Юлия Латынина, «Код доступа», радио «Эхо Москвы»

Юлия Латынина, «Код доступа», радио «Эхо Москвы»

Ю.ЛАТЫНИНА: Добрый вечер, в эфире Юлия Латынина, «Код доступа». И перед главными темами не могу не сообщить радостную новость. Управление делами президента РФ Дмитрия Медведева опубликовало график размещения заказов государственных нужд на 2012-й год. Среди прочего, ведомство намерено разместить заказ на создание и поставку 3-х самолетов Ту-214СР, ориентировочная цена контракта – 8,85 миллиарда рублей. Напомню, что Ту-214СР – это самолет-ретранслятор, который обеспечивает связь с наземными объектами и другими воздушными судами через спутниковые системы (это я цитирую все те же самые РИА «Новости»). И дело в том, что 2 года назад в июне 2009 года, ну, абсолютно та же новость была, что российский президент получит самолет-ретранслятор, и далее про то, что радиорелейная связь – самая надежная техника, не имеющая аналогов. Значит, обратите внимание. «Техника, не имеющая аналогов». 2 года назад в век спутниковой связи, в век, когда там американский хирург в перерыве между операциями передает томографический снимок для анализа, ну, куда-нибудь в Бангалор. Или там летит беспилотник над афганскими горами, и в режиме реального времени передает американскому сержанту, что происходит. Там, Мерил Линч проводит видеоконференции. Вот в этот век российский президент получает в подарок 2 древних летающих мобильника общей ценой 2,6 миллиарда рублей. Причем, обратите внимание, 2 года назад эти 2 древних летающих мобильника стоили 2,6, а теперь 3, если верить новости РИА «Новости» стоит 8,85, то есть более, чем в 2 раза дороже.

Собственно, к чему я так завелась? Потому что, конечно, это история абсолютно для Навального. Но, вот, еще тогда, 2 года назад я обратила внимание и стала спрашивать у моих друзей, которые лучше меня понимают в связи: «А, вот, что же такое?» Мне стали отвечать: «Ну, в общем, сигнал все равно идет через спутник, самолет-ретранслятор просто затыкает дырки спутниковой сети, ежели такие появятся». При этом самолет по определению менее надежен, чем спутник – его можно в данном случае рассматривать просто как очень высокую вышку, он должен иметь антенну, которая точно также смотрит на спутник. Понятно, что такая связь в силу динамики передвижения ретранслятора дает дополнительные погрешности. С точки зрения перехватывания сигнала, все равно кого перехватывать – самолет или спутник. Волны для связи – одинаковые, частота у них сантиметровая, скорее всего, потому что на более длинных волнах пропускная способность канала связи резко снижается. То есть это всегда, если вы хотите что-то передавать быстро, вы используете высокие частоты. Безопасность обеспечивается в данном случае не физическим носителем сигнала, а системой кодирования. Ну, то есть, вот у меня вопрос: вы видели еще какого-нибудь президента страны, допустим, Америки с вот этой уникальной системой связи? Они там на ламповых приемниках, на транзисторах работают, я не знаю. Но услуга, действительно, уникальная, потому что в век тотальных телекоммуникаций, когда через несколько лет мы будем способны на своем мобильнике вообще смотреть 70 цифровых каналов, вот это нам впаривают, вернее не нам, а президенту. Ну, еще подарите 2-х почтовых голубей, ну, вот, сигнальные тамтамы подарите. Представляете? Прилетает президент куда-нибудь на экономический форум, за ним приземляются 2 тамтама с реактивными двигателями. «Ой, а это что?» - «А это российский президент» - «А это что с ним?» - «А это его ГЛОНАСС».

То есть вот эта вот техника времен Куликовской битвы... Поразительно. Вот смотрите, что в России происходит (я сейчас к этому вернусь), все-таки, Россия проснулась. Ребята не могут остановиться. У Васьки уже только один способ жизни – кушать.

Собственно, возвращаюсь к нескольким главным темам недели. Главная тема недели – это, все-таки, то, что Россия проснулась и в России появилась политическая оппозиция. Пока, естественно, она не в парламенте, она на улице, но оппозиция всегда или в парламенте, или на улице. И вот очень интересно, как всю эту технологию забалтывания того, что происходит, потому что я с изумлением слышу, что нам нужен диалог с оппозицией, вот оппозиция идет, не идет на диалог. И, вот, оказывается, Акунина пригласили на вручение Путиным премии журналистам, он не пришел – это он не готов к диалогу и вообще грузин.

Так вот по поводу диалога. Простите, но диалог власти с избирателями называется «выборы». Выборы – это и есть диалог. Все остальное как то общественная палатка, 4-часовые телемарафоны, торжественные жертвоприношения на алтарях земли и неба диалогом не являются, являются фуфлом. Народ принимает участие в управлении либо в форме выборов, либо в форме восстаний. Митинги – это такая сублимация восстания, вроде как спорт-сублимация войны. Диалогов в нормальных демократических странах не бывает. Вот, победил на выборах Обама, потом появляется Tea Party. Обама же не говорит «Давайте вступим в диалог с Tea Party». Зачем? Вот, выборы будут – будет и диалог. Демократы же не говорят «Давайте вступим в диалог с республиканцами».

