Масштабные лесные пожары в центральных регионах России летом 2010 года спровоцировали всплеск добровольного пожарного движения. Огромное количество людей узнало о проблеме, и это сподвигло чиновников начать ее решать. Как за 10 лет изменился государственный подход к тушению лесных пожаров и как на него повлияли добровольцы, «7х7» рассказал руководитель противопожарного отдела Greenpeace России, пожарный с 20-летним стажем Григорий Куксин.
«Мы не “Лиза Алерт”»
— Сколько волонтеров пришло в движение добровольных пожарных после пожаров 2010 года?
— Их количество увеличилось. Не могу сказать, что в разы, но многие яркие, важные в этом движении люди пришли именно тогда. С кем-то из них мы познакомились на самих пожарах, с кем-то — на однодневных курсах, которые мы организовали, когда увидели, насколько массовый поток людей едет на пожары совсем без подготовки. Сейчас общая численность этого движения — в пределах двух тысяч человек. Это очень немного для такой страны, как Россия, но в отдельных регионах они играют довольно заметную роль. Если в ближайшие годы мы выйдем на численность 10 тысяч — тех, кто реально квалифицирован и участвует в этой работе, — мы здорово снизим горимость в России. Во-первых, за счет информационной работы мы уменьшим число поджигателей. Во-вторых, в пиковые моменты пожаров группы добровольцев значительно усилят государственные службы.
— Поисковое движение «Лиза Алерт» тоже появилось в 2010 году, но в него вовлечены уже десятки тысяч людей. Почему пожарных добровольцев так мало?
— У нас более высокий порог для входа. В отличие от поисковиков, мы не можем сказать людям «приезжайте в лес в своей одежде, мы вас всему на месте научим и отправим тушить». Так на пожарах не бывает. У нас огонь, дым, падающие деревья и так далее. Поэтому у нас более высокие требования к физподготовке, к специальной одежде, к обуви, к дисциплине, к пожарной тактической подготовке.
С другой стороны, есть много законодательных неопределенностей и страхов у госструктур, потому что они понимают степень риска при вовлечении добровольных пожарных.
Если на поисках людей в лесах с этими рисками еще готовы мириться, то любой руководитель тушения лесного пожара, которого спрашивают, не нужны ли ему добровольцы, тут же начинает думать, а не присядет ли он в тюрьму, если эти добровольцы пойдут не туда и получат деревом по голове.
Поэтому все волонтеры, с которыми работает Гринпис, застрахованы от несчастного случая. Плюс у нас есть добровольческие договоры, которыми, как правило, не заморачиваются поисковики. По договору волонтер обязан выполнять правила и технику безопасности на пожарах. И даже это далеко не всегда убеждает госструктуры в том, что привлекать добровольцев безопасно.
Добровольцы официальные и не очень
— Вы говорили, что в 2010 году лесная охрана была в упадке, поэтому госструктуры не смогли оперативно справиться с горением лесов и задымлением городов. Что изменилось с тех пор?
— Да, с принятием нового Лесного кодекса в 2006 году начались несколько лет абсолютного хаоса и разрушения системы охраны лесов. Лесной охраны как явления на тот момент вообще не существовало. У Авиалесоохраны не было федерального резерва, который сейчас решает очень многие проблемы. Была очень ослаблена государственная пожарная служба. Не было пожарного добровольчества как значимого явления.
С тех времен ситуация заметно улучшилась. Появились специализированные лесопожарные организации во всех субъектах РФ, было снято ненужное требование по лицензированию, устранены механизмы, по которым непрофильные организации а-ля «Рога и копыта» могли за маленькие деньги брать на себя обязанности по организации тушения лесов и фактически их не выполнять. То есть появилась гораздо более профессионально выстроенная система охраны лесов. Она пока очень малочисленна и недофинансирована примерно в 10 раз, но тем не менее она появилась. Авиалесоохрана усилилась и обзавелась федеральным резервом. Их пока тоже немного — всего около двух тысяч человек, но это довольно важные две тысячи, потому что это профессиональные пожарные десантники и парашютисты, которых можно перебрасывать из региона в регион.
— Многие из тех добровольцев, которые поехали тушить леса в 2010-м, говорят о том, что государственные службы были совершенно не готовы взаимодействовать с волонтерами, да еще в таком количестве. Сейчас этот вопрос решен?
— Первые действия в отношении волонтеров, которые государство предприняло после пожаров 2010 года, были вызваны испугом государственных структур перед этой активной организованной силой. Первые законодательные шаги были направлены на максимальное регулирование пожарного добровольчества. Государству тогда удалось продавить совершенно недееспособный и неправильный закон, скандально известный ФЗ-№100 «О добровольной пожарной охране», который фактически пытался загнать стихийное движение в определенные рамки. Он принимался с большим сопротивлением общества и сопровождался огромной показухой.
