«Дай Бог, чтобы мы увиделись вечером». Жительница Шебекина — о том, как город переживает последствия самого сильного обстрела с начала войны

Ночная эвакуация

— Сильные обстрелы Шебекина начались в ночь с 30 на 31 мая. Тогда многие собрали тревожные чемоданчики, а кто-то уже уехал.

[В среду] 31 мая все вышли на работу, как в обычный день, но мысленно уже сидели на чемоданах. Были слухи, что эта ночь [на 1 июня] будет еще хуже. Вечером после работы я приехала домой, у меня уже были собраны вещи и документы. Мы легли спать в одежде.

В три часа ночи начались выстрелы — сильнее, чем в предыдущую ночь. Я разбудила детей и мужа, и мы выехали в сторону Белгорода ровно в пять утра. На обочинах стояло много машин: люди начали выезжать еще раньше. Кто-то качал детей, кто-то выгуливал кошек и собак, кто-то пил кофе и разговаривал. Мы заехали на заправку, залили полный бак. Поехали к родственникам в поселок Разумное Белгородского района.

1 июня я была здесь [в Разумном], но вечером мы с мужем решили поехать посмотреть, что за атмосфера в Шебекине. У нас там в пригороде остались родители. Их нужно было забрать.

В течение десяти минут мы проехали по городу. Картина была ужасная. Горели квартиры и здание администрации, окна кафе были разбиты, в них телепались шторы. Мы увидели разбитый магазин канцтоваров: на земле лежали книжные полки, тетради и ручки. По улицам ходила компашка парней, похоже, в алкогольном опьянении. Среди них были двое наших знакомых. Не знаю, выносили ли они что-то из квартир.

Мы услышали два громких взрыва, развернулись и поехали за родителями. Забрали их, выехали из города. Ночь на 2 июня прошла довольно спокойно, губернатор это подтвердил. Поэтому мы проснулись и решили снова поехать в Шебекино.

Город

— Все официальные дороги в Шебекино перекрыты. Мы поехали объездными путями, с трудом въехали в город. Встретили три поста с военными. На всех у нас проверяли документы и багажник.

Приехали в город, оставили родителей — у них частный дом и свое хозяйство. Решили заехать в центр и посмотреть, что происходит. И вчера вечером, и сегодня [2 июня] в первой половине дня вылеты [со стороны Украины] были с интервалом в две-три минуты. Были вылеты и с нашей стороны — мы уже научились различать, откуда летит снаряд.

Первое впечатление от города: очень много столбов дыма из разных точек. Я работаю заведующей нескольких аптек, мне было важно посмотреть их целостность и сохранность товара. Быстро проехали по всем моим точкам, посмотрели — все цело.

Здание полиции, в которое попал снаряд, дымилось. Дворец культуры посечен. Много выбитых окон. Как сказал губернатор, подсчеты [разрушений] вести и вести.

Пустые детские площадки. Когда мимо них проезжаешь, очень красивых, но пустых, — слезы наворачиваются.

Связи в городе нет, как общаться с родителями, мы не придумали. Единственный способ — выезжать за город на холм, откуда ловят белгородские вышки.

По улицам бегали собаки. Бездомные, брошенные — не знаю. Все магазины закрыты, света нет. В самом городе стоит ужасный запах гари, я даже не знаю, чем дышат люди, которые там сейчас остаются. Как и накануне вечером, пока мы ехали по городу, начались выстрелы.

На выезде из Шебекина мы увидели огромный столб черного дыма. Тут же, на выезде, стоит наш дом. Нас увидела соседка, попросила позвонить ее сыну, сказать, что с ней все хорошо. Я предложила лучше отвезти ее в Белгород. Она собралась за десять минут, забрала продукты из морозилки. Во время эвакуации она не успела выехать — ходит с костылем, до автобуса не дошла, ее никто не забрал, а потом связь пропала.

У меня в планах снова поехать в Шебекино, посмотреть, что там происходит. Переживаю и за дом, и за родителей, и за работу. Я человек по жизни позитивный, но то, что было последние два дня, — не совсем радует.