Теперь организация митинга 4 февраля. С организацией – все нормально. Не стоит преувеличивать степень бардака. Есть 3 структуры, которые образовались, есть, собственно, оргкомитет митинга, куда вошла масса самого разного народа – Акунин, Парфенов, Романова, Чирикова, Пархоменко, Рыжков, Немцов, Навальный. Эти люди, кто-то из них, кстати, номинально занимается чисто техническим аспектом – чтобы разрешение было и сортиры стояли. У всех этих людей с коэффициентом интеллекта все в порядке. С задачей на уровне «где сортир?» они справятся. Если, значит, кто-то типа лимоновцев пишет, что «вот, продадут, предадут, разрешат шествие не от Октябрьской, а, там, Пупябрьской...» Ну, пойдет оно от Октябрьской или Пупябрьской, это не имеет ни малейшего значения. Имеет значение только одно – сколько людей придет. Даже разрешение не имеет сейчас значения, потому что 100 тысяч человек эти крысы не трогают. Мы имеем дело не со львами, а с крысами. Вот, лев – он нападает на травоядных в одиночку. А крысы на превосходящие силы противника, даже если противник травоядный, не нападают.

Опять же, если там вот лимоновцы «Вот, предадут, запретят митингующим брать Кремль»... Вот, как-то я не видела, чтобы митингующие хотели брать Кремль, по крайней мере, пока их не станет миллион. Вот, выйдет миллион – возьмут Кремль и не заметят. А пока, все-таки, настроение такое, что люди, которые выходят на митинги, хотят, чтобы Путина не было, но машины бы при этом не горели и витрины не били. Даже не Путина не было – чтобы были выборы. Машины будут гореть все равно, потому что нельзя сделать яичницу, не разбив яиц. Но очень важно, на мой взгляд, чтобы эти машины, если они загорятся, загорелись по вине власти, а никак не по вине митингующих. Так что, вот, «Ах, предатели, заболтали технические моменты, не дали народу взять Кремль» - это, знаете, это как жаловаться, что Манчестер Юнайтед, Спартак собрались на футбол, и вы знаете, из-за предательства судей, из-за технического вот этого регламента они просто голы друг другу забивали. А вот если бы не предательство, так спартаковцы бы этот Манчестер Юнайтед из автомата Калашникова покрошили.

Ну, в общем, знаете, если бы речь шла об автомате Калашникова, это называлось бы по-другому – это был бы другой вид спорта и, там, команды вышли бы на поле не в том составе.

Так вот, возвращаясь ко всяким оргкомитетам. Есть оргкомитет митинга 4 февраля на предмет подвоза сортиров, есть Лига избирателей Акунина-Парфенова – это организация не политиков, просто за честные выборы. И есть третья организация, гражданское это движение, такой Ноев ковчег, в который вошло там всякой твари по паре, от отмороженной демшизы до отмороженных националистов. Ну вот они смотрят, чтобы их партии были представлены на митинге. А самое главное, что в этом первичном бульоне сами собой создаются белковые цепочки избирателей любой длины и сложности. Вот, Навальный, видимо, не очень хочет участвовать в Оргкомитете – вот у него задача там подготовить 20 тысяч наблюдателей, которые будут следить за нарушениями на выборах. Я думаю, что подготовит. И это никак не будет мешать деятельности никаких других организаций, потому что это не дом, который выстроен по единому плану – вот, стенку не здесь возвели, все, дом обвалится. это такой лес. Вот, каждый человек может стать деревом в этом лесу, но вот здесь растет дуб, а здесь акация. Вот, с какого момента дерево становится лесом? Ну, вот это трудно сказать, но этот процесс начался и это не Химкинский лес, это Дернамский лес. Это не моя фраза, фраза Димы Быкова, совершенно гениальная.

Диалог? Ну, понимаете, да, вот мы видим представление власти о диалоге – вот, Путин встречается с фанатами, кстати, теми самыми, которые его освистали, и говорит: «Пиво на стадионы верну, и Аэрофлот и Трансаэро не обеднеют, если бесплатно предоставят самолеты российским болельщикам Евро-2012». Причем, трогательный диалог. Видите, посвистели люди и после этого их будут возить бесплатно. Причем, заметьте, не за счет Путина и даже там не за счет Роснефти – за счет Трансаэро, частной компании. Это мне напоминает совершенно замечательную историю, которую я читала в каких-то средневековых арабских хрониках испанских, но арабских. Там, значит, местный какой-то эмир диктует писцу письмо и вдруг говорит: «Слушай, писец, тебе денег не хочется? Ты тут не бедный?» Писец говорит: «Да-да, конечно, о, щедрый эмир, я очень хочу, денег мне недостает». И эмир говорит: «Ну вот сделай приписку адресату этого письма, что ты это письмо напишешь, ты отнесешь и, значит, адресат этого письма пусть тебе еще там выдаст тысячу динаров». Ну, такая благотворительность за чужой счет – не я, халиф выдам, а, вот, адресат. Трансаэро. Ну и, конечно, очень точный объект благотворительности футбольные болельщики. Если вы не знаете, это, конечно, самая обездоленная часть населения – ну куда там всяким пенсионерам?

