Германия 12 сентября была избрана непостоянным членом Совета безопасности ООН сроком на два года. Из первых официальных заявлений стало понятно, что ФРГ и в этом качестве продолжит добиваться реформы Совбеза ООН. Ключевой момент реформы - увеличение числа постоянных членов Совета Безопасности; проще говоря - стран, имеющих право вето.
Сторонники реформы Совбеза ООН уверены: реформа необходима, чтобы привести состав "руководящих органов" ООН в соответствие с реальной расстановкой политических сил в мире. Однако насколько возможна реформа ООН в нынешних внешнеполитических условиях? Об этом - главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" Федор Лукьянов.
– О необходимости реформирования Совета безопасности ООН, расширении его и изменении самой процедуры (то есть либо лишение нынешних стран – постоянных членов Совбеза права вето, либо, наоборот, расширение права вето на другие страны) говорят давно, с 90-х годов. Именно тогда исчезла та международная система, в которой практически всю свою историю до этого функционировала Организация Объединенных Наций. Постепенно становилось понятно, что нужны какие-то перемены. А в 2000-е годы –особенно после войны в Ираке, когда ООН оказалась просто отброшена в сторону американской администрацией и была не способна повлиять на принятие решений – разговоры о реформе стали очень активными.
При этом никаких шансов на проведение такой реформы нет по нескольким причинам. Прежде всего, реформа Совета Безопасности, расширение числа постоянных членов и какие-то манипуляции с правом вето возможно только в том случае, если на это согласятся нынешние постоянные члены – так называемая пятерка: США, Китай, Франция, Англия и Россия.
– Кто из них не допустит расширения прежде всего?
– Никто не допустит. Всех пять стран, которые обладают привилегиями, эти привилегии терять не хотят. Стран, которые добровольно отказываются от каких-то особых преимуществ перед другими, не бывает вообще. Это первое.
Второе заключается в том, что совершенно непонятны критерии. Допустим, будет принято решение о расширении числа постоянных членов. На какой основе, кто должен там быть – и кто их делегирует, кто их выбирает?
– Уровень экономики, участия страны во внешнеполитической жизни – возможные критерии?
– Критериев возможно очень много, только по каждому критерию у вас будут разные страны. По критерию участия, например, в миротворческих организациях ООН лидирующие позиции будут занимать Индия и Бангладеш. По критерию экономической мощи – совершенно очевидно, что Германия и Япония должны быть там. По критерию представительности от регионов там обязательно должен быть кто-то от Африки... В Африке даже была попытка прийти к консенсусному решению в рамках Африканского союза – о том, кто должен представлять континент в случае реформы Совета Безопасности. Ни к какому соглашению прийти не удалось. Страны, претендовавшие на то, чтобы выражать "общеафриканское" мнение – ЮАР, Египет, Нигерия, Кения и другие – не способны друг с другом договориться: в конце концов, кто-то должен уступить, то есть признать, что какая-то другая страна имеет больше прав на это.
То же самое происходит и в других частях мира. Например, Европа, которая, кажется, как бы едина. На самом деле, весь развивающийся мир говорит о том, что Европа чрезмерно представлена в Совете Безопасности – там и Великобритания и Франция. "Если это должна быть Европа, пусть будет представитель Евросоюза, который представляет Европу на постоянной основе", – говорят сторонники этой точки зрения. Но в ООН не фигурируют организации – там только страны. И ни Франция, ни Великобритания, естественно, не готовы отказаться от этой уникальной возможности. А дальнейшее расширение в пользу Европы (например, пополнение постоянных членов Совбеза ООН в виде Германии) будет только усиливать европейское присутствие, – при том, что экономическая и политическая роль Европы в мире одновременно снижается.
Да, Германия считается бесспорным претендентом по целому ряду положений: европейский донор, страна, которая активно очень занимается всякой благотворительностью и так далее. Но, например, когда в 2004-2005 году была попытка сформировать так называемую четверку реальных претендентов на постоянное членство в Совбезе – Германия, Индия, Япония и Бразилия, – в Европе стеной встала, например, Италия. Которая сказала: "А почему Германия? Почему не мы, почему именно они должны быть?" В Азии как только появилась Япония, Китай – как постоянный член Совбеза и одна из важнейших стран – сказал: "Нет, Японии там не будет". То есть, это абсолютно невозможно. Никакой реформы Совета Безопасности не будет ни сейчас, ни потом – по всем вышеперечисленным причинам. Безусловно, Германия как временный член Совбеза будет ставить эту тему, и все ее будут поднимать, – но это не более чем политические разговоры. Я более чем уверен, что сдвигов не будет.
– С другой стороны, была "большая семерка". Потом она стала "большой восьмеркой". А затем появилась "большая двадцатка", и многие вопросы мировой повестки дня начали куда с большей охотой обсуждаться там. А предшествующие саммитам G20 встречи в формате G8 стали своего рода разминкой для выяснения позиций наиболее крупных игроков.
