Три источника и три составные части русского апокалипсиса

У каждой культуры свои мифы. Свои фобии. Свои приемы самообмана. Среди наиболее важных русских мифов — миф о демократии, который одновременно является источником страха и самообольщения. Так как озвучивает социальные фобии не толпа, а интеллектуалы, то можно рассмотреть довольно типичное восприятие этого мифа у популярного публициста Леонида Радзиховского, некоторое время назад, еще до Лужкова, заявившего в ответ на оправдание присяжными подозреваемых в покушении на Чубайса, что это и есть истинный глас народа и одновременно репетиция той самой демократии, к которой столь опрометчиво призывают прекраснодушные либералы. Мол, верни сейчас Путин отобранную десять лет назад свободу, в том числе выборы, к власти в России пришли бы не воры и коррупционеры из числа бывшей советской номенклатуры, а русские нацисты.

То есть дай демократию простому русскому человеку, он выберет то, что ему по душе, а по душе ему современная версия самых оголтелых черносотенцев и ксенофобов, отчего возникает спазматическая реакция шапку в руки, детей подмышку и драпать из этой страны куда глаза глядят при первых признаках выборов. Иначе говоря, демократия есть момент истины или лакмусовая бумажка, проявляющая латентную неполноценность русского общества, ее цивилизационное отставание, ее неумение построить социально устойчивое пространство, наподобие того, что существует в большинстве цивилизованных стран. То есть демократия — это что-то вроде ящика Пандоры.

Однако на самом деле демократия совсем не похожа на русский миф о ней, что уже несколько веков не дает покоя русской культуре. Ибо реальная демократия — это вовсе даже не полное освобождение от всех оков, не воля в традиционном анархистском русском понимании, а система невероятно жестких и суровых правил, жесткость и суровость которых вполне, да простят меня Джон Локк и Обама, сопоставима с суровостью и непреклонностью тоталитарных режимов. Без показной кровожадности, но и без каких-либо отступлений от неизбежности наказания за нарушение законов, даже самых что ни есть периферийных.

Откройте страницы происшествий американской прессы, и вы убедитесь, что в стране, которая является для многих олицетворением демократии, за пренебрежение любым законом может последовать самое фантастическое наказание. Я уж не говорю о разных курьезах, типа запрещения в некоторых штатах тех или иных любовных поз, за исключением миссионерской. Без дураков, вот характерная история. Некоторое время назад известный игрок национальной баскетбольной ассоциации ночью переходил дорогу. Шел он, кажется, из бара к парковке и нес в пластиковом стаканчике что-то, потом оказавшееся алкоголем. Чем именно — полувыдохшимся пивом или остатком сладкого коктейля, не запомнил. Из-за угла выруливает полицейская машина. Звезду НБА забирают в участок, все идет своим чередом, и, для краткости, переходим сразу к наказанию. Баскетболист заработал полгода тюрьмы, огромный штраф, был отчислен из команды, так как уже просто не мог быть после этого игроком именитого клуба (ибо какой пример он может показать остальным, в том числе молодежи?). За пятьдесят грамм выдохшегося напитка, которые он не выпил, а вынес в публичное пространство, нарушив один из федеральных законов.

Вот это и называется демократий. Демократия вам — это не лобио кушать. Потому что демократия — это мелкое-мелкое жесткое-жесткое сито с крючками, зазубринами и колючками, которые обдирают до крови все, что не умещается в дырочки законов. Поэтому не надо бояться, что переход от авторитаризма к демократии может обернуться какой-то безумной вольницей, какой-то мракобесной вакханалией ксенофобов и русских нацистов с их идеями, на самом деле инициированными властью (начиная, кстати, с Горбачева) для создания страшилок для интеллигенции. Ничего подобного, если, конечно, на политической сцене России, так или иначе, появится не русский миф о демократии, а реальная демократия в американском или европейском варианте. Эта вам не авторитаризм, когда жестокость законов корректируется их неисполнением — демократию на кривой козе русских социальных практик не объедешь.