А, да, совершенно замечательная история, которая случилась на этой неделе, когда на телеканале Би-Би-Си признались, что камень таки английский точно был. То есть оказалось, что сливной бачок Мамонтов был прав, а мы все, идиоты – нет. Ну, надо сказать, я некоторое время назад это стала подозревать, потому что, помню, года 2 назад мне мой приятель Аркадий Островский, шеф-редактор бюро «Экономиста» в России. Я там тоже чего-то писала по поводу камня, очень смеялась, что, дескать, вот, какой же дурак использует камень, когда можно использовать WiFi? Аркадий говорит: «Нет, слушай, Юль, там с камнем, говорят наши, было не все чисто». Вот, поскольку я к Островскому прислушиваюсь, я тогда очень удивилась, но заподозрила, что таки да.

Но это что значит? Это значит, что спецслужбы – идиоты во все мире. Потому что обратите внимание, с точки зрения целесообразности использование камня для передачи данных – это такой наглый пилеж бабла. Потому что любой WiFi, любой BlueTooth делает то же самое, причем, без улик. Вот это то же самое, что полоний. Вот, почему Литвиненко отравили полонием? Потому что, знаете, если трубой по голове в подъезде дать, это, значит, один человек получит звездочки, а если полонием, это целая операция, звездочек будет много. Вот, английский камень – это «ихний» полоний.

Причем, не первый раз это происходит. Вот, вспомним замечательную историю с Игорем Сутягиным. Значит, Надя Лок и Шон Кид, неопознанные субъекты пропавшие, то ли английские, то ли американские встречались с товарищем Сутягиным каждые 2 месяца за границей в разных гостиницах, платили ему за гостиницу, он приезжал поговорить с ними в гостинице за то, что он – внимание, это он сам говорит – дословно на ответ на вопрос о неакустических средствах обнаружения подводных лодок дословно им цитировал раскавыченную книгу Карецкого «Основная операция». Вот, ребятам бабло не жалко было палить?

Еще смешнее история была (вернее, не была, слава богу) с Пашей Фельгенгауэром. Рассказал ее Ричард Томлинсон, Паша об этой истории не знал. Ричард Томлинсон, вы помните, тот сотрудник английской разведки, который вытащил скелеты из шкафа, за что его потом страшно преследовали. Значит, что было? Был молодой военный журналист начала 90-х годов Паша Фельгенгауэр, подавал большие надежды. Английская разведка, по словам Томлинсона, положила на него глаз и решила организовать такое, фейковое новостное агентство, которое, якобы, будет покупать у Паши статьи, но, на самом деле, печатать их не будет, а потом все больше и больше будет его в это втягивать и, в конце концов, завербует.

И, вот, они создали это агентство, заказали Паше статью, сказали, что разместят ее по всей Европе, заплатили какие-то 500 фунтов. Паша, конечно, им написал статью. Потом они, потирая руки, заказывают вторую статью, а Паша и говорит: «А где напечатанная первая?» Ну, собственно, даже была не естественная гигиеническая реакция, а просто нормальная реакция журналиста: «Да, я – журналист, я хочу, чтобы мои статьи печатались. А где напечатанная первая?» Ну и все это сдохло. А почему я вспомнила насчет неэффективности очковтирательства? Что когда Томлинсон рассказал эту историю, то выяснилось, что тот чувак, через которого они Фельгенгауэру передавали деньги, получил 5 тысяч фунтов, а не 500 как Фельгенгауэр. То есть, вот, во всем мире закрытости этих организаций способствует исключительно неэффективная трата денег. И самое поразительное в английском камне – ну, ребята, способами в электронный век... Тот же самый древний летающий мобильник, честно говоря. Не у нас, оказывается, они летают. У нас – древний летающий мобильник Ту-214СР, а у них – английский камень. Баш на баш.

К сожалению, должна сказать, что, все-таки, наши круче. Из чего я это заключаю? Заключаю из заявления господина УФСБ по республике Коми, руководителя Александра Калашникова, который на расширенной коллегии МВД РФ по республике Коми 18 января заявил. что деятельность правозащитной организации «Мемориал» инспирируется из-за рубежа и направлена на изменение политического строя России. Ну и так далее.

Что я сразу увидела, когда вспомнила эту новость? Что в республике Коми дело №1 на протяжении последних нескольких лет, и, собственно, это даже не преступление, это теракт по степени массовости – это поджог магазина Пассаж в 2005 году, когда сгорело 25 человек живьем. И, вот, сейчас там проходит процесс, на котором судят предполагаемого организатора поджога, авторитетного бизнесмена Фарида Махмудова. И, вот, собственно, я думаю, что самое главное в республике Коми ФСБ навести порядок в своих рядах и почистить свои задницы, потому что... Вот, хочется спросить господина Калашникова: «А, вот, ваш предшественник Пиюков на посту главы УФСБ республики заступался за господина Махмудова, письма писал президенту о том, что того невинного оклеветали. Значит, либо Махмудова невинно оклеветали и вы должны за него тоже вступаться, либо вы должны разбираться с господином Пиюковым, начальником УФСБ по республике».