Когда закон приняли, началась массовая имитация создания добровольной пожарной охраны в стране. В добровольцы записывали самих пожарных, членов их семей, глав муниципальных образований, — в общем, всех, кто не мог отвертеться. Это были мертвые души, и это дискредитировало саму идею.
Когда мы в каком-нибудь населенном пункте спрашивали: «Как у вас тут дела с пожарным добровольчеством?», люди смеялись и говорили: «Тут всех записали в пожарные добровольцы, но на самом деле никто ничего не тушит».
До сих пор у нас на бумаге числятся от 500 до 900 тысяч добровольных пожарных, которые как будто существуют. Сейчас на уровне МЧС пытаются почистить эти списки. И постепенно в регионах все-таки формируются реальные добровольные пожарные дружины. Но вреда от этого закона было гораздо больше, чем пользы.
— Вред закона был только в дискредитации идеи или в чем-то еще?
— Он разделил добровольцев на официальных и неформальных. Теперь, чтобы создать добровольную пожарную дружину, нужно было зарегистрировать новое юридическое лицо минимум с тремя сотрудниками в штате: руководителем, водителем и бухгалтером. Как только вы создаете такую структуру, вы больше не имеете права тушить пожары за границами муниципального образования, в котором вы живете и зарегистрированы. Закон ввел огромное количество ограничений плюс оставил за бортом все организации, которые к тому моменту уже существовали в этой сфере, потому что они не вписывались в его очень узкие рамки. То есть те добровольцы, которые чуть ли не каждый день ездят в лес тушить пожары, теперь из-за отсутствия юрлица не могут называть себя добровольными пожарными и поэтому вынуждены придумывать себе другие названия вроде «добровольных лесных пожарных».
Несмотря на это, неформальное движение добровольных лесных пожарных продолжало развиваться. Со временем отряды волонтеров стали появляться во многих городах. Они все очень разные, у них нет единого центра, и это, пожалуй, хорошо — в отличие от государственной вертикали, которая встраивает в себя мертвые души.
В 2010 году общества добровольных лесных пожарных появились в центральных регионах, в основном в Москве. Но в последующие годы, видя пример, как эти отряды работают, многие регионы, сталкиваясь с проблемой лесных пожаров, давали похожий общественный ответ. В 2014 году сильное общество возникло в Забайкалье. В 2015 году после пожаров в Иркутской области появился отряд «15.08», а в Бурятии — «Добровольческий корпус Байкала».
Лесной отдел Гринписа и питерское Общество добровольных лесных пожарных взяли на себя функцию поддержки добровольческих групп. Мы прилетали, привозили немного оборудования, учили волонтеров работать на пожарах, помогали наладить контакты с органами власти. И даже если это были поздние эпизоды — когда даже привлечение добровольцев уже не могло серьезно изменить ситуацию, поскольку слишком сильно все разгорелось, — можно было познакомиться с людьми и убедить их не бросать это дело. Сейчас «Добровольческий корпус Байкала» принял эту эстафету у нас, они сами ездят по Дальнему Востоку и Сибири и оказывают такую же помощь молодым группам.
— Государство взаимодействует с этими неформальными обществами или игнорирует их?
— Неформальные группы часто возникают на волне протеста: мол, государство не справилось и люди пошли решать проблемы самостоятельно. На первых порах неизбежно возникает взаимное недоверие, потому что государство не понимает, что это за группа неизвестно кого с неизвестной подготовкой, и опасается, что это просто какое-то новое политическое движение. А общественники не доверяют государству, потому что государство все провалило. Но постепенно уровень доверия между добровольческими дружинами и государством растет. И это хорошо, потому что сами волонтеры без государства немного могут сделать. И государство без волонтеров тоже многое теряет, потому что добровольцы могут влиять на общественное мнение плюс их существование позволяет фактически бесплатно для бюджета поддерживать резерв, который очень нужен в пиковые моменты.
— Приведите примеры успешного взаимодействия государства и волонтеров.
— Самый яркий пример — это торфяные пожары. Они самые коварные, затяжные и сложные для обнаружения на ранней стадии. Как правило, они возникают весной из-за травяных палов, и если их вовремя не ликвидировать, то к лету ситуация становится неуправляемой. В 2010 году именно так и случилось: из-за горящих торфяников в Центральной России и вокруг Москвы горожане тогда несколько недель подряд дышали дымом. После этого добровольцы поставили перед собой задачу не повторять эту историю. Начиная с весны 2011 года она начинали ругаться по поводу каждого торфяного пожара, и почти каждый пожар вызывал серьезный конфликт из-за нежелания государства признавать эту проблему. Постепенно все сдвинулось именно благодаря усилиям добровольцев: они заставили государство понять, что если объединять усилия, если тушить торфяники на ранней стадии весной, то можно избежать катастроф летом, причем даже при очень жаркой погоде. Сдвиг произошел колоссальный.