– ООН и упомянутые - совершенно разные вещи. Потому что и "большая восьмерка", и "большая двадцатка" - это объединения неформальные, не обладающие никакой формальной легитимностью.
– Тем не менее, аналогия возможна?
– Нет, невозможна. ООН – что бы с ней ни происходило и как бы к ней ни относились – остается за отсутствием какой-либо другой организации единственным высшим мировым органом, обладающим правом принимать решения; в том числе – и о применении силы. Это не дискуссия вообще, это в принципе огромная власть. И поэтому в данном случае никаких произвольных решений быть не может. Властью никто никогда не делится, а если и делится, то только под давлением. ООН в нынешней конфигурации Совета Безопасности – следствие итогов Второй мировой войны. Любая легитимирующая международная система всегда возникает как следствие какого-то крупного конфликта. "Холодная война" была уникальна: она не кончилась настоящим конфликтом, поэтому легитимирующая международная система зависла. Она институционально осталась как раньше, а ситуация изменилась. А оснований, на которых можно было бы пересмотреть итоги войны, нету – они очень текучие, что ли… Поэтому я думаю, что с Советом Безопасности ничего не изменится, а будут предприниматься попытки изобретать всякие замены – та же "двадцатка". Но, как мы видим, они тоже очень недолговечны. Вот "двадцатка" - ее пик прошел в 2008-2009 году, когда была просто острая фаза кризиса, и все очень беспокоились...
– И надо было договариваться в более оперативном порядке, чем это позволяет ООНовская бюрократия?
– Да дело даже не в этом. В ООН очень широкая повестка дня, Совет Безопасности вообще экономикой не занимается; а "двадцатка" – это прежде всего про экономику. А самое главное - это был терапевтический эффект. Настолько всем было страшно – "сейчас все рухнет!" – что сам факт того, что собрались 20 самых главных стран мира и о чем-то говорят, произвел очень благотворное влияние на мировую "психику". Все кризисы во многом содержат элемент истерики; благодаря G20, истерика улеглась. Дальше никаких решений о новом мировом экономическом порядке "двадцатка" не примет. Потому что она, прежде всего, не имеет полномочий. А самое главное, – когда прошла острая фаза кризиса, выяснилось, что интересы каждой страны, в общем-то, отдельны, и каждый развивается по-своему.
Так что ООН заменить невозможно ничем – но и добиться, чтобы она в новых условиях функционировала так, как должна, тоже невозможно. До тех пор, пока мы не будем иметь какой-то серьезный сдвиг, в самом неприятном крайнем случае – военного характера, либо, по крайней мере, какой-то шок, который затронет интересы всех, ничего с Советом Безопасности сделать невозможно.
Сторонники реформы Совбеза ООН уверены: реформа необходима, чтобы привести состав "руководящих органов" ООН в соответствие с реальной расстановкой политических сил в мире. Однако насколько возможна реформа ООН в нынешних внешнеполитических условиях? Об этом - главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" Федор Лукьянов.
– О необходимости реформирования Совета безопасности ООН, расширении его и изменении самой процедуры (то есть либо лишение нынешних стран – постоянных членов Совбеза права вето, либо, наоборот, расширение права вето на другие страны) говорят давно, с 90-х годов. Именно тогда исчезла та международная система, в которой практически всю свою историю до этого функционировала Организация Объединенных Наций. Постепенно становилось понятно, что нужны какие-то перемены. А в 2000-е годы –особенно после войны в Ираке, когда ООН оказалась просто отброшена в сторону американской администрацией и была не способна повлиять на принятие решений – разговоры о реформе стали очень активными.
При этом никаких шансов на проведение такой реформы нет по нескольким причинам. Прежде всего, реформа Совета Безопасности, расширение числа постоянных членов и какие-то манипуляции с правом вето возможно только в том случае, если на это согласятся нынешние постоянные члены – так называемая пятерка: США, Китай, Франция, Англия и Россия.
– Кто из них не допустит расширения прежде всего?
– Никто не допустит. Всех пять стран, которые обладают привилегиями, эти привилегии терять не хотят. Стран, которые добровольно отказываются от каких-то особых преимуществ перед другими, не бывает вообще. Это первое.
Второе заключается в том, что совершенно непонятны критерии. Допустим, будет принято решение о расширении числа постоянных членов. На какой основе, кто должен там быть – и кто их делегирует, кто их выбирает?
– Уровень экономики, участия страны во внешнеполитической жизни – возможные критерии?
– Критериев возможно очень много, только по каждому критерию у вас будут разные страны. По критерию участия, например, в миротворческих организациях ООН лидирующие позиции будут занимать Индия и Бангладеш. По критерию экономической мощи – совершенно очевидно, что Германия и Япония должны быть там. По критерию представительности от регионов там обязательно должен быть кто-то от Африки... В Африке даже была попытка прийти к консенсусному решению в рамках Африканского союза – о том, кто должен представлять континент в случае реформы Совета Безопасности. Ни к какому соглашению прийти не удалось. Страны, претендовавшие на то, чтобы выражать "общеафриканское" мнение – ЮАР, Египет, Нигерия, Кения и другие – не способны друг с другом договориться: в конце концов, кто-то должен уступить, то есть признать, что какая-то другая страна имеет больше прав на это.