Еще там был его подчиненный Жойкин, начальник УФСБ по Ухте, который сначала написал записку о том, что Пассаж подожгла дагестанская преступная группировка, а потом устроился замом на завод, одним из соучредителей которого являлся Махмудов. А еще там был господин Орлов, подчиненный Жойкина, у которого жена работала у Махмудова завхозом. А потом был еще там такой товарищ Тырин. Между прочим, когда прокурора Чекалина, который заявлял о фальсификации в деле и который был большой кореш с Махмудовым, как и многие другие правоохранители, вот когда его судили, господин Чекалин пытался построить свою защиту не без оснований на том, что он заступался за Махмудова не потому, что был кореш Махмудова, а по просьбе ФСБ. И он это доказывал. Он говорил: «Вот, знаете, вот накануне моего выступления на суде про фальсификации, вот, я 200 с чем-то секунд говорил с сотрудником Тыриным. Я так правильно понимаю, что все вот эти товарищи – они гордость и надежда ФСБ, и так и будут продолжать бороться с экстремизмом и терроризмом? Потому что из материалов судов, которые я читала, у меня сложилось впечатление, что свидетелей, десятков свидетелей, которые отказались от своих показаний на первом суде и сказали «Ах, мы ничего не видели», что их запугивали не только бандиты, но и сотрудники ФСБ. Например, милиционера, опознавшего поджигателей, вызывали в ФСБ – это зафиксировано в суде – где с ним разговаривал его начальник Бурцев, и потом этого милиционера ушли с работы. А там был мальчик свидетель, маленький мальчик Кислов, молодой там, 16-ти или 17-летний парнишка, который был приятелем одного из поджигателей. И вот он сначала, когда с ним беседовали, сказал «Да нет, мой приятель рассказывал мне, что он видел как горит Пассаж, что он был тому свидетелем и что он был там в это время и что видел, как мужик дергал решетки джипом». А потом этого мальчика Кислова вызвали в ФСБ и там с ним беседовали, и после этого он сказал: «Ой, я ничего не помню». Это у господина Калашникова не вызывает вопросов? Там, между прочим, преступников в разгар первого суда, который кончился оправдательным приговором, там ключевой был момент, когда вдруг процесс прервали и притащили их в Москву, привезли в специальном самолете и там им устроили детектор лжи. И, знаете, какие замечательные были вопросы на этом детекторе лжи? Там вот эти Пулялин и Корыстелев, поджигатели – они врали следствию все время, они даже объясняли, почему они врут, потому что они надеялись, что если что пойдет не так, не по договоренности, то соскочить. И, вот, они там разъясняли следствию, что то они говорили, что поджигали полтора литра горючего, то они говорили, что 10 литров, то они говорили, что «мы так бежали», то они говорили «тут бежали», то они говорили «мы бросили одежду», то они говорили «мы ее сожгли». Специально, чтобы запутать. И, вот, на детекторе лжи их спрашивают: «Ребята, а вы лгали следствию?» Они говорят: «Да». «Знаете, - говорит эксперт ФСБ, - вот они сами говорят, что они лгали следствию, значит, они не виноваты». Вот, я правильно понимаю, что после оправдательного приговора поджигателям все вот эти люди, включая сотрудников ФСБ, совершенно случайно обзавелись джипами вместе? Что генерал Пиюков, правильно я понимаю, обзавелся домиком после оправдательного приговора? Это проверяли? Это вот слухи или это проверяли? И самое важное, разобраться с организацией «Мемориал». Я вообще очень долго думала, я буду возвращаться к этой истории с поджогом Пассажа, потому что, на мой взгляд, в ней выясняется одна очень любопытная черта российского правосудия, которая называется так: «Пособник после факта совершения преступления». Вот, на мой взгляд, надо вводить в России, возможно, после победы демократии такую статью, потому что существующие статьи Уголовного кодекса, статья 32-я про соучастие, статья 33-я про соучастие, статья 316-я Укрывательство преступлений, они не покрывают масштаба совершаемого, они не покрывают ситуации, при которой у нас пособниками совершения преступления становятся очень часто люди не до совершения преступления, а после. И очень часто это оказываются правоохранители. То есть люди, которые уже знают, что преступник совершил преступление, по какой-то причине начинают все переворачивать с ног на голову.

У меня остается буквально минута до новостей, и, собственно, я хотела поговорить в эту минуту, если я успею, о катастрофе в Коста Конкордия (это вот итальянская, которая перевернулась) и сравнить ее с нашей буровой платформой Кольской, которая затонула, и к вопросу о пособниках после факта совершения преступления. Вот, Конкордия – жуткая трагедия и жуткая глупость. И капитан виноват на 100%. Но посмотрите, все исследуют, все расследуют и все мгновенно становится ясно. Например, никто не может сказать, что капитан был на судне, когда тут же предъявляют запись о том, что он с судна сбежал и береговая охрана его пыталась вернуть. Что же касается наших, то к вопросу о пособниках после совершения преступления. А дело не в том... Систему характеризует не ошибка – систему характеризует реакция на ошибку, и в данном случае полное отсутствие какого-либо расследования. И самое безумное вранье людей, которые виноваты в трагедии, обсуждается наравне с правдой. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю.ЛАТЫНИНА: Добрый вечер опять, Юлия Латынина, «Код доступа». И как я обещала на прошлой неделе поговорить о политзаключенной Таисии Осиповой – это та самая активистка-лимоновка, которая в 2003 году отхлестала букетом по щекам смоленского губернатора Маслова, за что ей большое человеческое спасибо. И с тех пор, естественно, находилась под неусыпным наблюдением Центра «Э». Осиповой дали 10 лет за найденные у нее при обыске 9 граммов героина (у нас, все-таки, столько за 9 кг не дают). Понятыми при обыске были нашистки Семинистова и Шерстнева, дело о наркотиках вел тот самый опер, который занимался Осиповой с 2003 года. Защита утверждала, что наркотики Осиповой подкинули. И, вот, собственно, первое, что я услышала, когда поднялся такой шум вокруг дела Осиповой, это ознакомиться, ну, хотя бы с обвинительным заключением и приговором. К сожалению, оказалось, что сделать это исключительно трудно – вот есть сайт в защиту Таисии Осиповой Спасем.орг, там висят номера счетов, на которые надо переводить деньги, причем и в евро, и в долларах, и в рублях. Там, значит, висит форма письма, которое неравнодушным гражданам надо заполнить и отослать в прокуратуру. Тут же прилагается образец, там есть заявление очень уважаемых мною людей, включая Чириковой, Шевчука, Навального, Немцова в поддержку Осиповой. Там есть кучи каких-то хеппинингов, рассказ про Архангельскую агитбригаду «Другой России», которая требует свободы Таисии Осиповой, там про митинги всякие у Соловецкого камня, выставка рисунков из суда над Таисией Осиповой, там, граффити на Петербургских мостовых «Свободу Таисии Осиповой». А, вот, заключения и приговора на сайте нет. То есть нам предлагалось составить представление о деле исключительно со слов защитников. Это очень скверный признак, к сожалению, потому что каждый раз, когда я прошу адвоката дело, а он мне отвечает «Знаете, ребят, мы сейчас сами вам все расскажем», это означает, что дело нечисто. Так как причиной интереса Центра «Э» к Осиповой, очевидно, являлся тот самый злосчастный букет, которым она отхлестала Маслова, никакого желания общаться со смоленскими операми, их нашистским охвостьем у меня не было, я вот написала ребятам с просьбой прислать приговор, была довольно настырна, у меня почти 2 недели заняли переговоры, но, в конце концов, Сергей Фомченков прислал мне обвинительное заключение и приговор.

