«Хотели демократии, но снова вырулили куда-то не туда». Участники событий августа 1991 года — о том, почему путч закончился не тем, чего от него ожидали

«Победа демократии в августе 1991 года придала людям уверенности»

Юрий Богомолов, сопредседатель рязанского отделения ПАРНАС (в 1991 году работал журналистом-международником):

— Услышал 19 августа по радио, что в Москве произошла попытка переворота, и отправился на площадь Ленина. Подумал, что уже ничего не может повернуться вспять, это немыслимо. На площади уже было человек сто или чуть больше. Я не слышал громких призывов или заявлений, но люди вели себя взволнованно. Они явно симпатизировали новой власти и осуждали тех, кто ее захватил. Все понимали, что прежняя система правления закончилась, Союз развалился по экономическим причинам.

Люди будто не верили в то, что происходит. Они говорили, что наш президент — Борис Ельцин, а председатель Горсовета — Валерий Рюмин, который был доверенным лицом Ельцина на выборах. И никого другого не надо. Захват власти — это беззаконие, люди были против беззакония. Было томительное ожидание чего-то… Сейчас это кажется удивительным, но в те дни на площади не было милиции, оцепления, никого не разгоняли.

После ареста участников ГКЧП стало понятно, что в обществе есть запрос именно на демократический курс развития. И тогда все понимали, что это единственно правильный путь, но потом мы снова вырулили куда-то не туда.

Григорий Кольцов, внештатный корреспондент рязанского бюро «Новой газеты» (в 1991 году работал на заводе):

— Первой мыслью было: надо помогать Борису Ельцину! Неужели я напрасно был наблюдателем на выборах, внимательно следил за тем, чтобы не было подтасовок? И всю смену разговаривал с людьми о том, что мы должны поддержать демократию. Потом сделал небольшой плакат, на котором был нарисован автомат и надпись «Хунта, берегись!». Какое-то время после смены стоял с ним возле Горсовета.

Люди не боялись находиться на площади, давать комментарии тележурналистам. Победа демократии в августе 1991 года придала им уверенности.

Ельцин тогда был гарантом новой жизни и в какой-то мере стабильности. Я испытал большой эмоциональный подъем: несколько полулегальных газет стало возможно продавать легально, и я пошел продавать их в электричках. Вырос мой доход: за неделю торговли в электричках я мог заработать столько же, сколько за месяц на заводе. И мой заработок был показателем интереса людей к политическим событиям, к новостям региона. Что показательно: не было милиции, но не было и ничего противозаконного. Никто не брал в руки оружие, мы лишь раздавали листовки и агитировали людей на словах. В те дни было очень заметно единение народа. Возможно, нам еще предстоит узнать, что на самом деле произошло накануне нового, 2000-го года, когда власть перешла к Путину. Но тогда, в 1991-м, представить такое было невозможно.

«Скоро эти коммунисты стали чиновниками новой власти»

Валерий Ижицкий, первый секретарь костромского обкома КПРФ (в 1991 году — первый секретарь костромского горкома КПСС):

— Я предложил провести либо митинг, либо собрание в поддержку ГКЧП, но Торопов меня остановил: «Ничего не надо, там армия, КГБ, без нас справятся. Сиди тихо, будут указания, я тебе сообщу». Мы провели заседание бюро горкома, на котором поддержали сохранение СССР и потребовали созыва съезда. Меня очень беспокоило огромное количество людей, которые выступали против ГКЧП в Москве. Но в Костроме с 19 по 21 августа массовых выступлений не было. 22 августа стало понятно, что ГКЧП потерпел поражение. 23 августа, когда Ельцин издал указ о приостановке деятельности КПСС, мы напечатали много листовок, в которых призвали людей собраться на митинг в поддержку компартии.

Расклеили их по городу, но когда вечером пришли на площадь, там было всего два десятка человек, которые нас поддержали. Одобрявших указ Ельцина было на порядок больше, они начали освистывать и шельмовать нас.

27 августа в Ленинском обкоме мы собрали партийный актив из тех, кто был готов собраться. Из секретарей были только двое, включая первого секретаря обкома, который был сломлен и деморализован, остальные исчезли, как утренний туман. Так как деятельность партии была приостановлена, мы решили создать Союз коммунистов Костромской области, мне поручили его возглавить.

Владимир Козлов, член правления региональной общественной организации «Марий Ушем» в Марий Эл (в 1991 году - организатор и активист марийского молодёжного движения «У Вий»):

— Слово «путч» мне не понравилось, меня не порадовали солдаты на улицах, перспектива гражданской войны. Но я одобрил намерение членов ГКЧП сохранить СССР, который разрушался на глазах, считал пагубной политику Горбачёва и Ельцина. Можно сказать, соблюдал тогда нейтралитет. Среди руководства Марийской автономной советской социалистической республики (так тогда называлась Марий Эл) были разные мнения, но публично до ареста членов ГКЧП все молчали, надеясь предугадать развитие событий, что-то выгадать для себя и потопить аппаратных конкурентов. Мои соратники по марийскому национальному движению раскололись на сторонников и противников путча. Марийские «демократы» (мы тоже были демократами, но без кавычек) в те дни молчали и только после поражения путча стали громко осуждать ГКЧП. В сентябре 1991 года прошло заседание марийской ячейки КПСС, где коммунисты сдавали партбилеты с ругательствами в адрес советской власти.

И скоро эти коммунисты стали чиновниками новой власти, владельцами предприятий, стали делить государственную собственность и убивать друг друга за нее.

