Я математик, мне проще. А какому-нибудь физику-экспериментатору труднее. Но просто мы мало используем имеющиеся шансы, и в науке, и в общественной деятельности. Никто не мешал иметь общественное движение, надпартийное, которое могло бы проводить митинги не с пятой колонной, просто потому, что никакой колонны нет. Все не так мрачно. Даже в Питере на неразрешенную акцию пришло порядка двух тысяч человек. Сейчас я считаю определенно важным, сколько людей будут участвовать.

Е. СОЛОВЬЁВА: У меня к вам коварный вопрос: если вас завтра позовут на загнивающий Запад и предоставят все возможности, чтобы вы развивали эстетическую геометрию, вы уедете?

Р. ПИМЕНОВ: Конечно! Не вижу никакого коварства здесь, сейчас мир таков, что это не окончательный выбор, объективно это поможет и развитию эстетической геометрии в России.

Е.СОЛОВЬЁВА: У нас сейчас часто отношение такое, что, если ты уехал на Запад, значит, ты совсем враг.

Р. ПИМЕНОВ: В науке такого, слава богу, нет. Конечно, были дикие эпизоды, когда человек работал в Сорбонне профессором, а здесь он был нужен в археологической экспедиции только в качестве шофера. Полное неуважение к интеллигентности, профессионализму. Наша глубокая убежденность в том, что людей у нас много. Особенно это отношение заметно в столицах: ты что-то знаешь? Ну, много кто что знает. Поэтому, мне кажется, у нас немало людей, которые могут массу всего сделать. Мой знакомый ЖЖ-блогер — очевидный лектор по литературоведению, но ни один вуз не догадается предложить такого рода работу. Словом, вузы не отслеживают постоянно потенциальных лекторов. Евтушенко читал лекции в Америке, Бродский работал в американском вузе, а не у нас!

М. ПОЛЯКОВ: Мы видим, как сворачиваются программы международного обмена, в том числе и студентами. Это идет на федеральном уровне, и очень многие представители профессорской среды видят одну из главных причин в том, что наши студенты, приехав туда и увидев уровень подготовки, учебы, социальный уровень, будут сравнивать с тем, что мы сейчас имеем.

Р. ПИМЕНОВ: Я думаю, дело хуже. Мы идем к тому, что эта инициатива по сокращению будет и с другой стороны, Россия будет пугалом всего мира. Отношение к нам меняется на глазах.

Е. СОЛОВЬЁВА: Отношение к России не в лучшую сторону меняет ситуация с Надеждой Савченко. Недавно вы разместили в своем блоге в Живом Журнале видео выступления украинской летчицы, которая была похищена на территории Украины, незаконным образом перевезена через границу и помещена в наши застенки. Она уже почти два месяца голодает, и надежды на то, что она не погибнет, мало. Надежды все меньше в прямом и переносном смысле.

Р. ПИМЕНОВ: Когда я летел сюда, я думал, что, как бы ни развернулись события, лет через пятьдесят, скорее всего, и в России будет аэропорт имени Надежды Савченко, а уж на Украине совершенно точно. Конечно, сейчас эта история волнует каждого сколько-нибудь морального человека. Можно понять даже сторонников Новороссии, такого обращения с пленными Россия не знала.

Е.СОЛОВЬЁВА: Но какие могут быть пленные у России, когда утверждается, что она не воюет?

Р. ПИМЕНОВ: Да, как можно похитить человека, осудить его за что-то, что он делал во время боев, — это уже некая нелепость, противоречащая обычаям войны. Если бы в Донецке ее держали в плену — это было бы понятно. Если бы там вздумали судить, было бы странно. Но то, что сделала наша российская власть — похитила ее, перетащила через границу, чтобы здесь судить, — противоречит любым правилам. Россия себя в XIX веке не вела так позорно. Есть боевые действия, но есть и определенные правила и обычаи. А этот фарс с судом украинской летчицы нарушает все эти обычаи. А ее героическое поведение, когда она поняла, что в этом спектакле не хочет участвовать, вызывает огромное уважение. И ее речи, с которыми она сейчас обращалась и в суде, и в ответах на письма — это яркие моменты. Моральность и цельность ее взглядов, с которыми она сейчас говорит, — это один из светлых моментов среди того ужаса, который сейчас происходит. Раньше я смотрел на нее, как на воина, который имеет полное моральное право говорить, что не любит Россию. Но она встала на гораздо более широкую моральную позицию, это меня поразило.

Е. СОЛОВЬЁВА: За моральную позицию, конечно, можно порадоваться, но у Надежды все меньше шансов просто выжить.

Р. ПИМЕНОВ: Я мельком в интернете видел, что ситуация изменилась, что ее освобождение стало возможным. Но я здесь ничем помочь не могу, кроме молитв. В любом случае Надежда Савченко дает сейчас некоторые уроки, которым стоит учиться. Она ведет себя очень достойно, не ввязывается в мелкие свары, не взывает к мести. Надо, чтобы ее слова были у нас в сердцах. Дурацкая игра слов, но она — это луч надежды. У нас в Питере были пикеты в ее поддержку. И это показывает, что мы, россияне, небезнадежны.

М. ПОЛЯКОВ: У меня еще вопрос о том, почему государство сейчас насаждает патриотизм?