И, собственно, мы их должны выложить на сайте «Эха Москвы», чтобы каждый мог сам составить хотя бы предварительное мнение о том, кто больше врет, защита или обвинение. Потому что у нас, знаете, вот так: если пишет оппозиционер, то он пишет «Нет, конечно, Осипова не торговала», а вот если верный путинец, то он пишет «Конечно, торговала». И, вот, как-то вот меня поражает, что вопрос о том, что торговала Осипова или нет, зависит не от политических пристрастий блогера, а от фактов. Вот, как-то это дело никого не посещает. И меня очень настораживает тот факт, что, ребята, понимаете, ведь совершенно нет никакой проблемы, никак не компрометирует оппозиционное движение, если кто-то из представителей «Другой России», даже не кто-то, а, там, бывшая, уже отошедшая начала колоться и приторговывать. Нету в этом никакой крамолы – все бывает. Но если все начинают орать только потому, что она когда-то отхлестала букетом по лицу Маслова, что раз она отхлестала, значит, она не может колоться и торговать, и вообще слуги кровавого режима только могут ее тащить в тюрьму, то вот это очень плохая ситуация, потому что, ну, ребят, ну, чем же вы тогда отличаетесь от Путина, который тоже защищает своих только потому, что они свои?

Так вот несколько впечатлений от приговора и обвинительного заключения. Первое, на что я наткнулась в обвинительном приговоре, что у Осиповой опийная наркомания 2-й стадии, дома у нее живет наркоман Андрей Мандрик, вовсе не ее муж Фомченков, который живет в Москве. Вот, не очень красивая картина для защиты. Второе. В обвинительном заключении сказано, что Таисия Осипова приобретала героин для сбыта, цитирую, у неустановленного следствием лица в неустановленном месте. Такой вопрос: а что вообще установило следствие? Ну, там, год следили за Осиповой, чтобы узнать, кому она продает наркотики. А, значит, у кого она покупает, они так и не смогли выяснить, Пинкертоны несчастные. Жирная, больная гепатитами, там, со следами уколов на вену – это все они пишут в обвинительном заключении. Это она что, Мата Хари? Джеймс Бонд? Ну, там вот... Кстати, моя гипотеза заключается в том, что Осиповой продавал милицейский агент, и не захотели палить своего.

Читаю дальше. 4 эпизода сбыта. Значит, трижды 27 октября, 16 ноября и 23 ноября Осипова продает засекреченной по имени Тимченкова свидетельнице героин. Процесс происходит так. Тимченкова подходит к калитке дома, Осипова выходит к ней, идет обратно в дом, выносит ей героин. Все это видят, согласно протоколам, опер Смолин и вот эти 2 нашистки, Семинистова и Шерстнева. Защита начинает говорить: «Но почему же все это не сняли на видео?» Я, вот... Мне этот вопрос кажется резонным, я ничего не понимаю, как обыватель я об этом сужу: «Да, - думаю, - почему же, действительно, не сняли на видео? У нас сейчас на мобильник можно...» «Синие ведерки» все снимают на мобильники. Тут-то почему менты не сняли на видео, если все так было хорошо видно?

Я звоню Жене Ройзману, говорю: «Жень, вот, вы когда делаете контрольную закупку, вы часто снимаете ее на видео?» И Женя мне говорит, что «ты знаешь, это снимается очень редко, потому что, как правило, никто не берет на себя ответственность, продавец может увидеть камеру, все сорвется. Ну, то есть все не так просто. Вот, с одной стороны, на мой взгляд, дело политическое, не рядовое, вот эти вот орлы из Центра «Э» могли бы и снять. Но вот когда нам защита говорит, что раз нет видео, значит, ничего не было, ну, это, вот, нечестно.