«Народ ждал, что новая власть даст колбасу по два рубля»

Александр Кислов, журналист из Пензы (в 1991 году - руководитель Пензенского объединения избирателей и главред газеты «Поволжье»):

—  Митинг [демократов] прошел напротив драмтеатра, на него вышли около двух тысяч человек. Трибуну устроили в кузове грузовика: туда протянули микрофон. Когда я подошел, в этом кузове мыкался председатель облисполкома Анатолий Ковлягин. Он подходил к микрофону, народ кричал: «Долой! Иди отсюда!» Он отходил, потом подходил снова, и народ опять кричал ему: «Вон отсюдова!» Но в целом Пенза вела себя спокойно и демонстрировала пассивное ожидание перемен.

Народ ждал, что новая власть даст колбасу по два [рубля] двадцать [копеек], водку и сигареты. Люди поднялись прежде всего из-за того, что нечего было жрать.

Было совершенно очевидно, что это переворот в верхах, который не имеет никакого отношения к воле народа. Я так думал еще и потому, что в феврале 1991 года участвовал в митинге против засилья КПСС на Манежной площади, куда вышло больше миллиона человек. Вот там я понял, что такое реальная народная сила, которой не могут противостоять никакие опереточные деятели. Как и сейчас, по большому счету. Ни у кого не получится силой завалить народ: ни у полиции, ни у армии.

«Некоторые думали, что в Псков должны прислать три вагона денег»

Лев Шлосберг, депутат Псковского облсобрания (в 1991 году - руководитель псковского областного реабилитационного центра «Возрождение», созданного в помощь детям с трудными судьбами и их семьям):

— Город не чувствовал позиции властей — ни партийных, ни советских. Люди, в целом, жили своей жизнью. Когда я понял, что Горбачёва либо арестовали либо убили, то надел значок с его изображением на куртку. В автобусе увидел, что люди на меня смотрят со страхом - утром ведь объявили о фактическом низложении Горбачёва. Я не был политическим сторонником Горбачёва, но был демократом и понимал, что насильственная смена власти неприемлема. Люди начали выходить на пикеты в Летнем саду. Милиция их не задерживала.

В Пскове в ночь с 19 на 20 августа жители распространяли листовки, писали плакаты и надписи на стенах. Это был момент, когда люди готовые к сопротивлению чувствовали, что от их действий что-то зависит. В ту ночь было непонятно, сколько продлится ГКЧП. 21 августа он капитулировал и внешне казалось, что это был всеобщий восторг. Внешне все осталось по-прежнему, но коммунистическую систему демонтировали. Обком и горком КПСС закрыли, технику описали в пользу государства.

Исполкомы и советы народных депутатов после ГКЧП просуществовали до октября 1993 года, пока Ельцин не разогнал эту систему. Было понятно, что страна идет к каким-то нетривиальным решениям и что сейчас будут преобразования. Но мало кто понимал, что это будет Беловежская пуща и юридическая денонсация Советского Союза (в декабре 1991 году в Беловежской пуще главы России, Украины и Беларуси подписали договор о ликвидации СССР и создании СНГ - прим. ред.). Газеты вышли под «шапкой»: «СНГ — С Новым Годом». Когда объявили о создании СНГ, то не все поняли, что это мулька и за этим нет структуры.

Игорь Савицкий, гендиректор производственного объединения NPN, экс-депутат Псковского облсобрания (в 1991 году - руководитель инженерно-внедренческого кооператива NPN):

— Эти события меня очень беспокоили, не было чувства, что мы идем к чему-то хорошему. Было ощущение, что если ГКЧП возьмет власть, то мы, скорее всего, придем к сталинским временам. Было тревожное предчувствие быстрого конца всего, что тогда рождалось в стране — предпринимательства, бизнеса и возрождения России. В регионе все стали ждать, к кому можно вписаться — за ГКЧП или за новую Россию. 

Активистов тогда не было, диссиденты только вернулись — их голоса не было слышно. Страна была на грани голода, все были очень недовольны тем, что было до Горбачёва. Люди устали от всего этого, им уже ничего не хотелось. Каждому хотелось просто иметь работу и еду, народ был истощен и возмущен до глубины души. Подавляющее большинство людей были настроены против ГКЧП, при этом они не были за развал СССР. Вся эта ситуация не появилась за один день, это был очень долгий мучительный процесс. 

Мы боялись возвращения СССР в самых страшных его проявлениях. Никаких стычек у нас не было, все были против ГКЧП, не с кем было спорить. Все были за новую власть и хотели перемен.

По большому счету, это была революция. Наиболее деятельные люди стали захватывать власть, создавать комитеты, проводить митинги, ездить в Москву и получать должности. Многие не самые плохие люди в тот момент пришли к власти на волне этого 1991 года. Это были прогрессивные люди, но без опыта. У многих в голове был кавардак, не все понимали, что будем строить, что такое капитализм, рынок. Было ощущение, что некоторые думали, что в Псков должны прислать три вагона денег, а мы на них тут все хорошо сделаем. Предприниматели тогда думали, что политикой должны заниматься политики. Это было нашим большим заблуждением.

 

Над текстом работали: Евгения Сибирцева, Евгений Малышев, Иван Журавков, Алексей Серёгин, Алексей Уханков, Екатерина Вулих.

Фото Александра Кислова: Александр Тузов. Фото Льва Шлосберга: shlosberg.ru. Фото Игоря Савицкого: sobranie.pskov.ru. Фото Юрия Богомолова: Екатерина Вулих. Фото Владимира Козлова из личного архива. Фото Григория Кольцова: Николай Потапов. Фото Валерия Ижицкого: Алексей Молоторенко.