Ездить [в Шебекино] очень страшно, к этому невозможно привыкнуть: выстрелы, столбы дыма. Муж забирал свою бабушку около шести утра 1 июня. У него прямо перед машиной упал снаряд. Машину немного подтолкнуло, и он выехал. Видимых повреждений нет. Страшно, конечно. Но когда внутри адреналин, стресс — не знаю, что это за эмоции, — об этом не думаешь.

Люди

— Вечером 1 июня мы увиделись с соседом Григорием. Он сам вывозил жителей из города: ехал, видел людей с рюкзаками и чемоданами, предлагал помощь. Помогать надо было очень многим, чаты разрывались от количества просьб об эвакуации родственников, бабушек, лежачих больных.

Очень много просьб от тех, кто выехал: «Пожалуйста, отвяжите собаку, покормите кота». Люди в стрессе и панике выезжали, а сейчас начали беспокоиться о своем хозяйстве и животных, потому что обратно, к сожалению, вернуться нельзя. Моих родителей из пригорода мы планируем забрать, это вопрос времени.

Пока в городе нет воды. Люди набрали заранее бутылки, кто-то берет воду из реки, чтобы хозяйство покормить. Для нормальной жизни там сейчас возможности нет.

На улицах встречаются в основном пожилые люди. Мимо нас проходила бабушка с костыликом, мужчина проехал на электросамокате. Мы видели компанию нетрезвых людей — можно отличить обычного человека от человека с бутылкой пива, который смотрит, что ему где взять. Молодежи нет вообще. Две-три машины мы тоже встретили. Очень много военных на улицах, причем на гражданских машинах: то ли местность осматривают, то ли охраняют объекты. Но за всем, наверное, не уследишь. Еще видели пару бронированных машин: то ли это глава округа, то ли военные.

Когда я приехала домой [2 июня], соседка кормила свою живность. Мы с ней никогда, наверное, и не здоровались. А тут — поздоровались, спросили, как дела друг у друга, как дети, кто куда кого вывез, какие планы на будущее. Мы попрощались, сказали друг другу: «Дай Бог, чтобы мы увиделись вечером, завтра и через неделю».

Страхи и надежды

— Я думаю, риск мародерства велик. Страшно даже то, что мародерствовать могут те, от кого не ожидаешь. Возможно, даже приличные люди захотят что-то вынести. Я забрала из дома золото — на всякий случай.

Пока мы живем у сестры. Сейчас нет представления о том, какой будет наша жизнь и жизнь детей. Ложась спать, не понимаем, что будет завтра. Мы просыпаемся, живы, дети накормлены — все.

За два дня мне поступило огромное количество сообщений о помощи — даже не от друзей. От одногруппников и одноклассников, с которыми мы не общались по десять лет. Мне сейчас 30 лет, и я думаю, что жизнь прожита не зря, раз такое огромное количество людей предлагает помощь.

Люди сплотились, много общаются. Не только я, но и многие другие ведут себя так. Даже по общению слышу, что ни у кого нет негатива.

Но мне кажется, так только в Белгородской области, потому что в соцсетях много сообщений о том, что в других регионах сейчас завышают цены на квартиры, наживаются на таких, как мы, на горе людей. Но в нашей области родители мужа, например, сняли дом за смешную цену. Многие знакомые говорят, что сняли квартиры и дома за символическую плату. Человечность не скажу, что зашкаливает, но впечатляет.

Я думаю, теперь наконец-то вся страна узнала о Шебекине.

Причем не за прошедшие два дня, а еще раньше, когда по федеральным каналам начали выходить хотя бы минутные, а не секундные эфиры. До этого было ужасно, когда к нам приезжали люди из других областей и спрашивали, как нам сейчас живется в России. То есть они были уверены, что наш город — это Украина. Это было обидно и даже в какой-то степени оскорбительно. А сейчас о нас узнали, появилась какая-то вера в будущее.

Среди моих знакомых нет тех, кто уехал и не хотел бы обратно. Все хотят вернуться в наш маленький красивый городок, вернуть нашу прежнюю жизнь.

Что должно случиться, чтобы настала прежняя жизнь, я не знаю. Нас не оставили, нет, помощь есть. Но, наверное, помощь нужна от вышестоящего руководства — и все.