Но давайте представим себе совсем плохой случай. Что, по причинам всех понятных исторических традиций (ибо народовластие есть изначально добровольное согласие по поводу тех или иных социальных правил), демократия, которая окажется на месте путинско-медведевского персоналистско-авторитарного режима, будет более походить не на реальную демократию, а на ее русский мифологический субститут. Или, иначе говоря, дырки в сите окажутся не дырками, а дырами и провалами, а крючки и колючки будут поставлены совсем не там, где надо, а где совсем даже не надо. То есть опять же русская анархическая вольница, только из чувства национальной неполноценности называемая по-западному демократией. И сквозь эти дыры на политическую сцену вылезут черносотенные и жестокие Степаны Разины и Емели Пугачевы под флагами святого Михаила Архангела с радостными лозунгами типа «Бей жидов — спасай Россию!».

Насколько реально установление нацистского режима типа гитлеровского, когда сначала в серии погромов будут частично уничтожены, а затем интернированы все эти еврейско-кавказские русофобы, чтобы лозунг «Россия для русских» воссиял наконец в чистом и сине-голубом русском небе? Да шансов на это практически нет. Ведь нам только кажется порой, что у российского социального пространства нет ни законов, ни тормозов, ни границ, выход за которые чреват еще большими потерями. Россия, благодаря глобализации, как бы к ней ни относиться, множеством артерий, сосудов и вен соединена с мировым сообществом, причем намного прочнее, чем это иногда в отчаянье кажется. И нарушать основные человеческие нормы в нацистском экстазе даже русской анархистской вольнице никто не позволит.

Более того, мы имеем опыт прихода националистов к власти. Будь это Австрия, где вполне демократическим путем в правительстве оказался ультраправый блок Йорга Хайдера, или в той же Италии, ибо что такое «Вперед, Италия!» Берлускони, как не современные националисты. Или во Франции, изгоняющей цыган. Каждый раз крайне националистическому электорату обещаются тотальные гонения на незаконных эмигрантов, на этих безумных исламистов, понаехавших из Азии и Африки, но в результате дело чаще всего ограничивается вполне конституционными баталиями по поводу той или иной статьи эмиграционного законодательства.

Если же кому-то националисты Австрии или Италии кажутся слишком цивилизованными для скифов с раскосыми и жадными очами, можно посмотреть на страну, где националистические идеи воплощены в конституции и, несмотря на многолетнюю критику правозащитников, регулируют социальную и политическую жизнь. Я имею в виду Израиль, в котором власть, от возникновения государства до сегодняшнего дня, последовательно переходила от левых к крайне правым, избираемым все более правеющим населением. Страна, которая так и называется демократическим еврейским государством и где неевреи официально лишены ряда важных прав, что, конечно, ужас, но — имея в виду нашу тему — все-таки не ужас-ужас. То есть, да, ксенофобия и исламофобия, но до окончательного решения палестинского вопроса дело не дошло и не дойдет, как бы этого ни хотелось совсем оголтелым фанатикам из числа наших бывших соотечественников. Ибо давление общественного мнения заставляет даже самых правых у власти в Тель-Авиве быть в меру цивилизованными правыми.

Я это к тому, что помимо мифа о демократии существуют мифы о тотальной ксенофобии русского общества, о влиянии на него самых оголтелых и жестоковыйных националистов, что вполне работает в плане мифологизации политики, но всегда оказывается иным, будучи воплощенным в реальности. Ни демократия, вполне жесткая социальная система, ни реально популярная сегодня в России националистическая идеология, не чреваты апокалипсисом хотя бы потому, что сам апокалипсис — не что иное, как религиозный миф. Да и для попытки устроить нечто вроде апокалипсиса нужна огромная злая энергия, большой такой сгусток, типа атомного взрыва, но как раз энергии, в том числе социальной, больше всего не хватает сегодня российскому социуму. В конце концов, демократия — это не фейерверк, не экстаз, не безотчетного неба игра, а рутинный социальный опыт, который рано или поздно воплощается в определенных социальных правилах общежития. И Россия здесь, как, впрочем, и в других своих проявлениях, не уникальна.

МИХАИЛ БЕРГ

Источник