С тех пор за 10 лет у нас не было ни одного серьезного эпизода с задымлением крупных населенных пунктов в Центральной России. Даже в 2020 году, несмотря на малоснежную зиму и эпидемию коронавируса, когда и госструктуры, и добровольцы были сильно ограничены в средствах и людях, тем не менее было абсолютно здоровое, нормальное, конструктивное взаимодействие. Все торфяные пожары были потушены на ранних стадиях, и это общая победа.
Другой хороший пример взаимодействия добровольцев и профессиональных пожарных структур — это Ладожские шхеры, где волонтеры тушат пожары на островах в тесной связке с Авиалесоохраной. Это очень здоровая модель, которая и должна развиваться. Есть, конечно, примеры как на Кубани, когда контакта между властями и добровольцами не получается. Но это скорее исключение, чем правило.
«Мы движемся в сторону гибридных структур»
— Сейчас добровольцы оплачивают оборудование, транспорт и питание за счет пожертвований и собственных средств. Должно ли государство, на ваш взгляд, финансово поддерживать отряды добровольных пожарных, и если да, то в какой форме?
— Оптимальный вариант, когда при максимальной встроенности в систему борьбы с пожарами волонтеры сохраняют финансовую независимость. За 10 последних лет финансирование добровольных пожарных стало более совершенным. Появились грантовые фонды, появились инструменты фандрайзинга, у многих групп появилась репутация и понимание, как расходовать эти деньги. Я считаю, что лучше всего держать баланс между разными источниками. Если у вас превалирует государственное или бизнес-финансирование, то так или иначе вы попадаете под влияние либо промышленников, которые будут ставить свои условия, либо государство сможет в любой момент прикрыть глаза на какую-нибудь составляющую проблемы. Государственные деньги лучше всего получать в виде президентских грантов, которые максимально прозрачны, а в добровольческом исполнении это очень рациональное использование средств.
Государственные средства можно было бы направлять на создание запасов оборудования — по примеру той же Германии. Там добровольцы не получают денег или льгот, но муниципалитет содержит пожарную часть с запасом оборудования и обеспечивает работу диспетчера. И это очень эффективная система: там нет ни одного профессионального пожарного, все добровольцы, и при этом они очень эффективно тушат и здания, и лесные массивы.
— Как и за чей счет учатся добровольные пожарные?
— Тут тоже все по-разному. Мы убеждены, что обучение добровольцев ни в чем не должно уступать обучению профессионалов. Огонь одинаково горит для всех, опасности и условия работы совершенно одинаковые. Здесь не может быть упрощенно подготовленных добровольцев и суровых профессионалов. Но, на мой взгляд, сейчас уровень обучения не дотягивает до желаемого и в госструктурах, и в добровольческих организациях. Повышать квалификацию в тушении лесных пожаров нужно всем.
Среди тех организаций, которые причисляют себя к добровольным лесным пожарным, мы договорились о внутренних стандартах подготовки. Лидеры добровольческих дружин проходят подготовку в государственном Институте повышения квалификации работников лесного хозяйства с получением корочек лесных пожарных и даже руководителей тушения лесных пожаров. В этом году при поддержке Агентства стратегических инициатив у нас появился видеокурс для начинающих, переиздан справочник лесного пожарного и учебные пособия по тушению торфяников. И мы знаем случаи, когда по этим добровольческим методикам готовят профессиональных лесных пожарных. Теперь этот опыт надо тиражировать, и тут важно избежать показухи и искусственного нагнетания численности. Пусть лучше это будут одна-две группы в год, но они будут без потери качества и хорошо подготовленными.
— Есть ли у вас понимание, как добровольное пожарное движение в России будет развиваться в ближайшие 10 лет? В какие формы оно трансформируется?
— К сожалению, проблема пожаров пока будет только усугубляться. Климат против нас: у нас все больше малоснежных зим, которые позволяют перезимовывать торфяным пожарам, экстремальные засухи создают условия для пожаров. Поэтому, если мы хотим, чтобы наши леса не горели, мы должны вовлечь максимальную долю общества в решение этой проблемы. Как на уровне профилактики пожаров, так и на уровне борьбы с ними. Поэтому движение добровольных лесных пожарных будет развиваться.
Если говорить о конкретных векторах развития, я почти уверен, что в России это будут так называемые гибридные структуры, в которые будут вовлечены чиновники, профессиональные пожарные, бизнес и обычные добровольцы. Для России эта модель наиболее выгодная и наиболее естественная. Эти связки будут формироваться и в виде корпоративных пожарных групп, потому что бизнесу нужны точки приложения социальной ответственности. И я надеюсь, что когда-нибудь мы отучим людей поджигать и добровольцы смогут заниматься не тушением пожаров, а их профилактикой.
В материале использованы фотографии Юлии Петренко, Марии Васильевой и Игоря Подгорного / Greenpeace