Дальше у меня возникает вопрос: а на хрен вот эта свидетельница засекречена? Это тоже бывает, опять же, тот же Ройзман мне объяснил, что в делах по наркоторговле часто засекречивают свидетелей, потому что фактически это наркоманы, которым дают колоться. Ну, опять же там, ребята, дело громкое, политическое. Ну, вот, какой смысл засекречивать человека, который трижды покупал у Осиповой героин? Она что, не вспомнит, кому она продавала?

Читаю дальше. Есть детализация. Выясняется, что Тимченкова, которая, на самом деле, видимо, вот эта Ходорченкова, действительно, звонила Осиповой перед тем, как зайти к ней домой. И Осипова ее знает, она говорит, что «да, вот это наркоманка» (хорошая знакомая). А звонила она с целью сообщить, что ее заставляют устроить против Таисии провокацию. Ну, знаете, это бред, потому что если Осипову предупреждали, она там могла поднять шум до небес.

Там, читаю дальше. Прослушки. 4 фрагмента прослушки представлены суду. Цитирую: «Помочь сегодня им за денежку что-то в количестве 4-х, 2 пузыречка желательно, они по 0,5». Значит, как защита объясняет эти разговоры? Никак. Вместо этого... Нам разговоры не цитируют вообще, а сообщают, что Осипову, какой ужас, кто бы мог подумать, прослушивали в рамках экстремистской деятельности. Ну и чего? Что? Услышав про 2 пузыречка, опера должны были сказать «Эй-эй! Это про пузыречки – это не про Лимонова, это нам не интересно». Двигаем дальше.

Далее совершенно потрясающий момент. Пленки отдают экспертам. Эксперты говорят: «Ну да, тут разговаривают с женщиной по имени Тася. Но она так мало произносит слов, что невозможно идентифицировать, это Осипова или нет». Ну, казалось бы, к операм: «Ребята, предоставьте все записи. Вот, если там кроме пузыречков ругают Путина, ну, мы переживем». А опера отвечают: «Нет, мы не можем предоставить разговоры – это гостайна». Нет, ребята, это не гостайна, это госзадница.

Читаю дальше. Утверждает защита, что вот эти нашистки – стукачки-понятые. Согласно предоставленным телефонной компанией биллингами, в момент контрольных закупок находились не возле дома Осиповой. Смотрю приговор и обнаруживаю, что это не так. Тимченкова закупалась 27 октября в 22:40, и вот в это время согласно биллингам понятые находились там же, где дом Осиповой. А, вот,16 ноября госпожа Шерстнева по биллингам находилась возле дома Осиповой где-то с 19:15 до 20:20, а другая нашистка Семинистова с 19:55 до 20:32. То есть они живут совсем в другом месте, они, действительно, были тем вечером возле места, где живет Осипова, но, вот, в обвинительном заключении указано время контрольной закупки 9 часов вечера, и Семинистова была в это время в другом месте.

То есть, извините, товарищи адвокаты, вы мне утверждали неоднократно, что биллинги показали, что нашисток в месте контрольных закупок не было. А биллинги как раз показывают, что да, таки были. Но, вот, дубы менты в одном из протоколов на 15-20 минут, полчаса неверно указали время контрольной закупки.

Дальше читаю обвинительное заключение и вижу, что опер, некий Савченков – сказано в нем – узнал, что Осипова получает денежные переводы, на которые она должна устраивать акции против режима, а вместо этого на это покупает наркотики. И тут я прихожу в сильное недоумение, потому что я ловлю защиту за руку на вранье, потому что защита и господин Фомченков неоднократно писали в блогах, что, цитирую, «Таисия по версии ЦПЭ, якобы, не просто торгует, а на вырученные от торговли деньги финансирует экстремистов вместе со мной». В общем, опер Савченков, хотя и сукин сын, он гораздо более простую мысль высказывал, потому что, переводя то, что там написано, на русский язык, он заявляет следующее: «Вот эта баба получала деньги от мужа, который с ней больше не жил, на них ширялась, ну и подторговывала».

Вот, собственно, теперь у меня вопрос к обеим сторонам этого дела. Первый к операм, которых я по итогам произошедшего не иначе чем как идиотами не могу назвать. Собственно, я бы хотела употребить непечатное слово, но, все-таки, у нас радио. То есть у нас есть некий Центр «Э», который не спускает глаз с Осиповой с 2003 года. Вот, предположим, он узнал, что она начала ширяться. Ура! Сейчас мы тут обмоем звездочки! Они могут что-то взять кроме, я не знаю, собственной жены и то с трудом. Дело политическое, они проваливают его, вот, в рамках собственной же логики по полной программе, они заполняют от фонаря время протоколов, они подкладывают в дело липовую характеристику участкового. Они, оказывается, не способны снять процесс закупки наркотиков.

Да ребята, извините, даже если все, что вы тут мне написали в обвинительном заключении, правда, я имею полное право сказать, что это вранье, потому что это вы делали на коленке в сортире. Потому что все сомнения трактуются в форме обвиняемого.