То же самое происходит и в других частях мира. Например, Европа, которая, кажется, как бы едина. На самом деле, весь развивающийся мир говорит о том, что Европа чрезмерно представлена в Совете Безопасности – там и Великобритания и Франция. "Если это должна быть Европа, пусть будет представитель Евросоюза, который представляет Европу на постоянной основе", – говорят сторонники этой точки зрения. Но в ООН не фигурируют организации – там только страны. И ни Франция, ни Великобритания, естественно, не готовы отказаться от этой уникальной возможности. А дальнейшее расширение в пользу Европы (например, пополнение постоянных членов Совбеза ООН в виде Германии) будет только усиливать европейское присутствие, – при том, что экономическая и политическая роль Европы в мире одновременно снижается.
Да, Германия считается бесспорным претендентом по целому ряду положений: европейский донор, страна, которая активно очень занимается всякой благотворительностью и так далее. Но, например, когда в 2004-2005 году была попытка сформировать так называемую четверку реальных претендентов на постоянное членство в Совбезе – Германия, Индия, Япония и Бразилия, – в Европе стеной встала, например, Италия. Которая сказала: "А почему Германия? Почему не мы, почему именно они должны быть?" В Азии как только появилась Япония, Китай – как постоянный член Совбеза и одна из важнейших стран – сказал: "Нет, Японии там не будет". То есть, это абсолютно невозможно. Никакой реформы Совета Безопасности не будет ни сейчас, ни потом – по всем вышеперечисленным причинам. Безусловно, Германия как временный член Совбеза будет ставить эту тему, и все ее будут поднимать, – но это не более чем политические разговоры. Я более чем уверен, что сдвигов не будет.
– С другой стороны, была "большая семерка". Потом она стала "большой восьмеркой". А затем появилась "большая двадцатка", и многие вопросы мировой повестки дня начали куда с большей охотой обсуждаться там. А предшествующие саммитам G20 встречи в формате G8 стали своего рода разминкой для выяснения позиций наиболее крупных игроков.
– ООН и упомянутые - совершенно разные вещи. Потому что и "большая восьмерка", и "большая двадцатка" - это объединения неформальные, не обладающие никакой формальной легитимностью.
– Тем не менее, аналогия возможна?
– Нет, невозможна. ООН – что бы с ней ни происходило и как бы к ней ни относились – остается за отсутствием какой-либо другой организации единственным высшим мировым органом, обладающим правом принимать решения; в том числе – и о применении силы. Это не дискуссия вообще, это в принципе огромная власть. И поэтому в данном случае никаких произвольных решений быть не может. Властью никто никогда не делится, а если и делится, то только под давлением. ООН в нынешней конфигурации Совета Безопасности – следствие итогов Второй мировой войны. Любая легитимирующая международная система всегда возникает как следствие какого-то крупного конфликта. "Холодная война" была уникальна: она не кончилась настоящим конфликтом, поэтому легитимирующая международная система зависла. Она институционально осталась как раньше, а ситуация изменилась. А оснований, на которых можно было бы пересмотреть итоги войны, нету – они очень текучие, что ли… Поэтому я думаю, что с Советом Безопасности ничего не изменится, а будут предприниматься попытки изобретать всякие замены – та же "двадцатка". Но, как мы видим, они тоже очень недолговечны. Вот "двадцатка" - ее пик прошел в 2008-2009 году, когда была просто острая фаза кризиса, и все очень беспокоились...
– И надо было договариваться в более оперативном порядке, чем это позволяет ООНовская бюрократия?
– Да дело даже не в этом. В ООН очень широкая повестка дня, Совет Безопасности вообще экономикой не занимается; а "двадцатка" – это прежде всего про экономику. А самое главное - это был терапевтический эффект. Настолько всем было страшно – "сейчас все рухнет!" – что сам факт того, что собрались 20 самых главных стран мира и о чем-то говорят, произвел очень благотворное влияние на мировую "психику". Все кризисы во многом содержат элемент истерики; благодаря G20, истерика улеглась. Дальше никаких решений о новом мировом экономическом порядке "двадцатка" не примет. Потому что она, прежде всего, не имеет полномочий. А самое главное, – когда прошла острая фаза кризиса, выяснилось, что интересы каждой страны, в общем-то, отдельны, и каждый развивается по-своему.
Так что ООН заменить невозможно ничем – но и добиться, чтобы она в новых условиях функционировала так, как должна, тоже невозможно. До тех пор, пока мы не будем иметь какой-то серьезный сдвиг, в самом неприятном крайнем случае – военного характера, либо, по крайней мере, какой-то шок, который затронет интересы всех, ничего с Советом Безопасности сделать невозможно.
Юрий Васильев
Комментарии (0)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