Р. ПИМЕНОВ: Потому что его нет. Некоторый животный, инстинктивный патриотизм есть, но кто такие патриоты? Это те, кто сейчас испытывает тревогу, ответственность какую-то. Я уверен, что и на портале «7х7» много патриотов. Людей, которые хотят зла России, нет, но сколько-нибудь ответственные патриоты жутко разрозненны. Я вижу это так. Реформы Гайдара, Чубайса и прочих вылились в пародию на капитализм и либерализм. Эти идеи были ужасно скомпрометированы. Весь наш капитализм происходит из того воровства, которое тогда всячески оправдывалось и культивировалось. Но без либерального капитализма общество может как-то жить. А сейчас происходит что-то аналогичное с ценностями национальными, патриотическими. Власть спекулирует, произнося какую-то национально-патриотическую риторику. В любом обществе не может быть страны без патриотизма, национальных чувств.

М. ПОЛЯКОВ: Мой вопрос в этом и заключался. Власть использует патриотизм как некую пугалку, вкладывая в него лояльность к нынешнему режиму. Зачем?

Р. ПИМЕНОВ: Как зачем? От страха! Но, несмотря на Чубайса, я за свободу, я либерал в чем-то, несмотря на Путина, я патриот. Хотя, может, и не совсем скромно о себе так говорить.

М. ПОЛЯКОВ: Один из министров Республики Коми в недавнем интервью сказал, что либеральные идеи, к которым вы сейчас обращаетесь, полностью себя дискредитировали, их нужно забыть и взять курс на патриотизм.

Р. ПИМЕНОВ: Так они добиваются того, что через 10 лет будут говорить: забудьте про национализм, забудьте про патриотизм, это полностью себя дискредитировало. Хотя некоторые пафосные люди с Украины мне кричат, что у России нет десяти лет, что через два года мы рассыплемся, это, конечно, бред. Тем не менее нужно быть слепым, чтобы не видеть: Афганистан — 1979 год, Олимпиада — 1980-й. И так же сейчас, правда, наоборот. Сначала Олимпиада, потом Донбасс. Они рядом. Нужно быть слепым, чтобы не видеть.

Е. СОЛОВЬЁВА: Можно еще вспомнить Олимпиаду в нацистской Германии 1936 года...

Р. ПИМЕНОВ: Нет, этого я не люблю. Я считаю, что, если говорят о фашизации, это Путин приплачивает. Потому что если кругом фашизм, то остается только спрятаться под лавку, глупо вести портал «7х7», заниматься наукой, надо только эмигрировать или уходить в подполье. Реально ничего подобного нет. Когда я устраивался на работу, мне там дал понять очень уважаемый мной человек, что я могу писать под псевдонимом, но я отказался. Я ведь живу в свободной стране! Вот это и есть та форма давления, при которой кому-то очевидно, что надо соглашаться. Зачастую, если просто вежливо отказываться, с иронией и без хамства, давление исчезает. Государство наше, конечно, в жутком состоянии. Путин последовательно разрушал все институты государства. Вначале он отменил выборы губернаторов. Потом он свел к нулю Государственную Думу, Совет Федерации был сведен к нулю уже отменой выборов губернаторов. Потом он свел к нулю сам пост президентства, отдав его Медведеву и оставаясь фактическим лидером.

Е. СОЛОВЬЁВА: Стульчик, который можно передать.

Р. ПИМЕНОВ: Все государственные системы были заменены на систему личного управления, эта вертикаль так называемая, по сути, разрушает все государственные институты. И государственники — это оппозиция, скорее, которая пытается возродить думу или местное самоуправление, до него уже, кстати, докатывается, с мэрами как-то пытаются все переиграть. Словом, ситуация отчуждения в обществе колоссальная. Я стал чувствовать даже тревогу.

Е. СОЛОВЬЁВА: Вы сказали, что готовы молиться за Надежду Савченко. Я недавно слушала речь Андрея Юрова, посвященную акции за мир в Украине «Огни Эйрены». Вот что он сказал: «Как последователь идей Вернадского, я считаю, что если одновременно тысячи или десятки тысяч людей начнут думать о чем-то добром, шанс у этого доброго возрастает». Акция заключается в том, что люди просто ровно в семь часов вечера зажигают свечи и ставят их на окно, делая это с мыслью о мире между Украиной и Россией. Это тоже похоже на молитву.

Р. ПИМЕНОВ: Хорошая акция.

Е. СОЛОВЬЁВА: Есть выражение «Лучше зажечь одну свечу, чем проклинать темноту».

Р. ПИМЕНОВ: Это хорошее выражение. Акция хорошая, может, и присоединюсь. Тут первого марта будет общероссийская акция — «Марш мира». На предыдущей акции у Казанского собора неожиданно наша компания из нескольких христианских демократов столкнулась с другой христианской компанией. Неожиданно возникло такое сообщество. Некоторые пели псалмы. И нас принимали за путинистов, потому что ухитрились ведь и церковь замазать. Потом, правда, разобрались, потому что у нас был плакат за мир с цветами российского и украинского флага. Словом, некоторое движение происходит, и наши молитвенные и другие подобные усилия тоже имеют ценность, потому что мы делаем все, что можем сделать.