Далее второй вопрос. Это уже как раз к господину Фомченкову, мужу Таисии Осиповой, потому что нам пишут, что вся эта история была затеяна, объясняют, цитирую, чтобы выманить его в Смоленск и сорвать процесс регистрации «Другой России». Вот это что? Нас совсем за идиотов принимают? Что значит «выманить в Смоленск»? Фомченков что, с женой в Смоленске не жил, только переводил деньги? Тогда вопрос: «Какой смысл вытаскивать его в Смоленск через жену-наркоманку, в доме которой, как я понимаю, на момент обыска жил никакой не Фомченков, а наркоман Мандрик?» А если он ее не бросил, так чего его выманивать в Смоленск? Стоит ли производить спецоперацию, чтобы выманивать Юлию Латынину на «Эхо Москвы»? И вообще там Фомченкова нельзя было взять в Москве? У нас кровавая рука Москвы действует только в Смоленске? Нету других способов у гэбни сорвать регистрацию партии как подбросить смоленские наркотики женщине, которая там то ли является, то ли уже не совсем является женой, в общем, малоизвестного активиста. То есть Навальному не подбрасывают, Немцову не подбрасывают. Разговоры, правда, слушают. Удальцову даже не подбрасывают. Нашелся один человек, который, оказывается, является главным ключевым борцом с режимом. Вот это страдающая наркоманией, ожирением и гепатитом Таисия Осипова, на нее бросили все силы.

Значит, соответственно, 2 объяснения того, что я прочла в обвинительном заключении в переговоре. Там, одна заключается в том, что смоленские опера – это, вот, знаете, просто круче, чем Скайнет из фильма «Матрица». Там, сконструировали параллельную реальность, подбросили наркотики, подделали свидетелей, привезли их телефоны на место составления протоколов, но тут протоколы пометили не тем временем. Другая заключается в том, что Смоленские опера со своей квалификацией ниже плинтуса прослушивали нацболку, обнаружили, что она подсела на героин, ну, радостно потирали руки, провалили все, что можно было провалить. Вот, кто за какую гипотезу?.. Еще раз повторяю, я не долго, не очень глубоко изучала дело, поэтому пусть люди читают приговор и решают сами. Вот я могу только одно сказать: прочтите сначала приговор. Потому что каждый, кто выносит свое суждение по этому делу на основании одних лишь слов защиты, ничем кроме знака не отличается от нашиста, которому на озере Селигер выносит мозги педофюрер.

И еще парочка историй, о которых я хотела рассказать. Собственно, одна из новостей, которые я хотела прокомментировать еще на прошлой неделе, случилась в Бурятии в селе Жемчуг, когда там приехали туда заезжие бандиты и постреляли местных жителей, 3 десятка человек устроили перестрелку, после чего местные жители стали кричать, что «вот тут у нас вторая Сагра, нас убивают безнаказанно», а Следственный комитет, который, боюсь, что в данном случае был больше прав, чем местные жители, сказал: «Ну, вы знаете, это просто бандитские разборки – они тут все хороши».

Вот, Следственный комитет вообще сам понял, что сказал? Мы живем в стране под названием Россия, государстве или мы живем в Италии времен Лангобартов? 3 десятка человек приехали и разбирались на улицах села, кому принадлежит село.

И, собственно, почему я к этой новости возвращаюсь? Потому что еще парочка новостей была такого же рода за это время. 18 января в Саранске взорвали человека, предположительно покушались на замдиректора Орловского филиала ТГК Вячеслава Сафонкина. А за 2 дня до этого расстреляли в Иваново главу местного УФАС Александра Боровкова (он выжил). Я, конечно, понимаю, что сейчас у нас основное – политика. Но, вот, я смотрю эти новости подряд – Бурятия, Саранск, Иваново – и я балдею, потому что есть некоторые вещи, которые объединяют эти новости, это полное отсутствие государства. То есть, вот, не знаю, хороши или плохи те чиновники или менеджер в данном случае Сафонкин, в которого стреляли. Но я о том, что вот их стали стрелять с той же безнаказанностью, с которой раньше только простых граждан давили те же самые чиновники.

Это же совершенно невероятная история. Вот. представьте себе, что там где-нибудь в США подряд шли новости, что вы знаете, вот здесь в городе была стрельба... Не в школе какой-то дебил устроил, а 3 десятка человек разбирались из стволов, кому принадлежит город. А вот здесь убили высокопоставленного чиновника, а вот здесь подстрелили главу администрации. То есть это, вот, та степень распада государства, которая свидетельствует о том, что государства нет. Потому что, ну, кто там будет раскрывать эти покушения? Никто – все заняты делом: кто-то крышует ларек, кто-то торгует наркотой. Вот, раньше некому было раскрывать убийства простых граждан, теперь им некогда вообще. Ну, вот, там я не знаю, если министра убьют, то, конечно, кто-то там почешется, встанет с печки, поднимут 2,5 оставшихся профи, окажется, что убили за 300 долларов, потому что у нас теперь всех убивают за 300 долларов. В России убивают по демпинговым ценам, и те люди, которые убивают за 300 долларов, они вообще там не подозревали, что убийство вообще расследуется.

Напоминаются цифры Владимира Овчинского, хотя бы приблизительные. Минимум 40 трупов криминальных на 100 тысяч населения, это при том, что в Европе такой криминальный труп один, а в США – 4. А в Англии XVIII века, когда, напомню, полиции не было в Англии и когда люди реально убивали друг друга из-за куска хлеба, потому что нищета значила совершенно другое, так вот в Лондоне конца XVIII века 52 трупа на 100 тысяч. У нас почти лондонский уровень. Причем, эта абсолютная безнаказанность – она связана ровно с тем, что в прессу попадают случайные исключения. Вот, была Сагра – на нее нашелся Ройзман. А так...

Ну, вот, маленькая история, которая не попадает в прессу, которую я просто совсем недавно слышала от приятельницы. Поскольку я слышала от приятельницы не как журналист, то я ее просто не буду рассказывать с названиями имен. Ну, эта история типичная. У женщины чуть не изнасиловали дочь в провинциальном городе, ну, собственно, в Липецке. Не изнасиловали причем. Она оказалась дотошная. То есть ее схватили на лестнице, били головой о ступеньку, разбили голову, но в этот момент вышел сосед с собакой и насильники убежали. А поскольку женщина оказалась дотошная, то она пошла заявлять в милицию. Ей в милиции говорят: «Ну, не изнасиловали же. Зачем заводить уголовное дело?» Она оказалась дотошная, дело завели. Естественно, никого не искали, но она быстро нашла... Поскольку дочь видела насильника сама, там, сосед тоже видел, то быстро насильника нашли сами – это оказался там сын какого-то мента. Естественно, после этого начался полный конец обеда, менты, следователи стали говорить ей в лицо «Слушайте, ну кто же вашу дочку?.. Ваша дочка ж такая красивая, ну как же ее не изнасиловать?» или, там, «Зачем тебе это надо?» Там начались всякие звонки, и самое главное, что мне было страшно от этого рассказа, ощущение полной беззащитности. Ощущение того, что, вот, у человека в жизни произошло горе, дочку побили, чуть не изнасиловали. Государство тебя должно защищать. А вместо этого ты еще и оказываешься виноватым. Тебе с точки зрения правоохранителей больше всех надо. Ты – простой человек, не имеешь шанса ни на что.

И, собственно, почему я рассказываю эту историю? Потому что женщина, в конце концов, уехала. Она уехала не только поэтому. Более того, там насильника-то посадили, потому что он уже за это сидел, потому что у нас колеса правосудия – они крутятся, и, вот, человек попал в эти колеса правосудия, он из них не выберется. Но она поняла, что она не будет в безопасности после этой посадки, потому что он освободится, потому что у него есть там близкие менты и так далее, и так далее.

И вот это такое ощущение, что государства нет. Вот, вместо государства, которое обязано защищать жизнь и безопасность граждан, есть некое другое образование, которое гонит нефть за границу, производит эти древние летающие мобильники. Ну, вот, у него есть полная атрофия правоохранительного мускула и она не может обеспечить, чтобы на улицах не велись перестрелки.

И, собственно, это очень важная вещь, к которой я подвожу. Потому что если на улицы выйдет там 1 миллион или полмиллиона, или даже 200 тысяч человек, вот это образование, не являющееся государством, окажется точно так же бессильно.

Недолго у меня осталось времени, 3 минуты, и, собственно, тогда просто продолжая эту же самую тему про новообразования, я вам хочу обратить внимание на то, какие люди стали в России подключаться к протестному движению. То есть посмотрите, допустим, кто входит в Лигу избирателей. В Лигу избирателей не входят профессиональные политики, в Лигу избирателей, например, входят Яна Яковлева, Ольга Романова, Женя Чирикова. Обратите внимание, что Чирикова – никакой не политик, менеджер, но у нее была проблема: там, рядом с местом, где она купила дом, стали строить дорогу, причем, без документов и без закона первоначально. И, вот, первоначально Чириковой казалось, что у нас есть государство, это очень простая проблема, против Путина Чирикова ничего не имела. Тут выяснилось, что а) дорогу строит господин Ротенберг, б) в принципе, вот это государство, которое не есть государство, считает неправильным прогибаться перед общественным мнением. То есть если какое-то общественное мнение требует прекратить строительство дороги, то дорогу обязательно надо строить. А если при этом там в Химках еще избивают журналистов, дают активистам по голове, то это, опять-таки, не повод прогнуться и уволить мэра Стрельченко.

Случай второй, Ольга Романова. Ну, журналист, не оппозиционер. У Ольги есть муж, а муж работал на сенатора Слуцкера. А бывший сенатор Слуцкер у нас, как известно, знаток Кабалы и вообще мышеях, Спаситель. И враги этого мышеяха все время получают по заслугам – то их убьют как генерала КГБ вместе с молодой женой, то просто посадят как бывшего партнера Слуцкера Сафаряна или бывшего же младшего партнера Слуцкера Козлова.

Ну, согласитесь, это совершенно правильное состояние дел, чтобы рука господа, там не важно, в лице следователя Следственного комитета или, там, неизвестных киллеров карала врагов мышеяха, а сам он преуспевал. И у Ольги Романовой или ее мужа не было проблем с нашим двуглавым орлом – у них были проблемы с сенатором Слуцкером. Но оказалось, что двуглавый орел и мышеях прекрасно понимают друг друга. И Ольге Романовой пришлось бороться с государством.

Это, собственно, я еще дальше поговорю про случай Яны Яковлевой на следующей неделе, но идея понятна. Что, вот, одни уезжают в эмиграцию, когда оказывается, что государства нет. А другие начинают бороться, причем заметим, преимущественно женщины. И парадокс в том, что это государство само, вернее, в отличие от государства это антигосударство само плодит антитела непрофессиональных политиков, которые его уничтожают. всего лучшего, до встречи через неделю.

ЭХО Москвы